Канонир (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич
Вскоре я миновал городские ворота с длинной вереницей крестьянских возов перед ними и постучал в ворота дома. Калитку открыл сам Илья. Увидев меня целого и здорового, облегчённо вздохнул.
— Ну как?
— Больше ничего писать не будет!
— Вот и славно.
Илья принял у меня коня, повёл в конюшню. Я прошёл в дом, сразу поднялся в свою комнату и засунул под лежанку арбалет с болтами. Если кто его и обнаружит, то это ещё не улика — во многих домах такие самострелы имеются.
Я снял с себя дорожную одежду, переоделся, спустившись вниз, прошёл на кухню и бросил снятую одежду в печь. Вроде всё проделал чисто. На душе было всё же мерзковато — я привык спасать людям жизнь, а не отбирать её, как убийца. Но в данном случае вопрос стоял ребром — или я успею убрать купца, или Савва настрочит новый донос на меня в Разбойный приказ. К моему счастью — не успел.
ГЛАВА IX
Прошло время, и ночью в комнату ко мне ворвалась встрёпанная Маша.
— Быстрее, кажется, Дарья рожает!
Сон как рукой сняло. Я надел порты, накинул рубашку с коротким рукавом, схватил сумку с инструментами и кубарем скатился по лестнице.
Дарья сидела в трапезной, держась руками за поясницу, и охала. По подмокшему подолу я понял, что воды уже отошли.
— Маша, грей воду и дай несколько полотенец.
Из своей комнаты вышел Илья.
— Сам роды принимать будешь, или за бабкой–повитухой съездить?
— Сам — сын‑то мой, какая же бабка? Не доверю!
— Оно, может, и правильно, а я пойду к себе. Не отцовское это дело — смотреть, как дочь рожает.
Илья ушёл к себе в комнату.
Я уложил Дарью на стол, вымыл руки, обтёр их водкой. Осмотрел жену: раскрытие шейки — уже четыре пальца.
Дарья охала и стонала.
— Потерпи, милая, дыши глубже.
Сам же принялся готовить инструменты и перевязочные материалы. Схватки становились всё более сильными и участились. Дарья наверняка страдала, но так бывает почти у всех женщин–первородков. Опий давать нельзя — ребёнок после родов может не задышать. Пусть всё идёт естественным путём. Наметятся осложнения — вмешаюсь, для того здесь и стою.
Вот показалась головка, а потом — и тельце. Я подхватил ребёнка на руки, перерезал пуповину, перевязал, обтёр её спиртом. Маша крутилась рядом, чаще мешая.
— Сын родился! — заорал я.
Из комнаты выскочил Илья с улыбкой во всё лицо.
— Дай посмотрю.
— Гляди, какой богатырь!
В моё время обязательно спросили бы про вес и рост, но не сейчас.
Я завернул ребёнка в чистую тряпицу и передал Маше:
— Не урони!
— Что ты, Юра, как можно.
Роды на этом ещё не кончились — должен был отойти послед. Дарья напряглась, и послед отделился. Я тщательно осмотрел плаценту — слава богу, цела. Ну всё, роды можно считать удавшимися.
— Маша, у нас холодное есть чего?
— Квасу хочешь?
— Нет, холод надо на живот положить, чтобы матка сократилась.
Маша отдала мне ребёнка и умчалась в ледник.
Илья переминался с ноги на ногу.
— Как сына назвал?
— Кириллом, — не раздумывая, ответил я.
Имя это я уже давно подобрал. Почему — сам не знаю, нравилось, и всё тут.
— Пусть так. Кирилл Юрьевич, — попробовал ощутить на слух Илья. — Неплохо.
Примчалась Маша, принесла из ледника в кувшине куски льда, коим запаслись зимой. Я положил его на живот Дарье.
— Теперь лежи, отдыхай, главное дело в своей жизни ты сделала.
Я положил ребёнка в люльку, что заранее купил и подвесил к потолку Илья. Дарья счастливо улыбалась.
Через пару часов я помог перейти ей в свою комнату.
Неугомонный Илья решил обмыть рождение внука.
— Илья, может — до утра подождём, устали все.
— Вот отметим сейчас — усталость как рукой снимет.
Маша скоро убрала со стола, накрыла его скатертью — редкостью для того времени — только для особо торжественных случаев, и поставила немудрящую закуску. Илья вынес из комнаты фряжское вино — тоже для особых случаев. Сегодня был именно такой случай.
