Александр Зорич - Группа эскорта
Знаете что, ребята? А ведь это звучало не так уж глупо. Да, идеалистка. Да, максималистка. Но уж точно не дура. Хоть и школьница.
Я вслушался в ее речи.
— А вместо этого безответственные личности вроде тебя выносят из Зоны чистое зло. Ты знаешь, к чему приводит накопление артефактов в большом мире?
— Да я не…
— Да ты просто из тех, кто ампутировал себе совесть! Вот ты что такое. После появления сталкерства количество младенцев с серьезными отклонениями от нормы выросло на Украине на семь процентов и ежегодно эта цифра растет. В России — на четыре процента. Ты хоть знаешь, какие эффекты рождает обычный тупой склад артефактов, если хранить их так, как их хранят? А? В Бибирево — это Москва, ты понял, бессовестная личность? — в одном из кварталов зафиксировано появление восемнадцати аномалий. Семь смертей! Множество покалеченных и до смерти напуганных людей! И в чем дело? Оказывается, кто-то из вашего брата устроил там схрон с тремя десятками артефактов…
Я засмотрелся на Арабеллу. У нее… такое лицо… если бы могла, она бы обняла весь мир и защитила его от всех напастей. Девушку могут, как она считает, пристрелить в любой момент. А она всё еще пытается переубедить нас.
Фальшивая Белла Хвостикова, ты знаешь, как ты хороша в этом своем праведном гневе? Да ты просто чудо, девочка. Маленькое пшеницеволосое чудо.
— Знаешь, что полгода назад в Новополоцке начались массовые обвальные мутации детей? А виноват еще один барыга, которому казалось, что он перехитрил всех и удрал из Зоны с хабаром целого клана… такой же, как ты, подонок! Ему, сволочи, всего-навсего захотелось спокойной жизни. Вы таких вещей знать и помнить не желаете! А чем были набиты две «грязные бомбы» во время недавнего арабского инцидента в Париже? Сто сорок восемь человек… как хлеб косой… Знаешь? Или не хочешь знать? Всего-навсего измельченные обломки безобидного артефакта…
Клещ молча взял сапог и запустил им в Арабеллу. Она сбилась, и только тогда ему удалось вставить свою реплику в ее неистовый монолог:
— Девка, я одно понял. Ты ведь не меня хотела прикончить, а его?
— Не смейте называть меня девкой! — взвилась Арабелла. — Как вы смели подумать, что я способна выстрелить в раненого? Вы убийца. Вы мерзавец, каких мало, но было бы низко и подло воспользоваться тем, что вы без сознания… А этот… субчик… он убил и ограбил Михайлова!
— Я?!
— Когда?! — вскидывается Клещ. — Михайлова?!
— Именно! — отвечает ему Арабелла, совершенно меня игнорируя. — По всей видимости, совсем недавно. Вот только сегодня он хвастался медалью, сорванной с трупа Михайлова: сувенир, мол! Я эту медаль на старой фотографии Дмитрия Дмитриевича видела и никогда ни с чем не перепутаю!
— Дура баба. Вернее, девка, — спокойно резюмирует Клеш.
— Я попросила бы вас!
— А тут и просить нечего. Михайлова я знаю хорошо. Медаль какую-то он сто лет назад в Зоне посеял. Притом последние полгода он из Москвы не вылезал, а значит, за Периметр не ходил. И еще, надо думать, месяца два-три сюда не двинет. Притом… это ж Миха. Чтоб его салажонок завалил — вот уж дудки!
Клещ презрительно скривился.
Зачем она меня так обидела? Только-только я к ней пригляделся, только-только что-то хорошее в ней увидел, и вот — бац! Сюрприз!
— Я, между прочим, все его книги читал, — ополоумев от досады, заявляю всей честной компании. С хрена ли я это?
— Да?! — ехидное в ее голосе недоверие. — И когда, по его мнению, сформировался Кодекс Сталкера?
— Не позднее 2010-го.
— Это, допустим, все знают. А почему, с точки зрения Михайлова, кустарное производство Зоны Отчуждения приняло рассеянный, а не концентрированный вид?
Девочка, если бы ты знала, до чего всё это просто, на какой ерунде ты пытаешься меня завалить!
— Относительно ранний разгром мастерских клана «Чистое небо» убил в зачаточном состоянии тенденцию к концентрации нелегального производства.
— Ну… допустим. — Она посмотрела на меня с подобием уважения. Вчерашняя студентка? Наверное. Небось в своей тусовке резали пацанов этими вопросами направо и налево… Умные тебе нравятся? Такого добра есть у меня.
— А как насчет четвертой стадии развития основных кланов?
Ну да, конечно. «Сколько комсомольцев-героев участвовало в штурме Зимнего?»
— Это азы. Стадий пока было всего две. На второй кланы «Долг», «Свобода», «Орден» и некоторые другие, менее значительные, образовали разветвленные оргструктуры везде, а не только в Зоне. У Михайлова есть несколько сценариев третьей стадии, но пока ни один из них не начал реализовываться…
Арабелла растерянно молчала.
