Валентин Егоров - Танкист

Электронная аппаратура бесстрастно информировала генерала и окружающих его офицеров о том, что, как только этот рядовой завершал очистку танковой брони от грязи и масляных пятен, то на поверхности брони танкового корпуса появлялась тончайшая патина. Толщина этой патины была менее микрона, она покрывала весь танковый корпус, превращая его в абсолютно непробиваемую преграду для любых типов снарядов. Орудийная башня танка под руками этого бойца первогодка приняла вытянутую и подобную крокодильей головы треугольную форму. Она была вся испещрена маленькими жаберными насечками, каждая из которых была установлена под различными углами отражения снарядов. Когда заместитель командира дивизии по технической части, полковник Петров, на своем компьютере просчитал отражающий угол поверхности этих жаберных насечек башни, то руками он схватился за голову. Его расчеты показывали, что от такой орудийной башни с жаберными насечками будут рикошетить любые типы вражеских снарядов.

Генерал Прошин приказал лейтенанту Чернышеву, командиру взвода, к которому был причислен этот рядовой первогодок, чтобы тот срочно нашел и направил бы старшего сержанта Беглова к этому бойцу со специальным приказом. В этом приказе говорилось о том, чтобы рядовой Ломакину занялся бы очисткой и протиркой двигателя этого танка. Командир дивизии очень надеялся на то, что рядовой Прохор Ломакин сможет, и сам двигатель танка довести до полного ума, так как этот двигатель слегка не дотягивал до положенных технических параметров.

На второй праздничный день Прошка занимался очисткой дизельного двигателя своего танка. Но, как бы он не подступал к этому двигателю, ничего у него не получалось. Этот дизельный движок, будучи помыт и очищен, явно не хотел работать, он упрямо отказывался заводиться. Тогда Прошка задумался и отправился в подсобку, где из сухого пайка приготовил себе обед и отлично пообедал. После хорошего обеда у него голова всегда хорошо работала.

Прошка вернулся в депо и занялся переборкой двигателя. Это дело с самого начало пошло, руки парня так и замелькали в воздухе, соединяя различные детали в силовые блоки, в механические узлы и в агрегаты. Парень много внимания уделял плотности стыков, соединений и уплотнений, чтобы не было масляных протечек и не возникали бы воздушные пробки. Одну деталь бойцу пришлось заказывать на стороне и долго ожидать ее прибытия экспресс-почтой. Когда экспресс-почта выплюнула ожидаемую посылку, то Прошка в мгновения ока новый распредвал двигателя установил по месту.

Когда последняя деталь также легла на положенное ей место, то только сейчас рядовой Ломакин обратил внимания на то, что вновь собранный им движок по своим размерам оказался раза в полтора меньше размеров старого двигателя. В этой связи Прошке пришлось заняться электросваркой, чтобы заново переваривать месторасположение укрепительных кронштейнов, держателей и креплений моторного отсека танка Т-100. При этом рядовой Ломакин даже не коснулся сварочного аппарата, которым было оснащено это танковое депо. С электродами сварочного аппарата было слишком трудно и неудобно работать, подлезть к каким-нибудь трудно достижимым узлам или креплениям. Прошке проще и удобнее было свести большой и указательные пальцы правой руки вместе и инициировать возникновение между ними сварочной дуги, чтобы приварить кронштейн к новому месту.

Одним словом, к полуночи второго праздничного дня рядовой Прохор Ломакин завершил работу по полной очистке Т-100 от грязи. После этой работы танк смотрелся прекрасным лебедем на фоне гадких утят. Прохор несколько раз обошел вокруг своего танка, с каждым таким проходом на душе у него становилось плохо и отвратительно. Он больше не хотел возвращаться к своей прошлой армейской жизни, ежедневно чистить и мыть туалеты в казарме. Но парень также хорошо понимал, что ему одному в драке не удастся противостоять всем своим сослуживцам по взводу, когда те снова соберутся его бить. Ему совершенно не хотелось недели и месяца проводить на больничной койке госпиталей после таких схваток-драк со своими товарищами по взводу.

В тот момент Прохору Ломакину страшно хотелось, оказаться в каком-нибудь таком месте, где бы его никто ни трогал, где он мог бы заниматься одними своими любимыми танками. Прошка снова отправился в подсобку, чтобы в чистоте и не в обиде ему было приятно испить чайку, а затем можно было возвращаться обратно в казарму. Но, когда открыл дверь, то над его головой почему-то догорал закат летнего солнца, а под ногами лежала по пояс заросшая травой лесная дорога. По инерции Прошка сделал пару шагов по этой дороге, а за его спиной послышался стук захлопнувшейся двери. Когда он развернулся и посмотрел себе за спину, то ничего, кроме леса, там уже не увидел. Танковое депо и подсобка бесследно исчезли. Парню потребовалось до минуты времени, чтобы осознать несуразность положения, в котором он внезапно оказался.

Прошка еще в своей деревенской жизни привык к тому, что к нему липнут все жизненные напасти, существующие в этом мире. Поэтому он не стал удивляться тому, что каким-то неведомым путем оказался на незнакомой проселочной сельской дороге. Он нагнулся, снял шикарные армейские берцы, перекинул их через плечо и босяком бодро зашагал по заросшей травой дороге.

Главное, что сейчас он был предоставлен самому себе, что был не в той армии, с которой не нашел общего языка!

Рядовой Ломакин до пуза расстегнул липучки рабочей робы танкиста, которая в прошлом носила гордое название "танковый комбинезон" и, по-деревенски загребая босыми ногами, зашагал по дороге, куда глаза глядят. Но очень скоро ему пришлось остановиться, дорога привела Прошку к перекрестку, где пересекались три дороги, которые еще не были знакомы ни с асфальтом, ни с бетонокерамзитом, ни со стекловолокном, популярными во времена Прошки Ломакина твердыми покрытиями дорог. Парень долго ломал голову, пятерней чесал затылок, решая, по которой дороге ему идти дальше, но ничего дельного не лезло в его лысую голову. Тогда Прошка поступил, как всегда поступал, пошел налево, то есть отправился по крайней левой дороге, которая вскоре его привела к большой реке. С высокого берега было хорошо, что ранее по реке курсировал паром, который перевозил транспортные средства и народ с одного берега и на другой. Но в данный момент паром стоял, приткнувшись носом в берег, выглядел почему-то полусгоревшим, а народа, которого можно было бы поспрашивать о том, как перебраться на другой берег, нигде поблизости не было видно.

Прохор Ломакин немного постоял на берегу реки, до этого места он уже прошел километров десять, возвращаться назад было бы глупо, ничего интересного или привлекательного за спиной не было. Все интересное и непознанное сейчас скрывалось на другом берегу, но плыть через такую широкую реку Прошка опасался. Как все крестьянские сыны, он умел плавать, но мог уверенно продержаться на поверхности реки не более десяти-пятнадцати саженей. Поэтому Прошка Ломакин прежде, чем принимать окончательное решение о форсировании водной преграды, решил немного поспать в прибрежных кустиках.