Дэн Абнетт - Возвращение Рейвенора
Вилнер сопроводил слово «это» указанием на потолок, откуда доносились приглушенные звуки бойни, раскатывавшиеся эхом по подземелью. Почти все монахи с оружием в руках поднялись наверх, но Стефою и еще троим приказали позаботиться о благополучии ненавистного псайкера. Сырой подвал был пуст, если не считать ветхих столов, уставленных магическими кристаллами, маленькими серебряными зеркалами и чашами с обрывками бумаги.
— Покажи мне! — Вилнер произнес это достаточно выразительно, чтобы Стефой и остальные вздрогнули.
Стефой развернулся и поспешил к дальнему углу подвала, где начал отбрасывать в сторону старые упаковочные коробки. О тоннеле он знал только понаслышке и понятия не имел, можно ли и в самом деле по нему пройти. Но он был согласен с Вилнером: это казалось более разумным деянием, чем попытка сунуться наверх. Позади коробок Стефой нашел забитый досками участок стены. Он заскреб по дереву с таким усердием, что разодрал в кровь пальцы.
— Торопись! — В этот раз команда подкреплялась болевым импульсом, от которого Стефой вскрикнул.
Он начал бить старые доски ногами, пока те не начали отлетать, а затем отодрал достаточное количество, чтобы освободить проход и пролезть во влажную темноту, начинающуюся за ними.
— Готово, сэр! — прокричал он, обернувшись. Стефой слышал плеск моря, а в тоннеле пахло солью.
Вилнер и другие братья устремились за ним, но псайкер раскидал их своим сознанием в стороны, чтобы добежать первым.
Неожиданно он обернулся.
— Святой Трон! — прошипел он.
К ним направлялся Ревок. Вскинув хеллган, он открыл огонь. Одному из монахов оторвало голову. Вилнер при помощи телекинеза подхватил еще двоих и сжал вместе, создав таким образом щит из костей и мяса, закрывающий его от приближающегося секретиста.
Ревок выстрелил снова, и скованные псионикой монахи забились в судорогах, когда их прошили энергетические заряды. Вилнер удерживал их изодранные останки еще секунду, а затем отбросил в сторону, ударив телекинезом, будто копьем, чтобы вырвать оружие из рук Ревока. Хеллган ударился о потолок и отлетел в угол.
Ревок и Вилнер стояли лицом к лицу неподвижно, словно статуи. Сражались их сознания. Пол под ними содрогался от псионических ударов.
Взорвались светосферы. Завибрировали столы, разбросав свои драгоценные гадательные зеркала. Чаши переворачивались, рассеивая листки бумаги.
Дрожа от натуги, Ревок с трудом шагнул вперед. На шее Вилнера канатами вздулись вены. Он медленно развел руки, сжав кулаки. Ревок сделал еще один шаг вперед. Некоторые из разлетевшихся листков воспламенились, кружа в воздухе, подобно светлячкам. Ножки столов гнулись и трещали. Маленький табурет опрокинулся и завертелся юлой. Сотни старых кирпичей в стенах потрескались и рассыпались в пыль.
Ревок сделал третий, свинцово-тяжелый шаг.
Губы Вилнера слабо шевелились. Он издал влажный, хриплый стон. Ревок закрыл глаза и в последнем усилии нахмурил брови.
Юмона Вилнера вывернуло наизнанку.
Это произошло с ошеломительной быстротой, словно иллюзионист показал какой-то фокус. Послышался краткий, но громкий треск рвущейся плоти и ломающихся костей, а затем псайкер превратился в брызги крови, разлетающиеся от багрово-красного бугорка на полу.
Ревок выдохнул и вытер лицо.
Стефой, наконец, увидел впереди слабый свет. В тоннеле царила непроглядная темнота, и он уже дважды падал, обдирая ладони и колени о камни, покрытые соляными потеками. Плеск моря стал громче. Стефой понял, что видит впереди каменные ступеньки, ведущие к маленькой решетчатой двери. За металлическими прутьями сверкнула молния.
Стефой взобрался по скользким ступеням и вступил в сражение с проржавевшей задвижкой. Он мог видеть возвышающийся волнорез, о который разбивались морские волны, разлетавшиеся настолько белой пеной, что она освещала ночь. Ветер бросал дождь в лицо. Наконец задвижка поддалась, Стефой распахнул дверь и побрел, спотыкаясь, по блестящему черному камню стены. Порывом ветра монаха чуть не скинуло в штормовое море, но он устоял, прикрыв глаза руками от соленых брызг, ритмично взлетавших над краем стены.
Гремела гроза. Стефой обернулся, чтобы посмотреть на маяк, возвышавшийся в трехстах метрах позади волнореза. За дождем и брызгами монах увидел, как темные бронированные флаеры кружат вокруг башни, шаря поисковыми прожекторами, а на нижних уровнях строения бушует янтарное пламя.
