Игорь Осипов - Лешие не умирают

…пробуждение было внезапным и резким, безо всякой дремы или потягивания. Будто тумблер повернули в голове. Хлоп – и он, опять «спеленатый» по рукам и ногам, лежит в тесном бетонном коробе. Душный противогаз перекосился, но снять его нет никакой возможности: левая рука запуталась в ремне автомата, который прочно придавила бетонная плита. Кисть словно привязана к ней. Правая свободна, но единственное, что Данила мог сделать, это пошевелить пальцами. Как он попал в такую ситуацию? Сам виноват. Какой черт понес его в этот дом. Ведь их группа уже не раз обходила его стороной, а командир, при каждом выходе, бросая взгляд на перекосившееся строение, удивлялся: «Глянь-ка, еще стоит». Посмотрит с завистью на вывеску аптеки, развернется к ней спиной и поведет отряд в другую сторону.

«Вот, чего меня понесло сюда? Даже осмотреться не успел. Только зашел – треск, грохот и темнота. Сколько я так уже лежу – час, два, день?» Страшным толчком закинуло в эту пустоту под массивной плитой. Нет возможности даже пошевелиться. Пять сантиметров сверху и столько же справа, вот и все жизненное пространство. «Меня откопают. Обязательно откопают», – убеждал сам себя Данила, но тут же сам себе и отвечал: «Кто? Никто не видел, как я зашел сюда. Для всех это еще один рухнувший дом, которых теперь в городе полным-полно». От этой мысли становится страшно. Ужас и осознание непоправимости произошедшего наполняли его, словно пустой сосуд – тонкой струйкой, но неизбежно… под самое горлышко. И тяжесть этого давила на грудь, сжимая сердце. От страха показалось, что плита опустилась еще ниже, и уже прижала грудную клетку, выдавливая из нее остатки воздуха. Данила заорал, что было сил. Бетон «испугался» и отступил на прежнее место – после крика дышать стало легче. «Лучше бы меня сразу раздавило, как никому ненужную крысу. Хрясь, и все!..»

Очень хотелось пить. Значит, он лежал в своем склепе уже больше восьми часов. Губы пересохли, а язык превратился в большой, прилипающий к нёбу кусок мяса. Фляга с живительной влагой висит на поясе, но дотянуться до нее нет никакой возможности. Двадцать сантиметров так же непреодолимы, как и двести метров до входа в убежище. Всего-то и надо приподнять плиту на пяток-десяток сантиметров, и все… как мало надо для счастья. Это был бы уже простор, было бы движение, но зачем мечтать о несбыточном – преграда не сдвинется ни на миллиметр вверх. А если вбок? Он поскреб пальцами, пытаясь выгрести из-под кисти строительный мусор. Разодрав их в кровь, уперся в точно такой же монолит, как и тот, что крышкой гроба висел над лицом. «Устал! Надо отдохнуть. А потом снова попробовать… Надо освободить левую руку, над ней будто бы больше места, и тогда…»

Он опять шел по лесу… Единый живой организм обрадовался его возвращению и приятно щекотал лучиками, пробивающимися сквозь кроны деревьев. Сверху во все голоса мелодично пели небольшие пернатые существа, перепархивая с ветки на ветку. Ветерок ласкал свободно дышащую кожу, а под ногами шуршала листва. Он шел босиком по ней, но это было приятно. Мягкий мох и теплые влажные листья. Захотелось остановиться и сжать пальцы ног, загрести ими эту теплую массу. Маленькое насекомое, противно пища, облетело его вокруг и уселось на правую руку. Он с интересом наблюдал, как оно топчется по коже, словно выбирает удобное место. Что же этот уродец собирается сделать? Маленький тонкий хоботок воткнулся в кожу, и кисть прострелила боль…

«Черт, что это?» Правую руку прострелила дергающая боль, вырвавшая Данилу из небытия… Почему из небытия? Она вырвала его из уютного теплого ласкового леса и вернула в этот тесный удушливый ад. Сколько он был без сознания? Минуту? Час? В пальцах нестерпимо дергало. Это инфекция. Значит, прошло не меньше пары часов. Пить уже не хотелось, но было ощущение, что челюсти и язык настолько ссохлись, что превратились в единое целое, срослись в монолит, не хуже той плиты над головой. Теперь, даже если удастся дотянуться до фляги, стащить с себя противогаз, то как влить ее содержимое в это… то, что раньше называлось ртом? Данила закрыл глаза, с надеждой вернуться в лес. Нет, пульсирующая боль не отпускала, возвращая в реальный страшный мир. Одно успокаивает: умереть от заражения крови он не успеет, скорее всего – доконает обезвоживание. Сталкер скосил глаза на левую руку. На удивление он ее увидел. Прямо над неподвижной кистью сквозь узкую щель пробивался свет. «Значит, наверху уже день… Смешно. Какая мне теперь разница?» Покрытая пылью рука, перетянутая, как удавкой, перекрученным ремнем, торчит на свету из-под плиты, немым зовом о помощи. Но никто не придет на него. Никому нет дела до бедной, попавшей в капкан особи исчезающего вида. Некому сделать последнюю запись в «Красной книге»: «Человек. Количество оставшихся особей данного вида три тысячи сто сорок восемь». А потом, посмотрев на торчащую из руин руку, сделают пометку: «А, нет, извините, три тысячи сто сорок семь». Даниле стало чертовски обидно за эту вычеркнутую единицу. «Почему именно я? Я не хочу!» Что было сил, он потянул левую руку на себя, рискуя оставить кисть с той стороны ремня. Что-то хрустнуло, и рука отскочила, больно ударив локтем в бок. Данила уже подумал, что кисть действительно оторвалась, но это был всего лишь ремень. Лопнувшее крепление позволило праздновать маленькую победу, но она, эта победа, полностью сожрала все запасы сил, оставленные организмом на экстренный случай. Данила лежал, тяжело дыша и проклиная все: дергающие пальцы, ноющий бок, отбитый локоть, пересохший язык. Он хотел в лес. Словно сжалившись, лес милостиво впустил в себя…

Теперь он шел по опушке. С одной стороны стеной стоял зеленый кустарник, за которым возвышались исполинские желто-коричневые стволы сосен с длинными зелеными иголками, а с другой открывалось бескрайнее поле. Высокая трава доходила почти до плеч и ласково колыхалась, гладя его избитое тело. Передвигаясь медленной походкой сильно уставшего путника, он сошел вниз с небольшого холма. Впереди заблестела водная гладь небольшого лесного озера. Он очень хотел пить. Просто нестерпимо. Пробравшись сквозь высокие камыши и подняв целую тучу камышового пуха, он упал лицом в воду, глотая спасительную влагу. Озеро ласково обволокло его, словно лоно матери. Водоросли оплели ноги и мягко, но настойчиво потянули в глубину. Он нашел свое место, был частью его и никуда не хотел уходить.

Вода лилась в пересохшее горло, отзываясь в каждой клеточке – мозг просто вопил от счастья. С трудом Данила разлепил веки.

– Очухался?

Над ним склонилось лицо командира.

Данила кивнул. Из горла вырвался хрип, мало чем напоминающий человеческую речь.