Антон Первушин - Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор»)

– Романтическая прогулка по вечернему Вильнюсу! – выпалил Стуколин на одном дыхании, словно заранее заготовил эту фразу.

– Согласна, – подытожила Ангеле. – Ведь я почти ничем не рискую. Пусть господин подполковник будет свидетелем нашего пари.

Они остановились, подождав, пока их догонит Громов. Тот выслушал сбивчивые объяснения Стуколина и важно кивнул, подтверждая тем самым, что пари принято.

– А какое шампанское будете пить? – поинтересовался он.

– Шампанское я выберу сама, – пообещала Бачинскайте. – И боюсь, после этого господин капитан пойдёт по миру с протянутой рукой.

– Ничего, – утешил друга Громов. – Если что, обращайся ко мне. Я поставлю два ящика на свой пилотаж, и мы сразу отыграемся.

– Ещё один самоуверенный нахал, – отметила Ангеле. – У вас, в российских ВВС, все такие?

– И не только в ВВС, – сказал повеселевший Стуколин. – А что касается Кости, то он слов на ветер не бросает. Он из «Русских витязей».

– Неужели? – Ангеле приподняла бровь. – Сколько вы получаете в месяц на своей родине? Я готова предложить в два раза больше!

– У меня уже есть работа, – сказал Громов. – К тому же, в Литве мне не понравилось. Наверное, потому что стреляют часто – того и гляди, попадут.

Они замолчали, продолжая идти по дороге, и вскоре за деревьями стала различима длинная стена из красного камня. Ещё один поворот, и пилоты увидели «проходную» – стальные ворота и будку охранника.

Бачинскайте направилась прямо к «проходной». От волнения у нее выступили капельки пота на верхней губе, и она слизнула их языком.

Сегодня в будке дежурил Михалыч – семидесятилетний ветеран, помнивший ещё воздушные бои над Литвой июня 1941 года. Это был совершенно железный старик, и Бачинскайте взяла его на работу не из жалости, а по вполне прагматическим соображениям. Теперь она пожалела об этом: большего параноика, склонного относиться ко всем и вся с выходящей за рамки приличий подозрительностью, в аэроклубе было не сыскать.

Литовский язык Михалыч знал в пределах ясельной группы детского сада, а потому Ангеле обратилась к нему по-русски:

– Добрый день, Михалыч! Как идёт дежурство?

– Добрый день, хозяйка, – отозвался Михалыч из окошка. – Во время моего дежурства происшествий не случилось, – по-уставному отрапортовал он и тут же спросил, подозрительно разглядывая компанию сквозь толстые линзы очков: – Кто это с тобой?

– Новые клиенты, – ответила Ангеле. – Хотят совершить пробный вылет – может быть, купят клубную карту.

Стуколин, стоявший за Бачинскайте, изобразил улыбку и сделал Михалычу ручкой. Но тот не спешил пропускать компанию.

– Мы от тебя, хозяйка, какое-то письмо получили. Будто заложница ты. Будто тебя какие-то офицеры захватили.

– Какое такое письмо? – спросил Стуколин.

– Это была неудачная шутка, – нервно сказала Ангеле. – Моя подруга отправила, дура!

– Какое письмо?! – ещё громче спросил Стуколин.

Бачинскайте физически почувствовала, как напряглись русские пилоты. Михалыч сделал движение рукой, пытаясь сунуть её под стол, где у него была спрятана «тревожная» кнопка. Но Ангеле, ожидавшая этого, опередила его, просунув свою руку в приоткрытое окошко и ухватив Михалыча прямо за армейскую рубашку. Физической силы выпускнице лётно-технической школы ДОСААФ было не занимать – Бачинскайте дёрнула на себя, и несчастный Михалыч ударился лицом о раму.

– Быстрее! – крикнула Ангеле пилотам. – Бегите! Справа на дежурной площадки всегда стоит готовая машина. Быстрее, мать вашу!

Ругательство подействовало. Стуколин резко ударил ботинком по стопору «вертушки», и тот вылетел из косяка вместе с шурупами. Пилоты побежали через проходную. Замыкал шествие Золотарёв, придерживающий под локоть Олбрайт, у него в руке снова появился никелированный револьвер.

– Зачем, хозяйка?! – прохрипел ошеломлённо Михалыч.

– Так надо! – отозвалась Ангеле, и из глаз её брызнули слёзы. – Так надо, Михалыч!

Пилоты бежали по асфальтовой дорожке, вдоль стены, ограждающей территорию, к ясно видимой цели – площадке, на которой стоял «О-2», выкрашенный в белый цвет с гербом Литвы на фюзеляже. У самолёта сидел на раскладном стульчике механик, читал газету. Услышав топот, увидев бегущих людей и револьвер в руке одного из них механик, не долго думая, бросил свою газету и с резвостью зайца понёсся в противоположном направлении, громко голося на ходу.

