Штабс-ротмистр - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Вообще то, в военных отрядах принято обращаться по званию, а не по титулу. Звание видно по погонам, а о дворянском статусе надо ещё узнать. Тышкевич догадался, что выскочка стремится принизить его перед Львовой, напирая на своё «блаародное» происхождение в пику ординарному офицеру.
Граф и не думал отступать.
— Вы оскорбили меня, считая положение какого-то боярича выше моего, графа из коронных российских земель.
— Хотите изобразить себя пострадавшим? Тем самым выбрать оружие для дуэли?
— О, коль произнесено слово «дуэль»… Где и когда?
— Здесь и сейчас, — заявил латинос. — Секунданты — мои друзья.
— Мой — корнет Искров. Что касательно оружия… Оно будет необычным. У вас же есть, Монморанси, какой-то домашний любимец? Пёс-волкодав, например. Предлагаю взять наших питомцев и сойтись, больше никакого оружия.
— Кто же ваш любимец, граф?
— Красотка. Ящерка такая из Тартара. Если мерить с хвостом, саженей шесть в длину.
— Тогда я тоже… — подхватился Монморанси, но тут же остыл. — Нет. Дуэль — это наш поединок, а не боевых животных. Имейте честь, граф. Магия, револьвер, шпага, сабля.
— Сабля.
— Хороший выбор, — нехорошо улыбнулся боярский сын. — Достаточно смертельный.
— Добавлю, — вмешалась Львова. — Считаю низким ваш поступок — вызывать на смертный бой человека, спасшего многих и защищая их от тварей Тартара. И только для того, чтоб произвести впечатление на девушку, которой вы безразличны. Поскольку дуэли между мужчинами и женщинами не приняты, я просто убью вас как собаку, если этого не сделает мой товарищ. А если ваши сообщники вздумают вмешаться — положу и их.
Такого оборота боярич явно не ожидал. Нервно сглотнул, отчего дёрнулся кадык. От дуэли, тем не менее, не отказался.
Расчистили круг, отодвинув столы. Полковник заверил хозяина заведения, что гвардия Львовых возместит ущерб, коль в первый же вечер после открытия от кафе мало что останется.
Соперники нацепили блокираторы магии, но не те, как на палубе яхты, а полностью выключающие кристалл. Даже целительские плетения.
— Ты владеешь саблей? — поинтересовалась Анастасия с плохо скрытой тревогой.
— Отчасти. Я из шляхты по матери. Мы с детства учились. Правда, сейчас сабля — лишь часть парадной формы.
Кто-то из ординарцев, метнувшись в лагерь, принёс саблю Тышкевича. Монморанси уже разминался, выделывая клинком сложные вращения.
— Дорогая! Он обучен куда лучше меня. Поэтому вспомню один очень странный приём из арсенала Девятого Отделения. Поганец его не ждёт. Только, ради Бога, не волнуйся, когда увидишь мою кровь.
— При виде крови не бледнею. Удачи!
Если бы сражались два спортсмена, бой выглядел бы эффектно — с множеством приёмов и контрприёмов, выпадов и отражений ударов, выверенных перемещений в поиске лучшего места для атаки… Желающие видеть подобное точно бы разочаровались.
Монморанси ухватился за длинную рукоять обеими руками и поднял клинок над правым плечом, чтоб рубануть наискось, при удаче развалив врага от шеи до поясницы. Но, скорее всего, вынуждая того подставить свою саблю, что даст возможность выполнить финт, а обещанный сверху — всего лишь обманный.
Тышкевич взял саблю в левую руку и прикрыл левую часть корпуса от нападения сверху, после чего пропустил выпад соперника, даже шагнул вперёд, глубже нанизываясь на клинок, пробивший тело насквозь и точащий из правой лопатки.
Длилось это какие-то доли секунды. Прямо со сталью в теле, граф одним рубящим движением снёс голову Луи Монморанси, затем вытащил из себя его саблю и только после этого позволил себе рухнуть на доски пола, уже в падении срывая блокиратор магии.
Пришёл он в себя довольно быстро — уже минуты через три. Открыл глаза и, лёжа на спине, обвёл глазами окруживших его.
— Ты — сумасшедший! — её голос источал такую злость, что, казалось, обещанная шаровая молния полетит не в друзей покойного задиры, а в самого Виктора Сергеевича.
— Я — в раю? Если здесь сударыня Анастасия, я точно в раю. Ан нет, то же самое кафе. Господа! Не поможете ли мне подняться?
Он ещё успел насладиться выносом тела противника. Товарищи усопшего положили того на ковровую дорожку и подняли. От их неловкого движения голова, пристроенная возле тела, выпала и покатилась к ногам графа, едва удержавшегося, чтоб не пнуть её ногой.
