Сурен Цормудян - Отражение во мгле
— Командир, позади меня какое-то движение, — вполголоса доложил по рации Барон.
— Что там?
— Пока не видно. Сейчас проверю.
Сабрина открыла глаза и поняла, что сон все-таки сморил ее. Сложно было понять, сколько она проспала. С минуту Марина пристально смотрела на спутницу, прижавшуюся к ней во сне. Но вот глаза Сабрины открылись, и бывшая пленница встретила ее пробуждение робкой улыбкой.
— Как тебе спалось? — тихо спросила Марина. — Что снилось?
— Не знаю. Не помню. Ничего, наверное.
— Но ты так вздрагивала…
— Правда? Значит, хорошо, что не помню…
— Наверное, да. Наверное, так лучше.
— Я разбудила тебя своими метаниями? Прости.
— Нет, ну что ты. — Марина снова улыбнулась. — Все хорошо.
— А как тебе спалось? Ты во сне звала Костю…
— Да? — Марина сразу погрустнела и вздохнула. — Да, мне снился Костя. Мой муж. Во сне мы… любили друг друга.
Теперь вздохнула Сабрина. Она запустила пальцы в светлые локоны спутницы и стала их медленно перебирать.
— Скоро ты вернешься к нему, и я буду лишней.
— Зачем же так? Ты останешься с нами.
— С вами? В вашей общине? В Перекрестке Миров? — Горькая усмешка исказила лицо охотницы. — Ты хоть понимаешь, что говоришь? Охотник тварелюбов — в вашей общине.
— Но мы не дадим тебя в обиду!
— Глупенькая девчонка… Мне некуда идти.
— Перестань! — повысила голос Марина. — Это ведь из-за меня ты оказалась в такой ситуации. И я сделаю все, чтобы ты…
— Из-за тебя? — снова усмехнулась Сабрина. — А ведь я тебя похитила. Ничего бы этого не было, если бы… А давай останемся вместе? Найдем укромный уголок. Я охотница и обучена выживанию. А у тебя родится ребенок. И мы вместе будем о нем заботиться.
— Но как же… Как же мой дом? Мой муж?!
— Но ведь он не хотел этого ребенка. Ты сама говорила. А я хочу.
— Перестань, пожалуйста…
— И еще… Ты знаешь, часто бывают такие желания… и уже давно… Я ухожу от них в тренировки. В ненависть. В готовность похищать или убивать. Но иногда эти желания просто затуманивают разум. И тогда спасения нет… Я пробовала сама. — Сабрина вдруг посмотрела на свои ладони. — Но это ведь совсем не то, правда? Человеку нужен человек.
У слушавшей ее Марины защемило сердце и потекли слезы.
— Какой он, твой Костя?
— Он… очень хороший. Очень ласковый и нежный. Деликатный. Мне с ним хорошо. И никаких бед. Никакого страха. Все уходит.
— А ты бы смогла поделиться со мной? — спросила Сабрина.
— Чем? — удивилась вчерашняя пленница.
— Его лаской и нежностью?
— То есть… — Светлая вдруг испуганно посмотрела на свою похитительницу, ставшую спасительницей. — Ты что? Это же неправильно. Да и он… Костя ведь только меня любит. Меня одну желает. Он не сможет. Ты… Мы найдем тебе хорошего парня. Правда. Есть еще хорошие…
— Не надо, — скривилась Сабрина. — Я же ненавижу мужчин. Особенно из твоей общины. Ну, кроме Кости. Ведь он так тебе дорог.
— Сябочка, не обижайся, но ты просишь невозможное.
— Конечно, — вздохнула молодая охотница, прикрыв глаза. — Скажи…
— Что?
— Я некрасивая? Я просто не знаю… Вижу, что ты красивая. А про себя не знаю. Я и в зеркало толком не смотрелась с двенадцати лет… Страшно было…
— Что ты. У тебя такие выразительные глаза. В них хочется глядеться долго-долго. И лицо… Такой строгий ангел… Ты очень красивая.
— Хочешь… я разденусь? — прошептала Сабрина.
Марина вздрогнула, с недоумением глядя на спутницу. Затем, словно осознав и прочувствовав все, что накопилось в этом строгом ангеле, не выдержала и разрыдалась, крепко заключив Сабрину в объятия.
— Бедная! Бедная моя девочка! Господи! Что же они с тобой сделали!
У молодой охотницы голова пошла кругом. Шепот Марины пронзал ее, будто иглы, содрогания плачущей спутницы заставляли содрогаться и ее тело, а горячие слезы, падающие из глаз подруги ей на щеку и шею, заражали отчаянием и болью. Она изо всех сил зажмурилась, закусив губу, чтобы не сорваться в истерику.
Что же с ней сделали? Что сделали со всеми? Друг с другом?
Сабрина вдруг почувствовала себя частицей несчастной планеты, которая когда-то любила творить жизнь и купать ее в теплом солнечном сиянии под чистым небом. Но оскотинившиеся пьяные упыри… Какие-то безликие твари надругались над ней. Изуродовали ее тело, разорвали в клочья душу, а то, что осталось, заковали в убийственный холод. И Сабрина поняла, что сама она тоже в плену и ей не выбраться. Ибо весь этот холод — она и есть. И после того, что с ней сделали, ее доля — лишь уничтожать. Без пощады…
Она резко оттолкнула причитающую Марину.
