Владислав Выставной - Убить зону

Бука пить не стал. Маус вообще не видел, чтобы тот когда-либо пил что-то крепче пива. Сталкеру же порой без выпивки никак. Алкоголь — естественный транквилизатор, без него в Зоне может и крыша поехать. Но в этот момент Маус и сам пожалел о том, что попробовал докторское зелье. Потому как медленно, со скрипом отворилась дверь, и в белом сиянии операционной возник силуэт мертвеца. Это уже чуть позже разум подсказал, что мертвец идти никак уж не мог, значит, Болотному Доктору удалось поставить на ноги это некогда неподвижное тело. Но облик майора в сознании всех участников экспедиции уже настолько прочно ассоциировался с покойником, что даже Монах невольно перекрестился.

Да и, надо признать, облик восставшего из мертвых майора немало способствовал всеобщему замешательству. Начать с того, что выглядел он сейчас гораздо хуже, чем тогда, когда официально числился в покойниках. Был он по пояс гол, и тело покрывали отвратительные синеватые пятна. Лицо его нездорово осунулось, половина, вокруг выпученного красного глаза, оплыла бесформенным черным подтеком, из отвалившейся челюсти струйкой стекала густая слюна. И держался он на ногах неровно, шатаясь, двигаясь вперед рывками, как зомби из плохого фильма. Вслед за ним волочились какие-то провода, вцепившиеся ему в запястье, впившиеся в грудь…

— Что… Что здесь происходит… — прохрипел майор и вдруг скрючился, облокотившись о дверной косяк. Его вырвало.

— Что со мной? — тяжело дыша, сипло проговорил майор.

Только тут из-за его спины решился показаться Антонов. Он подхватил майора под руку, и заговорил нервной скороговоркой:

— Вам нельзя вставать! Сначала вас должен Доктор осмотреть! У вас серьезные проблемы…

— Это у вас серьезные проблемы, — вытирая рот бледной рукой, заявил воскресший майор. — О, а вот и лекарство…

Все той же неровной походкой он подошел к столу, потянувшись рукой к початой бутыли. Маус среагировал немедленно: схватил бутыль, долил в свой стакан до краев — и сунул в руку майора. Тот молча сомкнул пальцы вокруг стакана и уверенно влил себе в глотку пятидесятиградусное пойло. Поставил стакан на стол, постоял некоторое время, прикрыв глаза, пока на бледном лице не появилась блаженная улыбка.

— Живем! — оскалившись, произнес майор.

С самого начала этот Самохин не понравился Маусу. И не только потому, что был военным — а у военных и сталкеров весьма специфические взаимоотношения. Трудно сказать, был ли майор таким изначально или что-то сделало с ним пребывание в странном летаргическом сне с последующим травмирующим проникновением в мозг иглы и едкого стимулятора. Только с первых минут он стал просто невыносимым.

Майор давил. Давил круто, безапелляционно, явно нарываясь на пулю. При этом он прекрасно понимал данное обстоятельство, а потому сразу же красноречиво показал присутствующим пистолет, отобранный у Антонова, со словами:

— Из всех вас я один имею право на ношение огнестрельного оружия! Я хочу, чтобы вы это запомнили!

Это был вызов. Это был плевок в самые тонкие чувства сталкера. А майор все знал. Он все знал, все слышал в своем диком «анабиозе», и объяснять ему ничего не было нужно. Он прекрасно понимал, что никто из вынужденных соседей по этому дому не сможет поднять на него руку. Потому что все здесь боятся лидера — Буки. Потому что он — один из спасенных, важное звено в непонятной игре этого мутного парня из недр Зоны. Майору было плевать на эту игру — у него была своя собственная.

— Вы все здесь — преступники, — говорил майор, окидывая присутствующих стальным взглядом. — Несанкционированное проникновение в Зону отчуждения, ношение огнестрельного оружия, уничтожение ценного артефакта, похищение особо важного сотрудника Института…

Самохин кивнул на обалдевшего от всего этого Антонова. Лицо майора порозовело, глаза обрели нормальную человеческую ясность. Он умылся и снова был в форме. Но, Черный Сталкер его раздери, — лучше бы он оставался мертвецом!

— И это не просто слова, — продолжал чеканить Самохин, для убедительности покачивая у Мауса перед носом коротким указательным пальцем. — То, что всякие проходимцы копошатся в Зоне, — это полбеды. Но вы влезли не в свое дело, решили поиграть с силами, которые вам не по зубам. И за это вас всех прижмут к ногтю, попомните мои слова. Всех до единого.

— Ну, положим, подавятся, — с напускным равнодушием сказал Маус, хотя больше всего ему хотелось схватить бутыль и разбить об эту вконец охамевшую морду. — Что же до собственных дел Буки — все претензии к нему…

— Я не про эту дурацкую историю со спасенными, с этим идиотским Маревом и ликвидацией Зоны из прошлого, — скривился майор. — Все это чушь, спросите у Антонова, он серьезный специалист.

Антонов на эту реплику лишь нервно развел руками: мол, я не в ответе за слова этого психа!

А майор продолжал:

— Я про контейнер. Вы уничтожили артефакт, в розыск которого вложены такие средства, что вам и не снились. На содержимое контейнера делали ставку такие люди, по сравнению с которыми вы — грязь!

— Положим, мы сейчас в Зоне, — скрипнув зубами, сказал Маус. — И по сравнению с ней любые из ваших крутых «шишек» — такая же жиденькая, тонко размазанная грязь. Кто ты такой, майор, чтобы нас тут на понт брать? Эти ребята тебя на своем горбу тащили, в минуту опасности твое гнилое брюхо защищали. А ведь могли просто скормить мутантам или в болоте утопить.

— Вам это зачтется, — невозмутимо продолжал майор. — Возможно, вам даже смягчат наказание. В любом случае, за уничтоженный контейнер придется ответить. Вы отправитесь со мной к Кордону, где я передам вас в комендатуру Восточного сектора. А там уже решат, что с вами делать.

— А не кажется ли тебе, сын мой, что ты многовато на себя берешь? — медленно вставая, поинтересовался Монах. — Не боишься, что пупок от такой важности развяжется?

И Монах небрежно сдвинул с правой руки широкий рукав и, хрустнув пальцами, продемонстрировал крепкий кулак со следами старой синеватой наколки.

«Сейчас что-то будет…» — отметил про себя Маус, прогоняя навязчивый хмель и решив действовать по ситуации.

Он скосился в сторону лавки, на которой лежал разряженный винтарь, — но тут же отогнал опасные мысли. Не для того они надрывались, тащили сюда этого неблагодарного засранца, чтобы пристрелить его сразу же по воскрешении. Пускай Бука с ним разбирается. Вот спрашивается, чего он смотрит? Наблюдает, будто за медведями в цирке, — и молчит.

— А не кажется ли тебе, папаша, что ты вообще полез не в свое дело?! — вдруг заорал, вскакивая, Самохин.