Александр Афанасьев - Время героев ч4
— Есть касание!
Пузатый, словно раскормленный гусь самолет коснулся грязной, заваленной мусором бетонки, подпрыгнул и… покатился дальше.
— Двести пятьдесят! Реверс!
— Есть реверс!
Спаренные саблевидные лопасти винтов раскручиваются в другую сторону, помогая самолету тормозить…
— Сто восемьдесят! Сто пятьдесят!
Из кабины уже видно человека в конце полосы у какой-то бронемашины, размахивающего ХИСами — по одному в каждой руке.
— Кажется, свои…
Самолет пробежал по полосе, резко завернул в сторону, прокатился еще два десятка метров и встал. Распахнулась передняя аппарель — и сразу несколько десантников с автоматами и пулеметами оказались на полосе.
— Свои! Свои!
— Пароль! — пулеметы направлены друг на друга
— Россию не победить!
— Россия всегда права! — кричат от скособочившегося у края ВПП грузовика с разорванными пулями в клочья покрышками.
Нацеленные друг на друга стволы медленно опускаются.
— Кто старший?
Офицеры сходятся как на нейтральной территории — на равном расстоянии от грузовика до самолета.
— Я. Подполковник в отставке Тихонов. Немой.
— Полковник Абрамян. Девяностый воздушно-штурмовой полк. Это Маклясов, начальник нашей разведки. Здесь безопасно? — полковник кивает в сторону потрескивающих дальше, у контейнеров автоматных очередей.
— Пока да. Остатки былой роскоши. Но если не пошевелиться — они попытаются заблокировать дорогу.
— Не успеют. Вы у нас проводниками?
— Да, в пределах города.
— Тогда — Маклясов, займись. Распредели по ротам, мы выдвигаемся. Транспорт здесь можно найти?
— Навряд ли. Хотя в городе есть.
— Бивень, бери своих — занять вышку, закрепиться. Устанавливайте пулемет. И не стреляй в кого попало, там свои есть.
— Есть, господин полковник — десантник бросается исполнять поручение. На полосу уже садятся другие самолеты, поднимая в воздух тучи густой, афганской пыли…
Высоко в ночном кабульском небе, сваливаясь на правый бок, парит только что пополнивший запасы топлива тяжелый штурмовик Громовержец. Сенсоры и радары ищут цели, достойные внимания — прежде всего по маршруту выдвижения десантников. При планировании операции — были приняты ограничения на ведение огня — только в ответ. Еще не хватало — расстрелять полгорода и получить с ходу партизанскую войну и тысячу — другую кровных мстителей.
По центру, в обшитой мягким негорючим материалом кабине группы разведки и наведения — перед огромными, на половину переборки экранами сидят два офицера. Перед каждым — компьютерная клавиатура и приборная панель, показывающая состояние огневых и разведывательных средств воздушного корабля. Этот самолет экспериментальный — на нем все огневые системы обеспечены либо бункерным, либо конвейерным питанием и перезарядка вручную не требуется. Поэтому в самолете сейчас — только они и летный экипаж механик из которого обучен искать и устранять неисправности в огневых системах, если такие случатся. На экранах — в россыпи условных знаков — символов медленно плывет Кабул…
— Внимание. Наблюдаю множественные цели справа от маршрута выдвижения, цели активны.
— Есть. Настраиваю сканирование. Фиксирую.
Один из экранов — внезапно как будто застывает, по углам экрана скачут цифры, на самом экране появляется все больше и больше значков.
— Зафиксировал.
— Множественные цели, активны. Наблюдаю автоматы АК, пулеметы, противотанковые гранатометы в большом количестве. Легкая техника… вооруженная, вооруженная крупнокалиберными пулеметами.
— Опознать цели.
— Цели опознанию не поддаются. Помечены маяком как враждебные.
Кто-то из боевиков, видимо из командного состава, как на грех начинает стрелять в воздух из автомата, видимо поднимая воинов на джихад против крестоносцев, высаживающихся в аэропорту. А в приказе на проведение операции, между прочим — в разделе, определяющем правила применения оружия, ничего не сказано относительно степени опасности. Это значит, что даже автоматный огонь, направленный в сторону высоколетящего самолета — экипаж оного имеет право рассматривать как угрозу и враждебные действия. И правда — а ну как все таки достанут… вон, тут у них и ДШК и РПГ есть — черт знает, сейчас им взбрело в голову из автомата пострелять, а через минуту что взбредет в голову?
— Помечены маяком…
Старший оператор включает внутреннюю связь с кабиной экипажа.
— Кабина, обнаружил множественные цели по правому борту, цели ведут себя враждебно. Принял решение открыть огонь, прошу вираж для открытия огня.
— Кабина, вас понял, отсчет.
— Внимание, принял решение открыть огонь главным калибром. Подать питание к орудию, заряды термобарические.
