Алексей Бобл - Воины зоны
Гостиницу тряхнуло. Шахта накренилась, толчок отбросил Лабуса назад. Проекция в моей голове вспыхнула обжигающим зеленым огнем. Я вскрикнул. Аня попыталась ухватиться за штангу узла жесткости, отпрыгнувший напарник вцепился в трос и заскользил по нему. Аня упала с балки, и я свалился за ней.
Трос будто маятник качнулся в обратную сторону, и девушка попала прямо в объятия Лабуса. Он скользил, вопя на всю шахту, обхватив вымазанные солидолом железные волокна ногами и рукой в порванной перчатке. Напарник прижал Аню к себе, они понеслись дальше с удвоенной скоростью.
Сильные руки вцепились в плечи и втянули меня обратно.
— Держу! —- выкрикнул снизу Лабус.
Монолитовец, посадив меня рядом, выпрямился. Морщась, я положил ладонь на затылочную часть шлема. Проекция мелко дрожала, рассылая по сознанию короткие резкие импульсы, каждый раз в ушах нарастал п стихал звон. Я потер лицо ладонью, размял шею сзади под шлемом. Напарник с Аней находились на поперечной балке этажом ниже, девушка лежала лицом вверх, Костя сидел в изголовье, свесив ноги, положив руку ей на плечо, — придерживал. Она не шевелилась, глаза закрыты. Рядом лениво колыхались ржавые волосы, в которые погрузился вожак снорков.
Было душно и тепло, запахи железа, машинного масла и солидола наполняли неподвижный воздух. Фонарь Бугрова качался, желтый луч то падал вниз, то скользил по стене и упирался в бетонный потолок шахты с тремя квадратами люков: монолитовец осматривался.
— Леха, как? — спросил Лабус.
— Хреново, — отозвался я. — БТС чудит после выброса. У вас что?
— Я в порядке, только руку подрал, а вот с ней что делать? Жива, но вырубилась совсем. Стимуляторы, может, какие-то вколоть?
Звук голосов вязнул в шахте, эха не было, приходилось выкрикивать каждое слово. Бугров сказал:
— Не надо, сейчас сама в себя придет.
Когда он замолчал, повисла звенящая тишина. Меня затошнило, накатила дурнота, и, чтобы не упасть, я лег на балке, лязгнув о металл цевьем висящей за спиной винтовки. Мигнув, проекция свернулась в точку и тут же развернулась — да как! Она вышла за границы, которые занимала раньше, будто смогла покинуть зрительный участок мозга, края рванулись в стороны, картинка расширилась — и заняла все сознание, вытеснив остальное. Я выпучил глаза, вцепился в балку. Бугров с напарником и Аней исчезли, шахта исчезла — все исчезло. Осталось только зеленое поле, координатная сетка, раскинувшаяся в бесконечность, и на ней — карта Зоны. Подробная, с жирными пунктирами относительно безопасных маршрутов и значками. Вот мишень в треугольнике — эмблема военной базы, а я и не знал, что в том районе у ОКа есть такая, наверное, она секретная. На западе — крошечные перекрещенные вилка и ложка, это, что ли, какой-то тайный бар сталкерский? Рядом черепок с костями, значит, опасная точка, кружок с изображением звериного следа, вот Агропром, а вот Янтарь, и все это испещрено многочисленными значками радиоактивной опасности. А там? На севере, что это за странная область, что за названия? Река Артерия, озеро Гниль, какая-то Синяя Кожа, Плесень, Подъяремье — почему я ничего не слышал про тот район?
Толчок, удар… Проекция погасла, и я осознал, что уже не лежу, а вновь сижу на балке, сильно отклонившись назад, и присевший рядом Бугров поддерживает меня ладонью под спину, — и еще понял, что если бы не он, я бы сейчас умирал в колючих объятиях ржавых волос.
Он подтолкнул меня, я сел прямо.
— В чем дело? — спросил монолитовец.
— БТС чудит, — хрипло сказал я. — То отключилась, а то вдруг вспыхнула…
— Вспыхнула? — он внимательно глядел на меня.
— Да, показала что-то непонятное.
— Что показала?
Я отмахнулся от него.
— Ладно, забудь. Что у нас? Лабус…
— Она в себя пришла, — перебил он.
Я поглядел вниз: Аня сидела, привалившись плечом к Лабусу.
Бугров еще секунду смотрел на меня, будто хотел задать какой-то вопрос, потом выпрямился и посоветовал:
— Оружие проверьте.
— Не могу, руки трясутся, — проворчал я.
Хотя вообще-то он прав. За последние сутки столько раз падал, ударяя винтовкой о землю, бетон, асфальт и всякие предметы… Надо заново пристреливать — но только не до того сейчас.
— Сиди ровно.
Не снимая с меня «М4», Бугров взял оружие за цевье, повернул к себе. Сменил магазин, проверил затвор, Включил фонарь на стволе — работает, потом лазер - нормально. Тогда он громко сказал:
— Все пришли в себя? Лабус, спускаемся.