Мы вознесли благодарственную молитву Господу нашему за благополучный исход родов, затем выпили за рождение сына, за Дарью, за меня, за новоявленного дела Илью. Разошлись по комнатам под утро.
Через несколько дней Илья подошёл ко мне.
— По обычаям нашим хочу пир закатить по рождению внука моего и твоего сына. Ты как?
— Разве я против? Денег дам.
— Да разве в деньгах дело? — чуть не обиделся Илья.
И закипела подготовка к торжеству.
Поскольку Маша была занята домашними хлопотами — стирала пелёнки, помогала купать ребёнка, Илья нанял кухарок и взял на себя доставку продуктов. Я же нашёл плотников, они соорудили во дворе столы с лавками, сделали навес для защиты от солнца и дождя.
Гостей пришло много — едва меньше двух сотен, и каждый принёс подарки.
Гульбище продолжалось два дня. На третий день даже сам Илья взмолился:
— Не могу больше есть и пить — тело не принимает.
Ещё два дня отходили от праздника. Никогда раньше я не участвовал в столь массовых загулах.
Через месяц, когда Дарья окрепла после родов, Илья решил с обозом посетить Великий Новгород.
— Поедешь ли со мной, зятёк? В прошлый раз у нас не получилось — чуть не утоп ты, да сильно захворал. А ноне?
— Поеду, буду вроде охраны.
— Ну вот и славно.
Через два дня маленьким обозом из шести подвод мы с товаром двинулись в путь. Я был при сабле и пистолете, двое других купцов тоже имели по помощнику, кои несли и охранную службу. Пошаливали на дорогах.
Два дня мы ехали без проволочек и неприятностей, а третьим днём случилось вот что.
Внезапно остановилась первая телега, следом встали остальные. Поперёк дороги лежало дерево.
Я насторожился сразу же. Нет, деревья падают и сами, только не похоже, что буря была — дорога сухая, дождя не было, а если бы ветер был вчера, так ветки на дороге валялись бы.
Я вытащил из‑за пояса пистолет, взвёл курок. К поваленному дереву подошли молодые ребята из купеческой охраны. Только они взялись за дерево, чтобы подвинуть с дороги, как из кустов выскочили три разбойника. Одному из охраны кистенём разбили голову, второго пырнули ножом, а третий труслив оказался — упал на колени и поднял руки.
Разбойники направились к нам.
Я обернулся назад — сзади обоза татей видно не было. Тем лучше. Я поднял пистолет, прицелился и нажал на курок. Не дожидаясь, когда рассеется дым, выхватил саблю и бросился вперёд.
Разбойник, который был покрупнее и который бил кистенём, лежал с простреленной головой. Второй кинулся на меня с ножом, но прожил недолго — упал с прорубленной грудью, а третий бросился наутёк.
Я помчался за ним. Бандит был невелик ростом, скорее всего — молод, бежал ловко, так что я никак не мог сократить дистанцию. Эх, был бы пистолет заряжен, бегать бы не пришлось. А использую‑ка я его в другом качестве, всё‑таки штука увесистая.
Я со всей силы метнул пистолет в спину разбойнику. Тот вскрикнул и упал. Через мгновение я уже был рядом, приставив саблю к горлу татя.
— Вставай, собака!
— Пощади, дяденька!
Больно уж голос писклявый. Я присмотрелся — ба! Да это же девка!
— Подымайся! Доведём тебя до Новгорода, там стражникам отдадим. Пусть суд решает, что с тобой делать.
Не захотел я марать руки её кровью. Но по «Правде» разбойника, пойманного при грабеже, следовало повесить у дороги в назидание другим.
— Повесят же али замордуют! Пощади, дяденька!
— А ты что хотела — чтобы я тебя калачом сладким угостил? Сама знала, на что идёшь.
— Ребёнок у меня, кормить надо, а муж о прошлом годе сгинул.
— Ты меня на жалость не бери — ты такая не одна, однако они же не ходят грабить. Вон твои подельники только что двоих молодых ребят жизни лишили, а об их семьях вы подумали?
Я выдернул у неё из пояса штанов гашник, перетянул ей сзади руки.
— Иди, да не вздумай бежать — застрелю.
Я подобрал пистолет с земли и пошёл с пленницей к обозу. Мужики из обоза уже оттащили в сторону дерево.
