Ян Валетов - Дети Капища
– Все было путем, Миша! Теперь точно останемся друзьями!
Она положила свою коротко стриженную голову, пахнущую ветром и порохом, к нему на плечо и прижалась всем телом (впечатление у Сергеева было, что к нему прижался титулованный культурист), пытаясь сохранить тепло в спальнике, стремительно улетавшее через расстегнутую молнию в предрассветную мглу.
– Ты не виноват, что мне надо с тиграми трахаться. Никто не виноват. Скажи, тебе хоть чуть-чуть было хорошо?
– Да.
Сергеев почти не кривил душой. Ему было хорошо. Сейчас. Когда все кончилось, и они лежали рядом, согревая друг друга.
– Я знала, что так будет, Миша. Просто иногда…
– Я знаю, что такое одиночество, – сказал Сергеев.
– Для всех я начальник. Второе лицо после Игоря. Пилот. Но никак не женщина. Знаешь, – сказала она внезапно, и в интонации ее прозвучала боль, – Богу было угодно, чтобы я, как баба, была одноразовая. Как гондон. У меня ж ни с одним мужиком больше одной ночи вместе спать не получалось. Зато летать все хотят со мной. Раз, два, десять, сколько получится…
Она тихо, невесело рассмеялась.
– Дал Боженька крылья, да вместе с ними и яйца заодно. А любви не дал.
Сергеев молчал. Что он мог сказать? Но ощущение, что к его боку прижимается мужчина, начало проходить.
– Без обид, Сергеев, – сказала Саманта. – Все было класс. Кончили и забыли. Я с тобой полечу всегда. В любое время и в любое место. И скидку бы дала, так ты никогда скидок не просишь. Ты у нас всегда желанный клиент…
«Интересно, – подумал Сергеев, вспоминая ее черные, антрацитовые глаза и жесткий ежик волос на своем плече, – согласится ли Сэм лететь сейчас? С этим грузом и при таких обстоятельствах? Ведь полное право имеет отказать или послать кого-то из молодых. Она у нас теперь начальство. Шеф-пилот! Старший „вампир“! Но так, как летает она, не летал мой вечно пьяный, а ныне покойный друг, контрабандист Перышко. Игорь Хлыстов в свои лучшие годы так не летал. Многие бы из пилотов все б отдали, чтобы уметь летать так, как она. А она, вот же незадача, все б отдала за то, чтобы быть не одноразовой, а желанной.
Надо будет просить Саманту, чтобы летела она. Она у нас „демон ночи“. Но до нее надо еще добраться. Вернее, до лагеря „вампиров“ на Севере».
Сергеев прикинул расстояние от кибуца до «гнезда нетопырей» на глаз, потом проверил курвиметром. Ерунда. Часа полтора на «хувере».
– Ага, – сказал Матвей и подмигнул, – если я подумал то, что ты подумал – это хороший вариант.
– Если они согласятся, – реплика Равви прозвучала несколько отрезвляюще. – Сергеев врать об обстоятельствах не будет, а «Вампиры» на рожон не полезут. Тут из двух зол выбирается меньшее: лучше недозаработать денег, чем положить пилота и самолет. Они ребята трезвомыслящие. Саманта – барышня без сантиментов. Такую переброску дежурные будут согласовывать с ней. Тихо не получится перелететь, а жаль. Зима сейчас. Планеры и дельтапланы отпадают. Миша, я тебя еще раз прошу, не лезь! Останься. Завалят тебя на х…!
– Ладно, Александр Иванович, – примирительно произнес Сергеев. – Не волнуйся. Зубы у них не выросли, меня завалить. Я ненадолго. Туда и сюда. Одна нога… Ну ты знаешь…
Равви покачал головой снова и в этот момент, несмотря на свое целиком «некошерное» происхождение, удивительно напомнил раввина, раскачивающегося над Торой. Глаза у него были по-еврейски тоскливые и слезящиеся, и Михаилу вдруг стало особенно заметно, что Бондарев стар, очень стар. Еще держится и даже превосходно сохранился, учитывая жизненные обстоятельства, но его мысли о преемнике имеют под собой убедительную основу.
– Глупость делаешь, – сказал Бондарев, кривя рот. – Жертвенность у тебя повышена, а разумная бздиловатость ниже нормы! Ху…й признак это. Видал я такое еще в горах. Герои, на х…, а потом домой, грузом «200». Ладно. Своя голова есть. Ты у нас всегда выживал. Авось, Господь даст, и тут пронесет. Есть, Сергеев, такая разновидность бойца – везунчик. Знаешь, когда осколок – в пряжку от ремня. Или там пуля – во фляжку. Или нае…нулся с «вертушки» прямо «духу» на голову – его наповал, а сам целый. Но фарт, на то и фарт, что когда-нибудь кончается. И, заметь, в самый неподходящий момент. Налей-ка, Мотл! За фарт сергеевский выпьем. За то, чтобы он живым вернулся с мальцом своим. И за то, чтобы ты там подольше прожил. И чтобы Вадька пулю с вами, полоумными, не словил. И чтобы этого Арафата вашего вы благополучно вывезли, чтоб он всрался, «муслим» чертов! Бля буду, Сергеев, это из-за них, «воинов ислама», я евреем заделался! Ладно! Проехали! За то, чтобы вам всем повезло! Допьем, мужики, за все это разом! Потому что если за все отдельно пить – помрем от цирроза, а столько не выпьем…
Матвей разлил остатки по стопкам и убрал пустую бутылку со стола по старой русской традиции. Сергеев усмехнулся в прорастающие усы. Стаканчики, банки, тарелки так и остались стоять на расстеленной карте, по которой красной, нарисованной маркером артерией полз по руслу реки, лесам, полям и пустошам их рисковый маршрут.
