Алексей Доронин - Утро новой эры
– Куда только смотрит «Amnesty International»?
– Чувство юмора есть, уже хорошо. С виду ты нормальный, но, без обид, пока тебе доверия нет. Я знаю, что творится снаружи, там трудно не озвереть. Пришел тут один, месяц жил нормально, а потом сорвался… Ну и закончил, болтаясь перед зданием горсовета. Потом сняли, правда, мы же не дикари. Там шесть фонарей, и все пока свободны. Если чувствуешь в себе что-то такое, лучше уходи.
– Спасибо, что ввели в курс дела. Со мной проблем не будет.
– Вот и зашибись, – Владимир вручил Александру отпечатанный на принтере паспорт с новенькой фотографией. Сравнить это лицо с тем, что было в старом паспорте – и никогда не поверишь, что один и тот же человек. – Все, товарищ Александр Данилов. С этого момента ты гражданин. Может, последнего настоящего государства на Земле.
– Спасибо, – поблагодарил Саша. – Только гимна не хватает.
– Нету гимна, – пожал плечами Богданов. – Руки не дошли. Напиши, тогда будет. Ты же гуманитарий, а не какой-нибудь физик. Все, вперед к трудовым подвигам.
Под его насмешливым взглядом Данилов поднялся, попрощался и вышел из кабинета.
* * *Было еще прохладно. Июнь 1-го года новой эры больше походил на апрель: огромные массы снега, накопившиеся за это время, таяли неохотно. Несколько раз, должно быть из-за движения атмосферных фронтов, оттепель сменялась похолоданием, и ручьи на улицах покрывались ледяной коркой, а пару раз даже выпадал белый снежок, который, впрочем, тут же растаял.
Настя шла вдоль шоссе. Шла она одна, слегка оторвавшись от остальных женщин, которые следовали за ней тесной гурьбой, весело щебеча. Эти места считались безопасными, но все равно с ними было трое дружинников.
Чудовищный паводок доставил кучу сложностей, на некоторое время превратив город в Венецию. Половину домов, занятых ими зимой, пришлось покинуть. Что еще хуже, вода подмывала шоссе и разрушала насыпь железнодорожных путей. И если дорогу можно худо-бедно подлатать, то новые рельсы положить гораздо труднее, а без них у Города возникли бы проблемы. Поэтому трудовые ресурсы и были равномерно распределены между начавшейся посевной, борьбой с наводнением и ремонтом путей. Для отвода воды рыли канавы, укрепляли насыпи, пригоняя самосвал за самосвалом.
Их звено ни свет ни заря отправили далеко за город. Работа, как в годы первых пятилеток, почти не делилась на мужскую и женскую. Разница была только в том, что мужчины кидали щебенку, а женщины снег.
В резиновых сапогах по щиколотку в воде, иногда со стертыми до кровавых мозолей руками (а у тех, кто неправильно намотал портянки – и ногами), люди повторяли подвиг Павки Корчагина. Но и энтузиазма у них было не меньше, хотя вряд ли бывшие обитатели теплых офисов или аудиторий год назад смогли бы это в это поверить. Страшно представить, как могут работать русские люди, когда не за деньги и не из-под палки.
По окончании работы их должен был забрать попутный грузовик, но в последний момент для него нашлась другое дело. Пришлось до города топать пешком. Было не то что бы холодно, но ветер заставлял Настю ежиться и поплотнее заматывать шарф.
Ничего себе начало июня. В этом году урожай, даже если им и удастся провести посевную, не будет рекордным. А значит, жесткое рационирование никуда не денется.
Она шла, погруженная в себя, когда услышала позади шум мотора. Девушка обернулась – разбрызгивая грязь, приближался автомобиль защитного цвета. Она узнала один из вездеходов разведгруппы. Как и большая часть их автопарка, он был весь в царапинах и вмятинах, можно было найти и пару отметин от пуль.
Неудивительно. За пределами контролируемой их патрулями территории начиналось царство анархии. Но каждый день около двухсот человек рыскали по всей восточной части области в поисках того, что могло пригодиться общине уцелевших.
Бронеавтомобиль «Тигр» плавно, чтоб не забрызгать Настю, притормозил. Дверца распахнулась прямо перед ее носом. На импортном камуфляже Антона, на его лихо заломленном берете с эмблемой гарнизона и ботинках с высоким берцем не было грязи, но это мало о чем говорило. Порой они добирались и до Новосиба, а там лучше было действовать в ОЗК, который теперь мог лежать в мешке для зараженной одежды.
Командир звена разведгруппы – не такое уж незначительное лицо, особенно если это звено занимается поисками в самом пекле.
– Поедем, красотка, кататься? – он привлек ее к себе.