— Исполнено.
— Наведение. Цель групповая.
— Исполнено, есть захват. Все системы стабильны, отказов нет.
— Пять — четыре — три — два — один — огонь!
Над бывшими посольскими виллами, ставшими пристанищем для торговцев героином, марихуаной, рабами, детьми, убийц, насильников маленьких детей, воинов джихада, собравшихся воевать с русскими собаками — стеной поднимается нестерпимо яркое пламя. Восемь термобарических зарядов, выпущенных почти очередью, плавят металл и сжигают воздух, рвется к небу пламя, с треском разлетаются в разные стороны фейерверком горящие боеприпасы. В одной из вилл, с глухим звуком «вумп-п-п!» взрывается цистерна с керосином, большим богатством по местным меркам — и огненный столб рвется к небу, у его подножья — чернеют, сгорая дотла маленькие фигурки людей. Волшебный дракон — как этот самолет прозвали североамериканцы — неспешно плывет по небу, посылая на землю все новые и новые порции концентрированного огня…
Утро в Кабуле началось слишком рано и совершенно неожиданным образом. Афганцы проснулись от грохота автоматных и пулеметных очередей, перемежаемых отчетливым «тук-тук-тук» скорострельных пушек и разрывами артиллерийских снарядов. На главных улицах — была техника, и были солдаты в незнакомой, серо-желто-бурой пятнистой форме, они вели жестокий бой за дворец Арк, бывший городской королевский дворец, за дворец Тадж-Бек на горе, так называемый новый дворец и за здания правительственного квартала. В такой обстановке — дукандоры решили, что не будет ничего плохого, если торговля сегодня и обождет. Ближе к середине дня бои в городе начали стихать, а самые смелые из афганцев начали выходить на улицы. Потому что жара, холодильник — невиданная роскошь, тем более в отсутствие нормального энергоснабжения города, хранить еду без холодильников сложно, а голод — не тетка.
Выходя на улицы, они обнаружили, что бои уже стихли превратившись во внезапно вспыхивающие и быстро заканчивающиеся то тут, то там перестрелки, на аэродром, который был превращен в рынок для наркоторговли — садятся и садятся самолеты. На улицах было много солдат, белых, хорошо обмундированных и не проявляющих агрессии по отношению к простым людям, а с ними были водители. Афганцы знали русских водителей и доверяли им, потому что как только афганцы начинали воевать с Британией — русские водители-караванщики становились единственным источником снабжения страны, без них Афганистан давно бы вымер с голоду, как того и хотели британцы. Водители умели говорить на дари и говорили, что в Кабул пришли русские солдаты и теперь Белый царь будет защищать Афганистан до той поры, пока афганцы сами не решат свою судьбу, а англизы больше никогда сюда не вернутся. За исключением некоторых неприятных инцидентов, русские относились к афганцам дружелюбно, а кое-где уже работали и полевые кухни, в которых давали поесть и афганцам тоже. К вечеру — начали раздавать пайки в пластиковых упаковках — так называемые гуманитарные рационы и хлеб. Хлеб был совсем непривычным — афганцы едят пресные, испеченные в печи лепешки, а этот хлеб был черным и кислым на вкус. Однако те, кто осмелился его попробовать — говорили, что он очень сытный и хорошо утоляет голод — поэтому к вечеру хлеб и рационы разобрали полностью.
Ближе к вечеру начали раздавать и керосин — для афганца керосин это подлинное сокровище, он очень дорог, его продают не канистрами, а небольшими бутылками. И поэтому пятилитровые пластиковые емкости с удобной ручкой, которые раздавали русские — были расценены как дар Аллаха, многие не могли позволить себе купить и десятую часть того керосина, который сейчас им просто отдавали.
К вечеру — русские закрепились и заняли оборону в комплексе правительственных зданий и королевских дворцах, подняв над Арком видный из любой точки города черно-желто-белый флаг с двухглавым орлом. А утром — афганцы обнаружили на стенах первый приказ исполняющего обязанности военного коменданта города, полковника Абрамяна. В отпечатанном на дари и пушту приказе говорилось, что Его Величество, Император Российский Николай Третий Романов берет под свое покровительство народ Афганистана до тех пор, пока не будет созвана Лойя Джирга[54] и народ Афганистана сам не определит свою дальнейшую судьбу. Русские солдаты останутся в городе, но будут покупать пропитание за деньги и помогать афганцам строить мирную жизнь. Все рабы и люди, отрабатывающие долги в рабстве объявлялись свободными. За убийства, бандитизм, терроризм, разбой на дорогах, мародерство, торговлю наркотиками и работорговлю объявлялось наказание в виде смертной казни. Говорилось и о том, что Его Величество император Николай Романов уважает верования афганцев и не будет им препятствовать в отправлении религиозных обрядов и племенных обычаев, если они не связаны с преступлениями.