Владимир Яценко - Бог одержимых
- Мы точно знаем, что эта штука отвечает. Только фиг его знает, на какой вопрос...
- Так бы сразу и сказал, - тяжело вздыхает Миха.
Мне понятна его скорбь. Вместо того, чтобы наслаждаться жизнью после приёма пива, да под свежие раки, вставать и тащиться в такую даль... Но кайфоломы были безучастны к его сомнениям:
- Пойдём, Миха. И ты давай с нами, Кела. У нас ведь два прибора...
- Погодите-ка, - придерживаю учёный люд. - А мы-то вам, собственно, зачем?
- Так ведь объяснили же, - застеснялся Ваван. - Мы пока только на себе пробовали: много мыслей, - не можем вспомнить, о чём спрашивали. Вот мы и подумали, что если вас поднапрячь, может, что-то прояснится...
- Понятно, - говорю. - Придурки понадобились? У вас, значит, умников, мыслей по три вагона с тележкой. Ну, а мы с Михой - бестолочи: полторы извилины на двоих? Одна-две мыслишки в год проскакивают, да и те адресом ошиблись?
- Нет-нет, - беспокоится Ваван. - Не так Кела. Просто нужны добровольцы...
- Не парься, Заноза, - соображает Юлька. - Мы вам денег дадим.
- О! - говорю я. - И сколько?
- По чирику за ночь, идёт?
- Десятка? - я изо всех сил презрительно заламываю бровь. "Как бы не сломалась, - думаю, - как-никак поутру с Васильковскими играть нужно". - Да мне вашей красненькой даже на "чернила" не хватит...
- Полтинник! - веско уточняет Ваван.
- Полтинник?!
Миха даже подскакивает.
Вот чёрт деревенский! Да эту парочку в два счёта до стольника поднять можно было. Но Миха уже ни о чём, кроме халявного полтинника, думать не может:
- Да я ради науки...
***
Не обманули...
Студенты не обманули, говорю.
В сарае и вправду, будто лазарет: две лежанки, приборы-циферблатики, кнопочки-рукоятки. Освещение, калорифер у входа. Всё так чистенько, опрятненько...
Да только хоть я академиев и не проходил, а цилиндр от кастрюли отличить сумею. Тем более, если кастрюль две и обе из набора тёти Евы. Ох, и визгу было! Когда дядя Василь, её бывший муж, с судовым исполнителем из гаража шестёрку выкатывали, и то не так орала, как месяца два назад истерила по причине пропажи своей утвари. Только испоганили студенты кастрюли: к боковым отверстиям штуцеры аргоночкой приварили, тройники накрутили - манометры с клапанами... Это, значит, они отсюда воздух откачивали. И про крышку стеклянную - правда. Через верх, там, где ручка пластиковая, ниточку внутрь опустили, герметиком замазюкали. А внутри - обычная вязальная спица и два свинцовых грузика на ней, на разных расстояниях от точки подвеса.
- Зря вы это, - пожурил студентов за самоуправство Миха. - Если кастрюли дырявить, в чём раков варить?
Спица в кастрюле висит, не шелохнётся. Даром, что грузила не слабые: в одном грамм сто будет, другой раз в десять поменьше. Да что им! Обе кастрюли к чугунным поддонам прикручены. У нас на Проме на таких подставках фрезерные станки стоят. Как это они сюда такую тяжесть дотащили? И с лазерами-брелками не обманули, и с докторскими слухалками...
А студенты стоят и гордо на нас посматривают. Вот, мол, какие мы умные. Да только чтобы спросить "не разбери что" и не вкурить, куда тебя потом с твоим вопросом послали, - большого ума не надо.
И в институте для этого учиться совсем не обязательно.
Зло меня разобрало, - вот что. Уж такие они чистенькие, такие правильные. А мы с Михой, значит, быдло коммунальное? Лимита неумытая? Наверное, от этих самых мыслей я у них и спросил:
- А как вы думаете, профессора недоученные, отчего район наш чертановским зовут?
Скривился Ваван. Сразу видно, - не знает. И Юлька опять пятнами пошла. Только у ней другое, - на "профессоров" решила обидеться.
Молчат. Оба. Тогда я им издалека намёк делаю:
- "Чертаново" не от слова "чёрт", въезжаете? А от слова "черта". Выселки наши долгое время далеко за чертой города были. Это сейчас город на нас наступил и дальше пошёл, не отряхиваясь. Но мы-то - люди. Какой бы жизнь у нас ни была...
Тут уже Миха меня успокаивать сподобился:
- Заноза, ты чего?