— Капитан! Нет слов… — начал командир отряда и запнулся, в самом деле не представляя, как обозвать сумасбродную выходку своего офицера.
— Полноте, ваше высокоблагородие. Я служил в охране, где до самых печёнок вбито: защищай доверенную тебе персону даже ценой жизни, принимай на грудь назначенный для неё удар. Мы принимали несмертельные раны, врачуемые амулетом, и ещё успевать нанести удар в ответ. Сабля этого негодяя за миг застряла в моих рёбрах, и ему было нечем прикрыть шею. Просто совсем вышло, будто отобрал леденец у ребёнка. Правда, боль изрядная, когда тебя протыкают насквозь, — он широко улыбнулся и предложил: — Желающих могу научить приёму!
Таковых не нашлось.
х х х
Выслушав доклад Великого Князя Шереметьева, Князь-Государь уточнил:
— Цифры жертв окончательные?
— К сожалению — нет, Ваше Императорское Величество, — Шереметьев был патриархом Совета Великих Князей, его возраст приближался к двум сотням и тому пределу, когда жизнь и бодрость магия всё ещё способна сохранить. Облик имел старческий, не скрывая года. — Отдельные адские твари могут ещё бродить. До дюжины. И что прискорбно, некая их часть проникла по воде в залив, оттуда могла и в Карибское море. Туш для разделки нет, не знаем, будут ли морские гады размножаться. Те, что на суше, Бог миловал, не приносят потомства.
— Позвольте? — Львов встал. — У Его Светлости устаревшие сведенья. Размножаются.
Он только прилетел из Америки.
— Вот как? Откуда такая уверенность? — усомнился император.
— Мой гвардеец сумел добыть и запереть в клетку живую тварь. Она отложила шесть яиц. Зачатье, положим, произошло в Тартаре. Но, как известно уважаемым Великим Князьям, членам Совета, я отправлял разведку в Тартар. Температура и давление в том мире выше. Но на экваторе и у нас достаточно жарко. Московская профессура утверждает: различья незначительны. За пробоем — двойник нашей Земли. Так что в наших тропиках, стало быть, и в тропических морях — вполне даже возможно.
— Учтём. На будущее. Всё же, смею надеяться, кампанию сочтём законченной и успешной, господа. Особо отмечу гвардию Великого Князя Львова, отразившую самый страшный натиск — на Мехико. А также гвардию Оболенского, север, и Орлова, южный рубеж. Их командиров, а также казаков и штурмовиков, велю поощрить высочайшим указом. Кстати, князь, кто же тот смельчак, что решился заарканить живого монстра? И велика ли добыча?
— Капитан Тышкевич, Ваше Императорское Величество. Племянник начальника охранки. Безумной храбрости офицер. Он единственный, кто вышел из разведки в Тартар живым, пленил рептилию, сковав её магией, и привёл ко мне на верёвке. Шагов семь или восемь в длину!
Он извлёк из папки картинку, фотопортрет Красотки, и протянул Государю. Фото самого графа в папке не нашлось.
При виде дракона с раскрытой пастью и вздыбленными шипами на спине император изумлённо поднял брови.
— Хорош! Офицер ваш ордена имеет?
— Только Святого Павла III степени, несколько медалей, — вспомнил Львов не без труда, его офицер не любил висюлек и ходил только с орденской планкой.
— Жалую Владимиром III степени и десятью тысячами целковых, — расщедрился Государь. — А зверя такого негоже держать. Пусть учёные режут да потрошат, из шкуры чучело набьют — в Императорский музей Торжка. То же и с яйцами. И с выродками, коль вылупились.
Львов с готовностью кивнул, памятуя свою оторопь, когда ящер вышел из-за спины Тышкевича и впился плотоядным взором в княжеское семейство. Великий Князь едва сдержался, чтоб не перерубить гада пополам, не хотел тем самым выдать испуг.
Дальше обсуждение протекало обычным образом. Орлов, ревностно подглядывавший за Львовым, старая вражда из-за Анастасии давала о себе знать, доложил о настроениях в Америке. Вроде бы и рады туземцы, что пришли русские и спасли их. Одновременно и ропщут: отчего поздно пришли, столько погибло… Сотни тысяч! Хоть на самом деле — свыше миллиона.
Львов напомнил о Монморанси.
— Как же не вовремя, княже! Вынужден просить вас отложить войну с ним, — бросил Государь.
— Никак невозможно, Ваше Императорские Величество, и резонов несколько. Во-первых щенок Луи Монморанси посмел навязываться моей