Вниз со стены сбегала металлическая лестница. Стефой спустился по ней и побежал сквозь ночь мимо заброшенных сухих доков и канатных сараев к городу.
Ревок отвернулся от останков Вилнера, чтобы обшарить комнату своим сознанием. Кое-что сразу привлекло его внимание. Он приблизился к тяжелому, запертому на висячий замок сундуку, стоящему в боковом алькове. Единственное не-слово уничтожило замок. Ревок поднял крышку сундука и заглянул внутрь.
— Так, так, так… — пробормотал он.
Со стороны лестницы послышалось спокойное поскрипывание сапог. Даже не оглядываясь, Ревок знал, что это Бонхарт.
— Мы закончили? — спросил Торос.
Бонхарт кивнул.
— Это был не Рейвенор, — произнес Ревок. — Этот культ нанял псайкера. Не то, на что мы надеялись, но все равно интересно.
— Так где же тогда Рейвенор? — спросил Бонхарт.
— Прячется, — ответил Ревок. — И прячется настолько хорошо, что мы не можем его найти. Мы недооценили его таланты. Прикажи, чтобы хоть один из этих чокнутых культистов был доставлен мне живым для допроса.
Бонхарт отдал соотвествующие указания, а затем снова обратился к Ревоку:
— Так что теперь? Главный управляющий не будет рад тому, что…
— Мы достанем для него Рейвенора, — сказал Ревок. — Кажется, я нашел способ сделать это. Помоги мне.
Ревок закрыл крышку, и Бонхарт взялся за ручку. Вместе они потащили сундук к лестнице.
А за их спинами в воздухе кружили догорающие обрывки бумаги.
На каждом из них было написано только одно: Тониус. Тониус, Тониус, Тониус…
Глава двадцать пятая
Он снова перебинтовал ее и, пока Кара одевалась, стянул с рук хирургические перчатки.
— Выглядит намного лучше, — произнес Белкнап. — Рана чистая.
— Благодарю, — сказала Кара, поднимаясь.
Снаружи, в приемной подпольного кабинета, кто-то пел в пьяном угаре, а другие кричали ему, чтобы он заткнулся.
— Оживленно у вас сегодня, — сказала Кара.
— Да как обычно, — проговорил Белкнап. — Ну, как ваши дела?
— Тяжело, — пожала плечами Кара. — Напряженно. Направление наших поисков изменилось, и приходится много работать. По сути, это неопасно, но невероятно скучно. Ну и еще один из наших запаздывает. Пропал.
— Это не хорошо, — сказал Белкнап, — Но, вообще-то, я говорил о вас лично.
— О…
— Не думаю, что вы проделали весь этот путь от общего блока J только затем, чтобы перебинтоваться. Подозреваю, что это было лишь прикрытием для того, чтобы мы могли обсудить… приватный вопрос.
— А, вы об этом, — улыбнулась Кара. — Думаю, так и есть.
Она села обратно в старое парикмахерское кресло.
— Те лекарства, которые вы мне дали, я даже не знаю, работают они или нет. Я хочу сказать, что не чувствую особого улучшения, даже наоборот, кое в чем стало хуже. Я очень быстро устаю, и возникли проблемы с концентрацией. А когда пытаюсь уснуть, то вне зависимости от того, насколько я вымоталась, я продолжаю бодрствовать еще несколько часов. Это может быть побочным эффектом препаратов?
— Не исключено, — ответил Белкнап. — Это трудно установить, поскольку трудно отделить последствия ваших действий от влияния препаратов. Давайте сделаем так: принимайте их еще несколько дней, а если по-прежнему будете быстро уставать, попробуем переключиться на другие ингибиторы.
— Мне нужно быть в форме, — сказала Кара.
— Понимаю.
— И сейчас более, чем когда-либо. Мне только хотелось бы узнать, нет ли у вас там… — она кивнула на шкафчик со скудным запасом лекарств, — хотя бы чего-нибудь, чтобы действовать капельку энергичнее.
— Кара, если вы хотите сохранять свой разум ясным, то морфиаты и анаболики вам не подходят. Лучше будет, если вы справитесь с дискомфортом и болью своими силами. Тем не менее, есть одно сильное лекарство, которое я могу вам порекомендовать, но в моей аптечке вы его не найдете.
— Продолжайте, — сказала она, убирая со лба рыжую прядь.
Белкнап застенчиво улыбнулся.
— Это банально, я знаю, но… вам нужен позитивный настрой. Наше настроение способно оказывать экстраординарное воздействие на организм.
— О, конечно, мне бы хотелось сохранять хорошее настроение…
— Я говорю о большем, чем просто хорошее настроение. О вере. — Он сунул руку под жилет и извлек серебряную аквилу, которую носил вместе со старыми армейскими жетонами. — Во время войны это называют отвагой. В мирное время — религиозностью. Проходя службу в Гвардии, я видел, как люди совершали удивительные вещи… боролись с инфекциями, исцелялись от ран… и все только потому, что верили. И я видел других, умиравших только потому, что они не верили.