Видать крепко он за свой полтинник волнуется. Не боись, Влом! - никуда эти воротнички от нас не денутся. И получишь ты свой полтинник, братела, да и мой в прицепе. Заноза подачками брезгует. Заноза чего надо - сам берёт...
- А вы в другую сторону пробовали? - дальше намекаю. - Не спрашивать, а слушать?
- Что? - разевает рот Ваван.
- Как это? - вскидывается Юлька.
- Да, - говорю, - в институтах такому не учат. Могу по буквам: если мы не знаем, о чём спрашиваем, то, может, разберём, чего нам скажут?
- Кто? - беспокоится Миха.
- Ну, точка их ядрёная, - поясняю ему, и сразу злость куда-то девается. - Которая про нас всё знает. Сейчас ведь как: вы длинно спрашиваете. А точка коротко отвечает. А пусть она тоже побухтит. Какой вопрос - такой ответ.
Смотрю в их лица светлые и вижу: не догоняют. Объясняю ещё раз:
- Представьте, вас всю ночь в цугундере о чём-то допрашивают, а наутро дают протокол подписать. А там всего-то два ответа на выбор даётся "да" или "нет". Как? Выберете да подпишете?
- Ёлы-палы, - стонет Ваван. - Кела! Да тебе цены нет!
Ну, я молчу, ясное дело. Потому что скромный. Только почему же это "нет"? В полтинник заценили...
Юлька тоже не скупится:
- Ты - гений, Коля. Ребята, вы посидите пока, а мы тут быстренько...
Ух, как им идея моя понравилась!
Как начали они про потенциалы да обратную связь судачить, что сразу стало ясно: без меня бы мировая наука ещё долго под забором отхаркивалась, да от большой дороги к вершинам человеческой мысли пряталась.
Приятно, конечно. Даже показалось на минутку, будто я в их тусовку попал. Будто я - как они. Учёный... Не шалам-балам... Батяня был бы доволен. До самой смерти ведь мечтал, чтоб из меня какой-то толк вышел. Только я думаю, что толк этот вышел из меня ещё в детстве, когда старшие в карты играли на мои подзатыльники. Они, значит, играют, а подзатыльники мне достаются. Вот толк и вышел. И куда-то ушёл. С концами. Наверное, уже тогда я карты полюбил. Сила в них...
- Я и паять могу, - говорю. - Образование имеется. Давайте, помогу чего надо...
- Значит так, - снисходит Ваван до объяснений. - Ответ будем принимать не по среднеинтегральному равновесному положению стрелки-коромысла весов, а по флуктуации натяжения скручивания нити. У нас как раз и тензодатчики есть, и усилители. И головных телефонов парочка...
- Ты с ума сошёл! - шипит Юлька. - Если ты о наушниках от папиного "панасоника"...
Можно, конечно, и дальше рассказывать, как они до ночи кричали друг на друга. Как перестраивали, перепаивали, переделывали...
Только остались мы с Михой в ту ночь в сарае. И сказать по правде, что там у меня в ушах нашумело - не разобрал. Выходил ночью до ветру несколько раз - это да. Было, конечно. Так что же вы хотите? На то и пиво. Но наушники к соответствующим отверстиям на голове прикладывать не забывал. А как там у Михи дело было... что я - конвой брату своему?
***
Наутро, ещё четырёх не было, тронул меня за плечо Миха. И я, представьте, сразу проснулся.
И понял, что дело дрянь.
В сарае - светло. Студенты подсветку включённой оставили. Вижу: Миха стоит ровно. Глаза широко открыты, да только не видит он меня. И такое впечатление, что ничего он не видит. Только я ведь тоже спросонок мало чего разберу. Знаете ведь, как бывает: поднять - подняли, а разбудить забыли. Но трезвость в голове - капитальная. Какая-то цельность такая. Непривычная.
Я такое впервые у глазника прочувствовал. Когда меня на очки пытались подсадить. Мама дорогая! Я чуть не завыл от ужаса. Так вот как они все, оказывается, выглядят! Люди-то! И отказался я от очков. Не хочу на такой мир смотреть. Лучше уж отсюда, из тумана за ним подсматривать...
Я почему вспомнил тот случай, - такие же ощущения. Только не по зрительным делам. А по общему настроению...
И Миха. Стоит, значит, рядом с моим лежаком. Держит руку у меня на плече, а длань у него - ого!
И говорит, задумчиво так:
- Николай, а где бы это сейчас на рояле можно было поиграть?
Сдурел брат однако. Эк его расколбасило!
