Сергей Попов - Я иду
Раздался детский смех, опять застучали брызги по водной глади.
– Нет, пап, я еще немножко, можно? – попросила она нежным голоском. – Яеще чуть-чуть! Вода такая теплая!
Я секунду помолчал, потом приподнялся на локтях и все-таки поддался на уговоры десятилетней дочурки:
– Ну хорошо, принцесса, – разрешил я и добавил с условием: – Но только не час, хорошо? Мы же не хотим с тобой заставлять маму волноваться?
– Нет! – согласилась она и захихикала, пытаясь достать брызгами.
– Ой-ой! Кто это хулиганит? А ну-ка… – я быстро поставил стакан на траву, скинул кепку и поднялся, – кто это у нас там балуется?
Бетти опять засмеялась, нырнула, как рыбка, в речку.
– Ой, сейчас догоню! – шутливо пригрозил я и с разбега прыгнул в воду недалеко от дочки.
От громкого хлопка Бетти спешно вынырнула из воды, огляделась, увидела меня, заулыбалась и тут же попыталась отплыть, взмахами маленьких ног посылая в меня крупные брызги. Изобразив дельфина, я быстро подплыл и сделал кружок, вызывая у дочки бурю детского восторга. А потом мы принялись брызгаться, дурачиться, веселиться, разбрасывая прозрачную, как слеза, воду и теряя счет времени…
– Cud! Бетти! Идите кушать! – прервал звонкий нежный голос Роуз, и мы с довольными лицами мигом обернулись. Та, в босоножках, джинсах и в моей сиреневой рубашке, стояла на берегу, держа два полотенца: одно детское – с бабочками, а второе мое – темно-синее, махровое. – Я кое-что вкусненькое приготовила! Идемте скорее!
– Ну что, принцесса, вылезаем? – спросил я и приобнял дочурку. – Посмотрим, что приготовила нам мама?
– Да! – обрадовалась Бетти и, как лягушонок, поплыла к берегу. – Мам, только ты не уходи, мы сейчас!
– Да куда же я без вас? – засмеялась она. – Сид, кстати, тебе звонили.
– Кто? – спросил я и, выйдя на берег, взял на руки Бетти и понес к Роуз. Дочь от неожиданности ойкнула, а потом засмеялась и обняла за шею. – Не видела?
Роуз передала дочкино полотенце.
– Не знаю, я не смотрела – готовила, – ответила она, – но вибрировал долго. В общем, сам посмотришь.
– Ладно, разберемся, – я поставил дочку, принялся насухо вытирать, – как тебе новый купальник, Бетти, нравится? Мы с мамой его долго выбирали для тебя.
– Очень, пап, спасибо! – радостно откликнулась она.
– Ну и хорошо, мы с мамой рады, – я накрыл ее полотенцем, поцеловал, – правда, Роуз?
– Конечно! – улыбнулась та и, вручив мое полотенце, чмокнула Бетти, – а теперь пойдемте, а то все остынет.
Подняв свою кепку и стакан с соком, я разом допил его, и уже хотел было направиться вслед за Роуз, подходящей к дому, как вдруг меня приостановила мягкая мокрая ручка. Я удивленно обернулся и тут увидел чем-то взволнованное дочкино личико.
– Что такое, Бетти? – накинув на плечи полотенце и присев рядом на корточки, обеспокоенно поинтересовался я.
Та в ответ надула щечки, сложила ручки.
– Принцесса, что случилось? – я хотел подозвать ее к себе, но она на это лишь отрицательно покачала головой. – Бетти…
– Ты опять от нас с мамой уедешь, да? – оборвав в самом начале, неожиданно спросила она, смотря на меня светлыми глазками.
Я зачем-то улыбнулся, удивленно похлопал глазами.
– Почему?.. – не понял я. – Кто тебе такое сказал?
– Сид, Бетти, ну где вы?.. – громко окликнула Роуз.
– Идем! – не оборачиваясь, прикрикнул я и – дочке: – Бетти? С чего ты так решила, малышка?..
– Ты всегда уезжаешь, когда тебе кто-то звонит… – обиженно проговорила она и опустила глазки, – мы больше не будем купаться, да?..
– Ну что ты, что ты… – я подвел ее к себе, обнял, – что ты…
Бетти всхлипнула, шея стала быстро мокнуть.
– Господи, девочка моя… – я крепче обнял дочку, поцеловал, утер слезинки с щечек, – ты чего так?.. Родная моя, маленькая… чего ты?..
– Пап, не уезжай… – она опять всхлипнула, – мы с тобой гулять пойдем, играть каждый день будем, только не уезжай…
Сердце мое начало обливаться кровью, к горлу подкатил ком, глаза у самого заслезились.