— Не смей меня жалеть! — Охотница вскочила на ноги и хищным зверем нависла над хрупкой Мариной. — Никогда! Я не жалкая! Сама никого не жалею и себя жалеть не позволю! Уничтожу! Растопчу! Зарежу!
Светлая затихла. Поняв, что нагнала на нее страху, Сабрина отошла назад. Отвернулась. После недолгой паузы тихо произнесла:
— Прости. Ты тут ни при чем. Я тебе помогу вернуться к твоему Косте. А дальше будь что будет.
— Сабрина!
— Что?
— Разве не слышишь? Кажется, снаружи кто-то есть.
Охотница прислушалась. Действительно, буря чувств, разыгравшаяся в ее душе и оставившая после себя опустошение, не позволила чуткому слуху уловить голоса тех, кто остановился на улице возле подвала.
— Надеюсь, вы не прятались в бурю по норам, а делали что должно? — Аид размеренно ступал по кругу, утаптывая свежий снег и с наслаждением наполняя съежившиеся от смрада подземелий легкие чистым после бури, морозным воздухом.
Перед ним стояли трое. Монахи Аида, как называли их другие. Сам же Аид предпочитал называть этих людей послушниками. Или детьми. Тех, кто старше, братьями.
— Владыка, не стоит так думать о нас, — смиренно заговорил один из них. — Лишь мы не боимся тьмы, метельной мглы. Лишь мы властвуем над ночью.
— Ой ли? — Аид остановился и, резко повернув голову, ехидно посмотрел на монахов из-под черного капюшона.
— И твари, — добавил послушник.
— Ну да. — Владыка продолжил свое круговое шествие, сцепив пальцы за спиной. — Давайте по порядку. Что за пальба была вчера ближе к вечеру?
— Удалось найти не сразу — следы быстро заметало. Но Доберман со своей собакой отыскал пять трупов.
Собаки в разрушенном Новосибирске были едва ли не большей редкостью, чем фантастические и жуткие существа, порождаемые матерью всех тварей. Их довольно рано пустили на корм, еще в первое десятилетие. Поговаривали, что собачье мясо полезно при туберкулезе. Возможно, это всего лишь заблуждение — но оно выкосило практически всех четвероногих друзей человека в городе. Лишь в чертоге Аида собаки до сих пор жили и размножались. Монахи Аида предпочитали их мясу человеческое.
— Чьи трупы? — просил Аид.
— Один или двое, похоже, из числа свидетелей Армагеддона.
— Вот как? Вы нашли пояса?
— Нет, поясов не было.
— Так… Ну и шут с ними. Кто остальные?
— Судя по одежде, это не армагедетели. И не охотники. Хотя, возможно, кто-то из тварелюбской общины. Либо с Перекрестка Миров. Раны в основном огнестрельные. Наши потащили эти трупы домой.
— Ясно. Стычка, значит, была. Интересно, к чему это приведет? — задумчиво пробормотал Аид. — Поживем — увидим. А что насчет тварей? Подтвердилось ли, что кто-то кроме беглых трутней посещает нашу часть города по ночам?
— Да не просто по ночам, владыка, — заговорил другой монах. — Они предпочитают, чтобы ночь была ненастная. Как эта, например.
— Рассказывай, — кивнул Аид.
— Мы обнаружили группу. Четыре раба твари и четыре воина. Рабы тащили бревна, мы иногда находим такие на поверхности, в окрестностях станций. И не только мы, но, по слухам, и собиратели всех общин.
— Хм… интересно. Ну а куда они тащили бревна этой ночью?
— Мы не рискнули приблизиться, — виновато проговорил послушник. — Знаем, что на нашу сторону. И на рассвете издалека видели такую же группу или, возможно, эту же самую. Перед тем как кончилась буря, твари уходили на тот берег, причем уже налегке. Будто специально выбрали время, чтобы метель успела замести следы.
— Что ж, логично.
— Еще мы обнаружили нору, довольно свежую, на нашей стороне города. Насколько мы можем судить, ее прорыла тварь-раб. В норе сплетены шелковые перегородки. Мы рискнули спуститься и эти занавеси порвать. Там в глубине собирается вода, наверное, от реки, а слои тварьского шелка не дают ей замерзнуть. Можно предположить, это та самая вода, что сочится в туннеле на нейтральной территории — о ней тебе сообщил недавно Селиверстов.
— Вот, значит, как. Вы порвали шелк, следовательно, вода замерзнет и перестанет сочиться. Хм… — Аид задумчиво покачал головой. — Значит, все-таки твари ходят на нашу сторону, но стараются людям на глаза не попадаться. Выбирают ночное время и вьюгу, когда никого из нас, по идее, не может быть снаружи. Таскают сюда бревна и находят источники воды. Я, кажется, начинаю понимать. Они делают это для нас. Для всех людей, что уцелели в городе.