Стуколин добрался до «О-2» первым. Распахнул дверцу, заглянул внутрь и показал бегущему Громову указательный палец.

– Командиром буду я, – решил Громов, также останавливаясь у двери. – Лукашевич будет вторым пилотом. Ты и Сергей – на подхвате. Следите за Олбрайт, чтобы ничего не трогала.

Отдав распоряжение, он полез в самолёт. Фора, которую дала им Бачинскайте, истаяла на глазах, от корпуса аэроклуба к площадке бежала охрана.

– Стойте! – закричала Ангеле, выскочив из проходной. – Не стреляйте!

Но её или не услышали, или не захотели услышать. Охранники начали стрелять прямо на бегу, и первая пуля вжикнула над головой Стуколина.

– Вот чёрт! – он даже присел от неожиданности.

Золотарёв втолкнул в салон Мадлен Олбрайт и запрыгнул следом.

Носовой винт уже раскручивался, выходя на рабочие обороты.

– Дверь закрой, – сказал Лукашевич Стуколину, забираясь в самолёт вслед за Сергеем.

– Сам знаю, – отозвался Алексей сердито, и тут одна из шальных пуль ударила его в правое плечо.

Стуколина отшвырнуло назад – на подкрыльевую расчалку.

– Блин, – сказал он и мешком осел на асфальт.

– Лёха! – заорал Лукашевич.

Он тут же спрыгнул на бетон и подхватил товарища под мышки. Золотарёв высунулся и крикнул:

– Тащи сюда! Ко мне! Да не копайся же ты…

Вдвоём, вымазавшись в крови, они втащили потяжелевшее тело Стуколина в салон. Золотарёв тут же захлопнул дверь.

– Все на борту, Костя! – сообщил Лукашевич.

– Взлетаю, – отозвался Громов.

Двухтонный «О-2» легко разогнался по «рулёжке» и почти сразу взлетел.

Охранники аэроклуба «Пилотас» стояли, опустив пистолеты, и молча смотрели, как маленький белый самолёт поднимается всё выше и выше, оставляя землю Литвы внизу и позади…

На этот раз информация о ЧП в частном аэроклубе дошла до Штаба обороны почти мгновенно. Департамент полиции, уже второй день разыскивающий по всей Литве «группу из четырёх мужчин, сопровождающих пожилую женщину» по запросу Министерства обороны, немедленно передал сообщение о захвате самолёта марки «Цессна» полковнику Вайкшнорасу.

От чёткого предчувствия, что это оно, «то самое», у Вайкшнораса взмокли ладони. Он оглянулся на сослуживцев, расстегнул верхнюю пуговку на форменной рубашке и соединился с Центром управления полётами и наблюдения за воздушным пространством, где сидел подполковник Эдмундас Адоминас.

– Немедленно поднимай перехватчики, подполковник! – потребовал Вайкшнорас. – Из аэроклуба «Пилотас» только что взлетел самолёт с террористами. Его нужно вернуть и посадить.

– Это невозможно! – тут же откликнулся Адоминас. – Мы не готовы! Мы…

– Чёрт вас всех побери! – перебил Вайкшнорас. – На борту захваченной «Цессны» находится американская гражданка. Если вы немедленно не поднимете перехватчики, вы все лишитесь погон!

– Слушаюсь, господин полковник. Я поднимаю перехватчики.

– Об исполнении доложить.

– Слушаюсь, господин полковник.

Майор Александр Навицкий (а по новой системе – майорас Александрас Навицкас) был назначен командиром Первой авиабазы ВВС Литвы, что под Шяуляем, совсем недавно – в июле-месяце. Он ещё не успел освоиться в должности и наладить службу в том виде, как он это себе представлял, будучи одним из летающих офицеров базы, а тут на него, словно град с неба, свалилось первое боевое задание.

Структура управления на авиабазе перестраивалась на американский манер, однако отдельные инструкции, разработанные в советские времена, продолжали действовать. Потому на авиабазе в готовности «номер два» постоянно находилось дежурное звено. Майор Навицкий не был уверен, что его удастся поднять в воздух в течение пяти минут, как того требовали нормативы, но когда услышал, что начальник Центра управления Адоминас, бросив все дела на заместителя, вылетел вертолётом из Каунаса, то и сам выскочил из своего кабинета и рысью побежал по коридору в командно-диспетчерский пункт, расположенный на третьем этаже, в надстройке штабного здания. В командно-диспетчерском пункте находились трое офицеров: помощник руководителя полётов, ответственный по КП и ответственный за выпуск дежурной пары.

– Готовность номер один! – объявил Навицкий с порога.

Ответственный по КП наклонился к микрофону и продублировал команду. Где-то внизу завыла сирена, но пилоты дежурной пары появились на площадке не сразу, а с некоторой задержкой.