Сьюзен Коллинз - Сойка-пересмешница
— То же самое ты сказал мне во время первых Игр. Правда или ложь?
— Правда, — отвечает он. — И ты рискнула жизнью, чтобы добыть лекарство, которое меня спасло?
— Правда. — Я пожимаю плечами. — Ведь я осталась в живых только благодаря тебе.
— Правда? — Моя реплика сбивает его с толку. Кажется, какое-то блестящее воспоминание пытается завладеть вниманием Пита: тело напрягается, и наручники впиваются в перевязанные запястья, затем силы покидают его. — Китнисс, я так устал.
— Спи, — отвечаю я. Но он не закрывает глаза, пока я не приковываю его к одной из опор лестницы. Наверное, это неудобно — лежать с руками над головой, тем не менее через несколько минут Пит тоже засыпает.
Крессида и Поллукс сделали для нас постель, уложили провиант и медикаменты, а теперь спрашивают, как я хочу организовать смену часовых. Я смотрю на бледное лицо Гейла, на скованные руки Пита. Поллукс не спал уже несколько дней, а мы с Крессидой только подремали пару часов. Если сюда придет отряд миротворцев, мы окажемся в ловушке, словно крысы. Мы в полной власти дряхлой женщины-тигра, которая, я надеюсь, страстно желает убить Сноу.
— Если честно, то нам вряд ли стоит назначать часовых. Давайте просто поспим, — говорю я.
Они тупо кивают, и мы все зарываемся с головой в шкуры. Огонь внутри меня погас, а с ним ушли и все мои силы. Я капитулирую перед мягким, душным мехом и впадаю в забытье.
Запомнила я только один сон — долгий, утомительный, в котором я пробираюсь в Двенадцатый дистрикт. Дом, который я ищу, не разрушен, а его обитатели живы. Со мной Эффи Бряк в экстравагантном розовом парике и сшитом по мерке костюме. Я пытаюсь отделаться от нее, но она необъяснимым образом снова и снова оказывается рядом. Эффи утверждает, что она как моя спутница должна следить за тем, чтобы я придерживалась расписания. Только вот расписание постоянно меняется, идет под откос, когда оказывается, что какой-то чиновник не поставил на него печать, — или сдвигается, когда Эффи ломает каблук. Мы несколько дней живем на скамейке, которая стоит на серой станции в Седьмом дистрикте, дожидаемся поезда, который так и не приходит. Проснувшись, я почему-то чувствую себя более изможденной, чем после обычных кошмаров, полных крови и ужаса.
Не спит только Крессида; она говорит мне, что сейчас вторая половина дня. Я съедаю банку тушеной говядины, запиваю ее большим количеством воды, затем прислоняюсь к стене и вспоминаю события вчерашнего дня. Перехожу от одной смерти к другой. Считаю на пальцах. Один, два — Митчелл и Боггс погибли на улице. Три — Мессалла расплавлен. Четыре, пять — Лиг Первая и Джексон пожертвовали собой у «Мясорубки». Шесть, семь, восемь — переродки-ящерицы, пахнущие розами, обезглавили Кастора, Хоумса и Финника. Восемь погибших за сутки. Я знаю, что это произошло, но не могу поверить. Кастор, конечно, спит вон под той грудой шкур, Финник через минуту спустится по лестнице, а Боггс расскажет мне про план нашего спасения.
Если я хочу поверить в их смерть, то нужно согласиться, что их убила я. Ну, может, всех, кроме Митчелла и Боггса — они отдали жизнь, выполняя задание. Все другие погибли, защищая меня в ходе задания, которое я выдумала. Теперь, когда я, мерзнув этом подвале, подсчитываю наши потери и перебираю кисточки на серебряных сапогах, украденных из дома той женщины, мой план покушения на Сноу кажется таким глупым. Ну да, ту женщину тоже убила я. Значит, я уже начинаю уничтожать безоружных граждан.
Видимо, пришло время сдаваться.
Когда все, наконец, просыпаются, я признаюсь, что солгала насчет задания и поставила на карту жизнь людей ради мести. Когда я умолкаю, возникает долгая пауза. Потом Гейл говорит:
— Китнисс, все мы знали, что ты солгала про Койн и покушение на Сноу.
— Может, ты догадывался об этом, но солдаты из Тринадцатого ничего не знали — отвечаю я.
— Думаешь, Джексон поверила в то, что ты действуешь по приказу Койн? — спрашивает Крессида. — Конечно, нет. Но она доверяла Боггсу, а он, несомненно, хотел, чтобы ты шла дальше.
— Я ничего не говорила Боггсу о своих планах, — говорю я.
— Ты рассказала о них всему штабу! — восклицает Гейл. — Когда ты согласилась стать Сойкой, одним из твоих условий было «Я убью Сноу».
Я не вижу связи. Переговоры с Койн о праве казнить Сноу после войны — одно, а несанкционированная пробежка по Капитолию — совсем другое.
— Но это совсем не то! — протестую я. — Это же катастрофа!