Равви встал и ухватил стопку здоровой рукой. Все присутствовавшие поднялись вслед за ним и тоже подняли стаканчики.
– За удачу, – произнес Бондарев без всякого пафоса. – Возвращайтесь.
Глава 10
Когда стало ясно, что Базилевич опаздывает на срок, который ни один джентльмен не назовет джентльменским, Сергеев все-таки решил сделать заказ.
В конце концов, он уже более получаса сидел в уютном ресторанчике, отделанном помешанным на театральном антике дизайнером, попивал аперитив, покуривал сигариллы и был готов к ужину, как перезрелая невеста к замужеству. Мобильный, с которого ему днем звонил Базилевич, был вне зоны действия, народ из ресторации укатил слушать оперу и по близлежащим музыкальным театрам, делать было определенно нечего, за исключением того, чтобы вкусно поесть.
Не мудрствуя лукаво, Сергеев заказал себе бутылку аргентинского красного, тарелку сыра и баранину с кускусом.
То, что Базилевич не появился вовремя, конечно, настораживало, но в планы Михаила не входило нянчить Антона Тарасовича, большого уже мальчика.
Задача Сергеева, полученная им от Блинова, была проста: обозначать непонятное движение, светиться всюду, изображая то ли противника, то ли конкурента, в общем – личность полностью мутную и непонятную, но при этом головы никому не отбивать, а, наоборот, способствовать тому, чтобы сделка по продаже техники все-таки состоялась и по как можно более высокой цене.
Антивирус же конкретных заданий и рекомендаций не давал: присмотритесь, определитесь, способствуйте, действуйте по обстоятельствам и по разумению… Главное – полная информация – кто, где, кому, почем. Расклад в такой позиции дороже денег.
Как на экскурсию отправлял, осматривать достопримечательности. Но это обманчиво, не та у Касперского «заточка»! Рекомендации – не мешать – как раз понятны! А вот поступать по разумению – это, знаете ли, материя тонкая. Сергеев воспринял напутствие Антивируса исключительно как приказ присмотреться и послушать. Сама сделка, по мнению Конторы, опасности для интересов империи не составляла. Пусть себе протекает пока, как задумано. А если мнение изменится, то Сергееву об этом сообщат всенепременно, благо в наш век мобильной связи и Интернета ни рацию с собой таскать, ни «закладки» отыскивать необходимости нет. И вот тогда-то уже никто не разрешит поступать по разумению. Только согласно приказу. Шаг вправо, шаг влево – расстрел. Прыжок на месте – провокация.
Покойный Мангуст разъяснял, что в таких случаях особого выбора нет. Скорость исполнения приказа должна превышать скорость распространения радиоволн. А еще лучше – предвидеть, каким этот самый приказ будет, каким выйдет из мозга страдающего паранойей начальства. Для того чтобы попытаться (только попытаться!) это предугадать, нужно или обладать полной информацией, или вообще ничего не знать о сути происходящего.
– Абсурд, – сказал тогда Кудрявый. – Как так может быть, товарищ инструктор? Если я владею информацией в полной мере, то могу хоть что-то предвидеть с определенной долей вероятности. А если я ничего не знаю? Как можно предугадать, если ничего не понимаешь?
Мангуст слушал Кудрявого с интересом, присев на край стола. Он, вообще, любил вот так сидеть на краю стола, боком, опираясь на одну ногу и покачивая второй. В такие моменты он удивительно напоминал хищную птицу: поднятые углом плечи, напоминающие сведенные крылья, особый наклон шеи… Казалось, что, впившись когтями в столешницу, в аудитории сидит старый облезлый гриф и упирается в Кудрявого черными, тусклыми глазами, то и дело затягивая их пленкой век. Если бы Мангуст внезапно захлопал крыльями и утробно заклокотал, роняя на пол перья, – Сергеев бы не удивился.
Но стоило Мангусту встать – и сходство с птицей исчезало. Он и вправду начинал напоминать зверька, имя которого получил на всю жизнь как кодовое. Видел Михаил Мангуста на тренировках и в бою – движения его были резкими и быстрыми, проследить за ними было практически невозможно и, что было особенно необычно, невозможно было уловить подготовку к атаке: переход от бездействия к действию не имел промежуточной фазы.
