Сергей Недоруб - Горизонт событий
— Он не услышит с такого расстояния, — предположил Клинч.
— Услышит.
Тем не менее ответа не было. Навстречу гостям никто не вышел.
— Как можно селиться в этом месте? — спросил майор, оттирая грязь с сапога другим каблуком. — Тут же антисанитария процветает.
— Ничего тут не процветает, кроме шанса на милость Доктора, — возразил Борланд, оглядывая развалины. — Закон природы знаешь?
— И даже некоторые устанавливал.
— Кроме одного. Нельзя болеть больше, нежели чем-то одним. Самый сильный недуг мигом вылечивает от всего остального.
— Да ну?
— Зона и есть одна большая болезнь. Все, кто в стенах Барьера — включая самих вояк, — попросту больны Зоной. А вместе с ней и всем прилагающимся — аномалиями, пулевыми ранениями, лихорадкой. Болотные комары в эту сферу услуг не входят. Ты много знаешь людей, которые подхватили тут пневмонию? Ни одного нет. Зона всё вытесняет.
Марк окинул развалины дома лучом фонаря.
— Однако, — сказал он. — Клинч, это всё ты натворил?
— Тут ещё хуже было, — ответил Борланд. — Когда я покидал это место, оно смотрелось так, словно два ребёнка конструктор не поделили. А сейчас тут хотя бы жить можно. Эй, ты посмотри!
Он подскочил к углу и наклонился, светя куда-то в зазор между каменной стеной и глиной.
— Что такое?
— Фундамент целый! Как, чёрт возьми, Доктору удалось восстановить фундамент? Теперь дом надстроить — вообще не вопрос.
Клинч потянул на себя дверь. Она легко поддалась.
— Давай я первый, — сказал Марк, оттесняя майора в сторону. Тот не стал возражать, перевесил автомат за спину и прошёл следом.
— Я крайний, мне и дверь закрывать? — послышался голос Борланда.
— Он и раньше так болтал? — спросил Кунченко.
— Ага, — ответил Марк. — Это мы с тобой его ещё пьяным не видели.
Сначала Марк подумал, что они каким-то образом оказались в подвале. Первый этаж ничем не напоминал жилое помещение, зато был до отказа заполнен самым разным бытовым и медицинским оборудованием. Вероятно, со всего дома сюда снесли всё, что удалось найти и восстановить после обстрела.
В боковом дверном проёме, закрытом двумя вертикальными полосками полиэтилена, возник Доктор. Он стоял молча и был встречен под аналогичную тишину. Борланд решил, что Клинчу сейчас, должно быть, совсем нехорошо, и только перспектива принять из рук Доктора врачебную помощь должна удерживать его от сердечного удара. В полумраке фонарей лицо целителя почти не было видно, но блестящие глаза выделялись особенно ярко.
— Здравствуйте, — сказал он. — Если вы ко мне, то ждите. У меня пациент.
Он тут же исчез, вернувшись к своим делам.
— Однако, — выговорил Кунченко.
— Что, не так страшно оказалось? — произнёс Борланд. — Стрелок ворошиловский. Садись уже. В ногах правды нет.
Подойдя к стене, он уселся вдоль неё и стал ждать. Марк присоединился к нему.
Клинч, потоптавшись на месте, нервно повернулся и вышел под открытое небо, захлопнув дверь.
Сталкеры выключили фонари. Воцарилась до того чистая и благоприятная тишина, что ни Марк, ни Борланд не осмелились нарушить её словом или шуршанием.
— Открою секрет, — первым начал Борланд. — За все эти годы, что пришлось провести в Зоне, больше всего я научился ценить вот такие моменты. Полная тишина, темнота, безопасность. Ни мыслей, ни ощущений. В этих краях обычно бывает так тихо, только если тебя ударят по лбу особенно сильно. Темно — если ударят по затылку. Безопасно — если ты уже умер. Ты просто живёшь, дышишь, работаешь и мечтаешь о покое. В любом другом месте за пределами Зоны ты бы уже давно приспособился к массе звуков, запахов, красок, привык бы ко всему. Даже к войне привыкают. А здесь нельзя. Как ни старайся, не получится. Невозможно привыкнуть. Невозможно каждый день настраивать себя на то, что, возможно, в следующий миг тебе предстоит проверить нервную систему по всем параметрам, на которые только рассчитан человек. Испытать себя огнём, ледяным холодом, адской болью, электричеством, перепадами давления, порой в десятки атмосфер. Зона ведь такая, предоставляет полный спектр услуг и возможностей склеить ласты. Причём согласия не спрашивает. Ты хоть заметил, до чего здесь удивительный, продуманный ассортимент проблем? Аномалии словно разделились по специализациям, каждая хочет тебя поглотить со своей стороны. Здесь можно абсолютно всё — утонуть, сгореть, разложиться на молекулы, истечь тестом, нашинковаться кому-нибудь на обед. Мутанты здесь как на подбор — обеспечивают колющие раны, режущие, кусаные. Кто убивает быстро, кто медленно, кто изнуряет вплоть до самоубийства, а некоторые атакуют психически. О перспективе гибели от руки себе подобного я уже молчу. Я слышал даже о человеке, который тут от старости умер, сутки протаскав какую-то фигню в полевой сумке на боку. Накануне он был молод и силён. Нет, я не верю ни в какую мистику. Всё продумано, всё. Такую филигранную и подробную настройку методов смертоубийства мог провести только человек или ему подобный. Поэтому я умею ценить покой, тишину и безопасность. Эту восхитительную профилактику всех органов чувств, души и тела.