— Напротив, можно считать, что операция прошла весьма успешно, — говорит Гейл. — Мы проникли во вражеский лагерь, продемонстрировали, что система безопасности Капитолия уязвима. Нас показали в новостях Капитолия. В городе хаос — и все потому, что власти ищут нас.
— Поверь мне, Плутарх вне себя от восторга, — добавляет Крессида.
— Плутарху наплевать на смерть других людей, — говорю я. — Лишь бы его Игры были успешными.
Крессида и Гейл пытаются убедить меня, Поллукс согласно кивает. Только Пит не высказывает своего мнения.
— А ты что думаешь, Пит? — наконец спрашиваю я.
— Я думаю... что ты до сих пор не поняла, каким влиянием обладаешь. — Пит поднимает руки и садится. — Эти люди не идиоты. Они знали, что делали. Они пошли за тобой, так как верили, что ты действительно можешь убить Сноу.
Не знаю, почему голос Пита так на меня действует. Но если Пит прав, а мне кажется, что это так, то я в долгу перед погибшими — и вернуть долг можно только одним способом. Я вытаскиваю из кармана карту и решительно расстилаю ее на полу.
— Где мы, Крессида?
Магазин Тигрис находится примерно в пяти кварталах от Круглой площади и дворца Сноу. До зоны, где капсулы отключены ради безопасности жителей, легко дойти пешком. У нас есть костюмы, которые, если немного украсить их мехами из запасов Тигрис, помогут нам туда добраться. Но что мы будем делать потом? Дворец наверняка хорошо охраняется, за ним круглые сутки наблюдают камеры слежения, и в нем полно капсул, которые можно активировать одним нажатием на переключатель.
— Сноу нужно выманить, — говорит Гейл. — А затем кто-нибудь из нас его застрелит.
— Разве он все еще появляется на публике? — спрашивает Пит.
— Не думаю, — отвечает Крессида. —Все речи, которые я видела, он произносил в своем дворце, даже до того, как здесь появились повстанцы. Полагаю, он стал еще более осторожным после того, как Финник заявил о его преступлениях.
Точное Сейчас Сноу ненавидят не только Тигрисы Капитолия, но и множество людей, которые знают, что президент сделал с их родными и друзьями. Чтобы выманить его, понадобится чудо. Что-нибудь вроде...
— Он почти наверняка выйдет ради меня, — говорю я. — Если бы меня поймали, он бы растрезвонил об этом на весь свет. Он бы захотел казнить меня у главного входа во дворец. — Я делаю паузу, чтобы эта мысль дошла до остальных. — И тогда Гейл мог бы смешаться с толпой и застрелить его.
— Нет. — Пит качает головой. — У этого плана слишком много альтернативных финалов. Сноу может оставить тебя в живых и пытать, чтобы получить информацию. Или он казнит тебя публично, а сам на казнь не придет. Или убьет тебя во дворце, потом выставит напоказ твой труп.
— Гейл? — спрашиваю я.
— Решение слишком радикальное, — говорит он. — Оставим его на самый крайний случай. Давайте подумаем еще.
В наступившей тишине мы слышим тихие шаги наверху. Наверное, магазин уже закрывается, и Тигрис запирает дверь или опускает шторы. Несколько минут спустя панель наверху отодвигается.
— Выходите, — говорит хриплый голос. — Я принесла вам еду.
Первые слова, которые она произнесла после нашего прибытия. Не знаю, само у нее это получается или она долго тренировалась, но речь Тигрис очень напоминает урчание кошки.
— Ты связалась с Плутархом? — спрашивает Крессида, пока мы поднимаемся по лестнице.
— Это невозможно. — Тигрис пожимает плечами. — Не волнуйся, он поймет, что вы в безопасности.
Не волнуйся? Я чувствую огромное облегчение от одной мысли, что не буду получать— и, соответственно, игнорировать — приказы из Триннадцатого, а также придумывать правдоподобные объяснения решений, которые приняла за последние несколько дней.
Поднявшись в магазин, мы обнаруживаем на прилавке несколько кусков черствого хлеба, немного заплесневелого сыра и полбутылки горчицы. Я вспоминаю, что в наши дни не каждый житель Капитолия ест досыта, и сообщаю Тигрис о наших запасах, но она только отмахивается.
— Я ем очень мало — и только сырое мясо, — говорит она.
По-моему, она слишком вжилась в роль, но вопросов я не задаю, а только соскребаю плесень с сыра и делю провизию на всех.
Мы едим и смотрим капитолийский выпуск новостей. Власти вычислили, что из отряда повстанцев в живых остались только мы пятеро. За сведения, которые приведут к нашей поимке, назначена огромная награда. Показывают нашу перестрелку с миротворцами, но сцены, где переродки откусывают им головы, удалены. Потом начинается трагический ролик, посвященный женщине, которую я убила: она лежит там, где мы ее оставили, с моей стрелой в сердце. Кто-то заново наложил женщине макияж, чтобы она лучше выглядела в кадре.