Настя сделала вид, что обиделась.
– Ты что, солнце? Я ж шучу. Давай подвезу, а то ноги сотрешь.
Настя знала, что он далеко не всегда такой. На людях он порой казался веселым балбесом, но, когда они были вместе, мог и помолчать. Тогда они молчали вместе, легко обходясь без слов, ведь часто взгляд или прикосновение скажут больше. Но когда он начинал говорить, это были именно те слова, которые ей хотелось услышать.
Интересно, правда ли ему по пути, или он сделал крюк специально, рискуя получить нагоняй?
В городе экономили все, даже скрепки и иголки. А бензин и солярку берегли еще больше, чем колониальные товары. Если без чая, кофе и перца можно прожить, то без горючего никак.
Недавно хотя бы стали включать уличные фонари, а то ведь и погулять было негде – роль уличного освещения выполняли редкие окна тех зданий, где работа продолжалась круглые сутки. А дома в свободное время приходилось обходиться свечками.
Антон рассказывал ей, что энергию давала мини-ГЭС, которую привезли «параноики», и пять ветряков – капризных и ненадежных штуковин, хотя ветра дули на плоскогорье, где стоял город, почти постоянно. Еще имелось штук десять дизельных мини-электростанций, хотя просто так их не использовали, экономили топливо. Недавно поисковики нашли даже несколько солнечных батарей, на днях их хотели подключить, чисто в виде эксперимента.
Настя помнила, как отзывался обо всех альтернативных источниках энергии инженер из выживальщиков, которого так часто называли Кулибиным, что настоящую его фамилию она не вспомнила. Мол, дорогие игрушки с минимальным выходом энергии. Но эта ГЭС, как он говорил, была устроена много проще, извлекала даровую энергию из того же самого ручья, в котором они полоскали белье.
Заднее сиденье было завалено какими-то тюками, но Настя и так собиралась сесть вперед. Да и как она могла сделать по-другому, если единственное, чего ей хотелось – это быть ближе к нему?
Она часто думала, насколько же ей повезло встретить посреди мертвого Новосибирска именно его.
Машина начала набирать скорость. Настя надеялась, что поездка с ветерком поможет ей отвлечься от мыслей. Вчера ее вызывали на беседу в администрацию, где мерзкая тетка, похожая на известную диссидентку, полчаса твердила ей про демографический долг.
До тех пор, пока продовольственная проблема не была решена, никого не заставляли иметь детей. Только советовали. Но упорно ходили слухи, что через пару лет, если урожай будет хорошим, все изменится.
«Имейте в виду, – сказала ей под конец беседы бывший специалист центра репродукции человека, – общине нужны дети, а не романтические чувства. Поэтому будьте любезны пройти обследование».
Настя чувствовала себя так, будто ее изваляли в грязи, и даже не нашлась, что ответить.
– Ты чего грустная такая? – попытался отвлечь ее Антон. – Видала новенького? Приплыл вчера по речке, на берегу поймали. Один жил, одичал как Маугли. Ты чего? О чем задумалась, крошка?
– Ты не мог бы не ездить больше никуда?
– А что я буду делать? – усмехнулся он, гладя ее по голове. – Картошку полоть?
– Я волнуюсь за тебя. Помнишь тот раз… Думала, с ума сойду.
– Это было давно и неправда. Ты забыла, теперь я не в группе дальнего поиска. Мы извозчики, а не разведчики. Ездим по окрестностям, тут безопасно. Кстати, пристегнись. Права отбирать некому, но мне так спокойнее.
С ним было легко. Казалось, Антон ни к чему не относится слишком серьезно. На каждый случай у него был готов анекдот или хохма. Он знал аккорды ко всем песням, которые можно исполнить на гитаре. А может, к некоторым не знал, а придумывал экспромтом. Еще он обожал давать всем прозвища, всегда меткие: Богданова за глаза называл Вандамовым.
И все же она чувствовала: что-то скрывается за этой маской легкомыслия.
Настя думала о страшной несправедливости. Ведь они хотели этого больше других, мечтали с самого первого дня близости. Далеко не все молодые девушки думали так же. Многие воспринимали материнство в нынешних почти средневековых условиях как обузу. А кто-то многое бы отдал, чтоб избавиться от нее. Но аборты не практиковались еще в Убежище, а после прихода в город были официально запрещены. Когда всех врачей можно пересчитать по пальцам, исполнение этого запрета легко контролировалось.
«Это все из-за твоих вылазок…», – хотела сказать ему она, но как всегда сдержалась. Надо было винить не его, а их общую судьбу.
– Настя, – он угадал ее мысли. – Ты опять? Надежда есть, ты же знаешь.