По штангам мы обогнули ржавые волосы и встали на кабине лифта. Я включил фонарик висящей за спиной винтовки, и луч озарил нижний слой аномалии в нескольких метрах выше.
— Ох ты ж! —- Лабус ткнул туда пальцем. — Гляньте!
Все подняли головы. Из ржавых волос свисала рука, рядом виднелось колено согнутой ноги. Запястье покрывали мелкие крапинки, будто следы от укола иголок — сотни уколов. Бугров тоже направил фонарь вверх, Лабус включил свой, и тогда сквозь темно-серые пушистые наслоения аномалии стал различим неподвижный силуэт снорка. Аня отвернулась.
— Вон куда сполз, — протянул Лабус. — Э, а если он сейчас дальше провалится, нам на головы? Давайте в сторону отойдем.
Между перекошенной крышей кабины и проемом раздвижных дверей была широкая щель, я протиснулся в нее, вылез в холл.
Прикинул, пройдет ли Бугров, — вряд ли. Лабус — может быть, но лучше не рисковать, еще застрянет. Крикнул в шахту:
— Выше поднимитесь! Попробуем открыть двери в холле!
Взбежав на второй этаж, всунул пальцы в щель перекосившихся створок, дернул. Двери поддались, но совсем немного.
— Сейчас помогу, — донесся голос Лабуса с другой стороны. — Давай… Раз! Еще!
Створки раздвинулись, я уперся в одну ногой, другую отжал спиной. Напарник выпрыгнул в холл, повернулся, помог вылезти Ане. Ей все еше было нехорошо — глаза больные, лицо осунулось. Напарник усадил ее под стеной, а из шахты показался Бугров.
Я отпустил двери, они с хрустом закрылись под действием пружин. Монолитовец присел, положив перед собой гранатомет, занялся своим оружием. Лабус достал флягу, отпил, сунул Ане. Она молча взяла, глядя перед собой остановившимся взглядом, отпила — вода потекла по подбородку.
— Слушайте, а с чего вдруг выброс начался? — спросил Лабус. — Совсем недавно ведь был, трех суток не прошло.
— Отец говорил, что Осознание может генерировать выбросы, — тихо произнесла девушка.
— Да? Так это они нас так остановить пытаются, что ли?
Мы с напарником посмотрели на Бугрова, но он молчал. Лабус взял у Ани флягу, предложил мне, я отказался.
— Ладно, куда теперь?
— Сейчас идем по Курчатова, — сказал Бугров. — После выброса мутанты затаились, снорки на какое-то время оставят нас в покое. Но возникли новые аномалии. Анна, ты сможешь идти?
Она начала вставать, я шагнул к ней, протянул руку, и девушка вцепилась в запястье.
— На тебя выбросы всегда так влияют? — спросил я.
Закусив прядь свесившихся на лицо волос, она кивнула. Подняла на меня взгляд.
— Алексей, я…
Из шахты донесся звучный шлепок, и Аня замолчала. Все поглядели на дверь.
— О! — сказал Костя. — Это Годзилла наш свалился. Слушайте, а патронов совсем мало у меня. У тебя как, Курортник?
— И у меня мало.
К парадному выходу мы не пошли, там уже разлился мерцающий зеленым кисель, пришлось выбираться из «Полесья» через окна первого этажа. Под гостиницей лежало несколько снорков, я разглядел того, которому прострелил оба глаза из «файв-севенов».
Бугров шел первым, то и дело сверяясь с датчиком аномалий, но тот, судя по всему, сбоил после выброса — офицер двигался неуверенно, хлопал по корпусу датчика ладонью, щелкал чем-то.
— Я поведу, так будет скорее, — сказала Аня.
— Но учти, мы спешим, — сказал он, пропуская ее вперед.
Она побежала, и мы поспешили следом.
Аня часто поворачивала, один раз даже описала петлю вокруг приземистого здания бойлерной. Ночь посверкивала огнями аномалий, искрилась и мерцала, потрескивали молнии электр, иногда доносилось шипение огненных струй жарок.
Впереди показалось кафе «Припять», на крыше его горела незнакомая аномалия, то вспыхивала ярче, то почти гасла. Мы остановились, разглядывая здание причального комплекса возле кафе. Здесь все заросло деревьями и кустами, теперь это место напоминало скорее парковые постройки, чем портовые сооружения. Дальше был залив и река, вниз по течению — ЧАЭС, окруженная так называемым Обводным каналом, выкопанным для охлаждения реактора. И, конечно, железнодорожный Мост Смерти, куда после первой аварии ветер сдул продукты горения топлива четвертого энергоблока. Припяти очень повезло, дул бы ветер в другую сторону, все горожане погибли бы. А в Обводном канале плавают всякие твари… когда-то, я слышал, атомщики там сомов разводили — и в кого теперь те сомы превратились?
