Война (СИ) - Александр Цзи
Я присел у изголовья, как давеча — ведьма в венке. Сконцентрировался на восприятии токов и ауры. Да, энергетика у Джерома была как у глубоко спящего, сильно больного или умирающего человека. И я не чуял волшбы — совсем.
На его теле — ни единого признака медицинских манипуляций. Но тем не менее россы проникли в мозг с помощью каких-то более тонких технологий, нежели скальпель — вероятно, молекулярных.
Больше для виду я возложил на Джерома руки, провел, не касаясь, над его грудью и животом. Отщепенцы следили за каждым моим жестом.
Я встал.
— Мне жаль… — начал я, но Джером вдруг выдохнул:
— Луци…
Люция метнулась к нему, упала на колени у постели, взялась обеими руками за сухую кисть старика.
— Слушаю тебя, отец!
Кажется, она впервые так его назвала. Старейшины встали со своих кресел.
“Это я его разбудил? — удивился я. — Но я ничего не делал!”
Так оно и было. Я ровным счетом ничего не сделал. Произошло совпадение: Джером очнулся ровно тогда, когда я исполнил свое лицедейство.
— Лучи… — снова прошелестел Джером. Его веки затрепетали, но так и не приподнялись. — Лучше… лучше б я умер.
Люция всхлипнула, глядя на приемного отца с ужасом. До нее дошло, что он не узнал ее ни в лаборатории, ни сейчас. Это звал не Люцию, а пытался сказать о том, что лучше б он умер, чем жить вот так.
— Они его выкачали! — свистящим шепотом сказала Нэнси, тряся пустой трубкой. Ей очень хотелось закурить, но здесь она на это не решалась. — Опустошили, как кувшин! Вытянули всю волшбу! Теперь он больной симпл…
Алихан дернул ее за дреды, и Нэнси замолчала, вращая белками глаз в полутьме душноватого шатра.
— Нет! — твердо сказала Люция, выпрямившись. — Джером не симпл, он сильнейший из всех Отщепенцев! И мы все его ученики!
Мухаммед и Алихан потупились. Они чувствовали себя виноватыми в том, что ничего не могли поделать.
— А ты! — рыкнула Люция и нацелила на меня палец. — Ты — его последний ученик! После тебя он никого не инициировал!
— И что? — осторожно спросил я.
Мне было жаль старика, но меня ждали Витька, Ива и Кира, которую я так долго не видел и за возвращение которой так сильно боролся. Мы должны бежать. Неизвестно еще, пропустит ли нас туннель с силовыми заслонами.
— Ты обязан оказать ему последнюю честь! — выпалила Люция.
Остальные загудели, закивали.
— Какую последнюю честь? — упавшим голосом спросил я, уже догадываясь, о чем речь.
— Настоящий Отщепенец умирает либо в бою, — сказал Алихан, — либо в результате оказания Последней Чести. Возьми свое оружие и избавь его от мучений.
“Какого Урода лысого я сюда поперся? — тоскливо подумал я. — Вырубил бы Люцию и поехал бы себе на волю вольную… Оказывай теперь последнюю честь”.
Я схватился за рукоять привычной шпаги. Саблю оставил местным — это оружие удобно, когда ты на коне; в пешем же состоянии биться саблей не так удобно, как верткой шпагой. Старейшины в полном молчании ждали моих действий. А что, если я должен пропеть какую-то песню и исполнить ритуальный танец перед тем, как вспороть Джерому горло? Старейшины знают, что я новенький, и если бы понадобился танец с пением, меня бы предупредили. Отщепенцы все же не средневековые японцы, у которых ритуал харакири расписан по секундам. Я подошел к постели Джерома, посмотрел ему в лицо. Старик шевелил губами, но, похоже, совсем не воспринимал то, что происходит вокруг. Я представил, как протыкаю шпагой дряблую шею, как это тело выгибается, как агонизирует несколько секунд, как кровь заливает постель, пропитывает простыни, которые после этого потребуется выбросить, и как Джером затихает — навеки. И мне в кои-то веки стало дурно.
Мои пальцы разжались, и я выпустил рукоять шпаги.
— Ведун… — ломким голосом сказал я. — Должен умереть от волшбы…
Я сконцентрировался, задействовав все Знаки, мысленно потянулся к Джерому, его груди, к сердцу внутри. И услышал биение: тук-тук… тук-тук. Я принялся считать удары сердца, постепенно замедляя темп. Я приказывал ему успокоиться, расслабиться, замереть. Джером ведь сам хочет умереть, но не может — нет ни сил, ни волшбы. “Спи, спи”, — просил я. И в какой-то момент сердце остановилось.
Джером лежал неподвижно, в его теле все еще улавливались токи энергии, но это было своего рода “эхо”. Жизнь в нем потухла, как огонек в свече. Он не агонизировал и не изгибался, а кровь не пачкала простыни. Не знаю, правильно ли это с точки зрения Отщепенцев — возможно, воин должен обязательно пролить кровь. Если так, то пусть сами проливают…
Но, кажется, я не совершил ничего святотатственного. Люция накрыла голову Джерома простыней, помолчала, потом закинула голову и завыла. Я подумал было, что это истерика, но она пела песню — ужасную, без слов, но с такой мелодией, что по коже пробежали мурашки. Ее подхватили остальные Старейшины, а я попятился к выходу. Ждать больше нельзя.
Я бегом вернулся к вездеходу. При виде меня нетерпеливо расхаживающий перед машиной Витька молча шмыгнул в кабину, где уже разместились Ива и Кира. Ива сидела, как обычно, позади; к ней же присоединился Витька, раньше сидевший на переднем сидении. Сейчас он уступил место Кире.
— Что там? — спросила Кира, вглядываясь в мое лицо. Оно было, видимо, не слишком счастливым.
Я отмахнулся — мол, позже расскажу. Больше вопросов не последовало. Мы заехали на площадку с коновязью с входом в длинный туннель. По-хорошему следовало бы выйти из машины и проверить, на месте ли силовой барьер, но делать этого мне не улыбалось. За мной определенно следят, и беготня от машины до туннеля выдала бы неуверенность и почти что трусость. Я не должен сомневаться в том, что нас выпустят. На самом-то деле еще как сомневался! И что прикажете делать, если силовой барьер на месте? Орать, чтоб открыли?
Я сбавил скорость до минимума и въехал в туннель на черепашьей скорости. Если помну бампер — не беда.
Силового заслона не было. Мы беспрепятственно проехали в туннель, и с меня словно гора свалилась. Я ускорился и помчался по плавно заворачивающему налево и освещенному невидимыми источниками туннелю навстречу свободе.
Глава 11. Зигзаги судьбы
Среди ночи я проснулся. Надо мной слабо колыхались стенки палатки, а снаружи