— Правильно?
— Правильно… Может, он и не убивал Михайлова…
Какое же ты чудо, девочка! Тебе наплевать по большому счету на то, что сказал Клещ — можно ли верить всяким там клещам? — но у человека, читавшего Михайлова, по-твоему, и рука на него не поднимется… Чудо. В хорошем смысле.
— Ты что ж, выходит, историк? — ошарашенно спрашивает Клещ. — А, точно… говорил… Вы с ним как два сапога пара. Наплетёте, наплетёте, а на самом деле народ тут простой, чуть что — в хлебало, чуть что — пулю в задницу. А вы с ним… это самое!
И он нарисовал в воздухе пальцем какую-то сложную абстрактную фигуру. Надо думать, на языке геометрии она обозначала «это самое». Эти инженеры — они ведь слегка безъязыкие.
— Вот и благослови их, Клещ.
В дверях стоял доктор. И глумился.
— Ты, Ной? Жив еще, упырь бестолковый…
— Сейчас меня зовут Пророк.
— Ты… Марину помнишь?
Странное у меня вдруг появилось ощущение, ребята. Просто убиться, до чего странное. Будто нет нас тут. Ни меня, ни Арабеллы. И «Скадовска» нет.
И даже насчет всего Затона — большие сомнения. Есть только струна, натянутая до предела между Пророком и Клещом. А на этой струне крепится целый мир, общий для них двоих. Когда-то мир этот был намного полнее, им жил еще один человек, но…
— Еще бы я ее не помнил, Клещ! — грустно промолвил Пророк.
Стрелять начнут? Как-то я расслабился. Руку… ручонку… надо бы чуть-чуть передвинуть… чтобы жать на курок было сподручнее, если чё.
— Ее нет уже.
— Знаю.
Пророк улыбается. И напряжение исчезает. Можно перевести дух, ребята. В каюте перестало пахнуть смертью.
— Парню не забудь спасибо сказать, Клещ. Тим сегодня прикончить тебя не дал.
— Вот совпадение, — хмыкает раненый сталкер. — И я его тоже. А имя, стало быть, уже поменял. Сотку — на Тима. Шустрый… Лучше ответь мне, Ной, это ведь ты бешеную ведьму тут пригрел? Твоя манера. Она тут чуть стрельбу не устроила.
— Ты зачем безобразничаешь, дочка? — с укором спросил Пророк. — Я тебя на своей барже со всем скарбом приютил, а сам сюда переехал. Я тебе всё объяснил, Стрекоза. Я тебя три раза пристрелить не дал, а ты всё безобразничаешь…
Вот, значит, как ее зовут на самом деле.
Липовый матрикат засмущалась и буркнула:
— Я тут, между прочим, не безобразничаю, а исполняю важное задание клана «Долг» по выявлению бандитского элемента.
Клещ сдавленно хрюкнул на своем матрасе.
— Паразиты твои «долговцы», что одну тебя тут оставили, — говорю я ей.
— А я, между прочим, не девочка, и у меня, между прочим, есть связь.
— Связи у тебя нет, Стрекоза. Как и у всех нас.
— А вот и есть! Когда я сюда шла, предупреждение пришло: Лобан двигается к «Скадовску», и с ним еще восемь бойцов. Наверное, возглавил банду после гибели Репы. Вот я и боялась: не успею обезвредить… тебя…
— Неужели… связь?! — вскакиваю я.
— Лобан? — тревожится Пророк. — Запроси, дочка, где они сейчас.
Отправляю на адрес Бункера: «Озёрскому, срочно. Гетьманов, Осипенко, Заяц, Жилко, французы и вся эскортная группа убиты. Малышев ранен, нужна помощь врача. Приз у меня. Информация о ключевом эксперименте Жилко у меня. Я на «Скадовске». Есть угроза нападения. Запрашиваю спасательную бригаду».
Когда торопишься, слова то и дело выходят с нелепыми ошибками. Какого фига они вообще такие длинные на этот раз?
— …удаление от группы Лобана — около шестисот пятидесяти метров. Быстро сокращается, — слышу я голос Арабеллы… то есть Стрекозы.
— Вам надо уходить, ребята, — очень вежливо говорит Пророк. — И очень-очень торопиться. А я тут спрячу раненого и…
На лестнице послышался грохот. Шпиндель, гребаный упырь, всё это время слушавший нас, на ходу переключал рысь на галоп, спасая жопу от появления новых нештатных отверстий. Реальненько.
— У нас двое раненых. И два ствола. Небезнадежно, Пророк. Я уверен, помощь от ученых из Бункера скоро прибудет.
Я перехватил восторженный взгляд Стрекозы. Вот только не сейчас, юная леди.
А Пророк поглядел на меня без восторга. Скорее, со спокойным сожалением. Мы оба понимали: никто на самом деле не знает, когда она прибудет.