— Насколько я помню, — произнёс Марк, — полное отсутствие внешних раздражителей считалось пыткой во многих прогрессивных странах.
— Значит, такая у нас жизнь. Приходится мечтать о пытках, лишь бы ничего не воспринимать вокруг себя.
В помещении загорелся свет. Настолько резко, что Марк закрыл глаза руками, внутренне почти согласившись с Борландом. Доктор вышел, и только сейчас сталкер заметил, что на нём был белый халат.
— Выходи, — сказал Доктор, обращаясь к кому-то в другой комнате. — Ну же. Никого не бойся.
Из комнаты выкатился снорк.
От неожиданности Борланд заорал в ужасе, схватился за автомат, но вовремя остановился. Марк стремительно вскочил на ноги, глядя, как пациент по-заячьи скачет к выходу, распахивает дверь тычком кривой лапы и выбирается наружу. Его плечо перетягивал чистый, профессионально наложенный бинт. На лице красовался новенький, с иголочки, бережно надетый противогаз.
— Майор, не стреляй! — успел крикнуть Борланд, и снаружи послышалось приглушённое рычание снорка. Сталкер выбежал из дома, глядя, как Клинч пригибается в траве, вскидывает автомат и падает, сражённый оплеухой пациента. В следующий момент снорк сделал гигантский прыжок и растворился в ночи. Борланд даже не увидел, куда он прыгнул.
— Клинч, ты жив? — спросил сталкер.
— А что с ним станется, — прошипел Доктор, поднимая автомат майора, вытаскивая магазин и швыряя его в ближайший омут. — Держи, — в сердцах добавил врач, бросая автомат Клинчу. — Вы все только и умеете, что убивать.
— Нет, давай всё обсудим, — раздосадованно сказал Кунченко. — Зайдём в дом и поговорим.
— Ты разрушил мой дом! — Доктор сорвал с себя халат, хотел отправить его в болото вслед за автоматным магазином, но передумал, махнул рукой и вернулся в убежище.
Борланд неотступно следовал за ним.
— Док, док, — говорил он. — Пожалуйста. Успокойтесь. Нам нужна помощь, всем троим. Мы очень долго не компенсировали вам издержки сил, времени и нервов, но, Док, умоляю. Выслушайте.
Доктор повесил халат на вбитый в дверной косяк гвоздь, затем прошёл в соседнее помещение, уселся за стол и закрыл лицо ладонью.
— Ладно, — вздохнул он. — Закрывайте входную дверь и заходите. Но по одному.
— Док, мы…
— По одному, я сказал.
Борланд в беспомощности смотрел на него, затем прислонил автомат в углу и вышел.
— Марк, ты первый, — сказал он. — Клинч, мы с тобой ждём тут.
— Почему?
— Так надо.
Марк вошёл в кабинет и захлопнул дверь поплотнее. Полиэтилен неприятно зашуршал.
— Это что ещё такое? — произнёс майор. — Мы что, теперь экзамен сдаём?
Борланд снова уселся в углу, жалея, что тихое очарование комнаты теперь нарушено.
— Да, — ответил он. — Можно и так сказать. И я вполне серьёзно. Так что расслабься и подумай, что ты сможешь сказать Доктору.
Майор издал нервный смех.
— Детский сад, — вырвалось у него.
— Вполне резонно, — заметил Борланд. — По сравнению с песочницей детский сад — это шаг вперёд в развитии. Ещё немного, и ты начнёшь чему-то учиться.
— Вчера мы враги, сегодня друзья, — изрёк майор. — Опыт подсказывает мне, что это нормальная вещь. Ты и сам это знаешь, на своём примере. Кем будем завтра, никому не известно, но зато я ни перед кем не скрываю своих намерений.
— Клинч, сказать тебе, что в таких случаях говорит мой опыт? Когда такой, как ты, начинает излагать свою философию такому, как Доктор, то у него ничего не выходит. Буквально ничего. У твоих взглядов на жизнь нет опоры. Говоришь, никого не обманул? Ты же Глока за нос водил с первого дня, что здесь находишься.