– Я не уеду, принцесса, – заверил я и повторил Бетти на ушко: – Я никуда не уеду, слышишь?
– Да, – ответила она сквозь слезы, – только пообещай…
Я погладил ее мокрые русые волосы и ответил тихо:
– Обещаю, – яутер ей слезинки с глаз, – я люблю тебя, принцесса, и завтра мы весь день будем с тобой играть во все, что ты только захочешь, хорошо? И послезавтра, и каждый день! Договорились?
– Хорошо! – взорвалась от радости Бетти. – И я тебя люблю, пап! Ты самый лучший!
И вжалась в меня, как котенок.
– Ну, теперь идем кушать? – улыбнувшись, спросил я. – А то мама на нас злиться будет…
– Пойдем! – звонко ответила дочь и широко улыбнувшись, взяла заруку.
Едва мы протиснулись под воротами кладбища, – мне удалось увидеть то, чего, пожалуй, боялся больше всего – разоренные могилы. Одни разворошенные, словно из них выполз гигантский червь, другие – раскопаны, да так, что покосились ближайшие ограды и деревья, третьи – зверски истерзаны, будто самому дьяволу захотелось поглумиться над усопшими. Куда ни взгляни – везде виднелись разрушенные каменные скульптуры, заросшие инопланетной дрянью, обезглавленные статуи ангелов, затянутые красным мхом надгробия и упавшие обелиски, какие, даже если очень захотеть, не повалить и вдесятером. На засыпанной гнилыми листьями узкой дорожке, ведущей в глубь оскверненного кладбища, валялись скомканные, как жеваный лист бумаги, заборы и ограждения, скрюченные больные ветви, напоминающие, скорее, чьи-то костлявые руки, скамеечки, обломки гробов. Кое-где, скрываясь за редкими деревьями с опухолями размером с человеческую голову, виднелись обрушенные декоративные склепы со множеством разрытых возле них ям, что запросто можно списать на труды кротов, если бы не размеры. Над некоторыми могилами до дрожи в коленках протяжно скрипели ржавые кресты, под корнями и в норках тихонько попискивали кладбищенские крысы, пронзительно кричали вороны, восседающие на расколотых мраморных плитах. Мрачно, словно отпевая панихиду, скулил и плакал ветер, одиноко блуждающий мимо захоронений, временами поднимая страшный рев и бросая в нас скопившуюся на дороге листву.
– А другим маршрутом не могли пойти? – нарушил длительное молчание я, уже полминуты крутя меж пальцев сигарету и все никак не решаясь закурить.
– Ну извини, Сид, это тебе, знаешь ли, не улица… – с каким-то отеческим укором промолвил Айс, все это время держа наготове лук и вертя головой то влево, то вправо, словно ожидая сиюминутного нападения. – Тем более других дорог пока не вижу. Да и нет их, скорее всего…
Дослушав, я как-то недовольно скривился, сплюнул и все-таки закинул мятую-перемятую сигарету в рот, закуривая.
Такая «прогулка» по кладбищу, особенно когда знаешь, кто до этого здесь побывал, говоря откровенно, настораживала. Каждую секунду мерещились то жуткие нереальные силуэты, выпрыгивающие из кровавых кустов вдалеке, то всяческие шорохи, – а их точно не могли создавать ни собаки, ни мыши, – то эфемерные надрывные шипения, умело исполненные ветром, но почему-то уж очень убедительно смахивающие на мерзкие хрипы морфов. От всей этой жути вскоре стало совсем не по себе, словно смертельная опасность застыла не где-то там, среди растревоженных могил и разбитых статуй, а тут, рядом, едва ли не в двух шагах. Вот только раскрываться не спешила – до последнего хранила молчание, играла с нашим воображением. Но хоть и зная, что пока все спокойно, и вокруг нас, кроме грызунов, нет ни души, я все же предпочел поскорее расправиться с сигаретой и вооружиться арбалетом, чтобы в случае чего – сразу дать отпор. А вот Айс, в отличие от меня, – сама хладнокровность: рука лежала на луке твердо, не тряслась, пальцы крепко сжимали оперение, да и выглядел весь предельно чутким, как бывалый охотник. Одна походка чего стоила: слишком уж искусная, бесшумная, как у призрака, мягкая. Вроде и на ветки наступает, а треска нет. Мистика, да и только…
– Где ты так ходить научился? – решил вдруг поинтересоваться я, настороженно поглядывая то на обомшелые надгробия, то на стволы деревьев. – Не поделишься секретом фирмы? – невольно посмотрел на ноги Айса: нет, не ходит – парит, едва касаясь земли. – Даже я тебя не слышу, хоть и рядом иду.
