Василий Головачев - Смерч

Ульяна вполне разделяла чувства мужа, но она стала матерью и тоже не стремилась участвовать в корректировке бытия – российского и мирового. Её больше занимало воспитание сына, его здоровье и судьба.

Они переехали в новостройку на Карамышевской набережной, имевшую охраняемую территорию, обустроили четырёхкомнатную квартиру по своему вкусу и зажили вполне комфортно, незаметно отделившись от общества, того общества, устои которого недавно защищали с риском для жизни. Конечно, оба продолжали встречаться с «рядовыми» гражданами, не подозревающими, что существует ещё один слой жизни, о котором они ничего не знают, но Василий Никифорович перестал проникаться их заботами и тревогами. Не очерствел душой, нет, просто изменил свои взгляды на жизнь. Хотя, если честно, ему иногда казалось, что отдых – в каком-то смысле – после всех потрясений и боёв с криминалом он заслужил и что он имеет право не думать какое-то время о восстановлении справедливости и каких-то там законах возмездия.

А сон ему приснился и в самом деле странный.

Всадники на необычного вида животных, двое – мужчина и женщина. Мрачная холмистая равнина, изрытая кратерами и провалами, покрытая чёрной и ржавой коростой, будто здесь недавно бушевал пожар. Угрюмый замок на горизонте, навевающий тоску и смуту. Примерно так выглядел бы толкиновский Мордор. Или сгоревшая крепость Инсектов.

Последняя мысль заставила Василия Никифоровича пристальнее всмотреться в торопливо спускающихся к реке всадников, но в этот момент из-за горизонта вынеслась длинная стая огромных птиц, формой напоминающая дракона, и бросилась на всадников.

Мужчина вытащил сверкнувший льдистым огнём меч, стал отбиваться от птиц. Впрочем, это были не птицы – гигантские насекомые, похожие на саранчу.

Женщина загородилась от них плащом, потом бросилась в реку, исчезла.

Мужчина некоторое время оборонялся, каждым взмахом сияющего меча проделывая просеки в туче саранчи, но в конце концов скрылся под массой навалившихся насекомых…

И Василий Никифорович проснулся с ясным пониманием того, что со Стасом и Марией случилась беда. Хотел было тихонько встать с постели и пройти в кабинет, но Ульяна вдруг повернулась к нему лицом, прошептала:

– Что тебе снилось? Ты кого-то звал.

Василий Никифорович присел на кровать, помял лицо ладонями.

– Я видел двух всадников, мужчину и женщину, они сражались с тучей огромной саранчи.

– Стас и Маша?!

Котов усмехнулся.

– Ты понимаешь всё с полуслова. Не знаю… может быть, это были они.

– С ними что-то случилось! Их нет уже больше месяца!

– Вернутся, никуда не денутся. – Слова прозвучали фальшиво, неуверенно, и Василий Никифорович рассердился на самого себя. – Они великолепно оперируют тхабсом, и с ними синкэн.

– Всё равно я бы поискала их в «розе».

– Подождём пару дней, я разберусь с делами и схожу в «розу». Спи, рано ещё.

– Разве ж теперь уснёшь…

Василий Никифорович подошёл к маленькой кроватке сына, поправил простынку, вышел на кухню. Шёл седьмой час утра, но ложиться досыпать уже не стоило. Мысли в голову лезли самые тревожные, и он знал, что причина их – долгое молчание Стаса. Парень никогда не позволял себе задерживаться в «розе» так долго, а раз он не явился ещё две недели назад, значит, для этого имелась веская причина. Может быть, им с Машей встретился кто-нибудь из уцелевших иерархов? Или сам Рыков?

Василий Никифорович невольно сжал кулаки.

Рыков, Рыков, кардинал Союза, маршал Купола… куда же ты подевался, нелюдь позорная?! Где скрываешься? Что делаешь? Какую пакость обдумываешь? Не пора ли заняться твоими поисками вплотную?

На кухню пришла Ульяна в халатике.

– Кофе сварить?

– Лучше чайку и бутерброд с брынзой.

Василий сделал зарядку, умылся, позавтракал с женой, обмениваясь впечатлениями прошедшей Олимпиады: оба болели за российскую сборную, – но мысли о судьбе Стаса и Маши мешали чувствовать себя комфортно, и разговор не получался. Потом проснулся Матвейка, Ульяна принялась возиться с сыном, и Василий Никифорович двинулся на работу с плохим настроением.

А в десять часов утра к нему в кабинет – офис компании Котова находился недалеко от метро «Баррикадная», – заявился Вахид Тожиевич Самандар собственной персоной.

Удивлённый и обрадованный нежданным визитом, Василий Никифорович встал из-за стола, они обнялись.

– Садись, комиссар. Вот уж кого не ждал сегодня в гости. Охрана тебя видела?

– Нет.

– Я так и думал. Чай, кофе, минералка, коньяк, шампанское?

– Чай, зелёный.

– Привычки свои ты не меняешь. Впрочем, я тоже, хотя в потреблении напитков я более демократичен. Ничего, если тебя увидит секретарша? Или мне самому чай варить?

– Я не являюсь агентом спецслужб.

Василий Никифорович вызвал секретаршу Катю, изумлённо глянувшую на гостя, попросил чаю. Девушка вышла, растерянно оглядываясь на невозмутимого Самандара, одетого в бежевый щегольский летний костюм и белые туфли. В отличие от него Котов выглядел в своих джинсах и ковбойской распашонке как редактор мелкого издательства.

– Не знаешь, где нынче Юрьев?

– Год не видел, – покачал головой бывший генеральный комиссар «чистилища». – Зато я вычислил Рыкова.

Василий Никифорович подобрался, пристально посмотрел на друга и соратника. Сердце заколотилось о рёбра так сильно, что впору было глотать корвалол.

– Где он?!

Вошла Катя с подносом, расставила чашки, вышла.

Самандар занялся чаем.

– Где он? – повторил вопрос Котов, сдерживаясь.

– Не поверишь, он сейчас зампред Госдумы.

Василий Никифорович с недоверием заглянул в непроницаемые карие глаза Вахида Тожиевича.

– Не может быть! Я видел зама председателя Думы по телевизору, это другой человек.

– Рыков изменил внешность. Я проанализировал обстановку в социуме, все последние политические рокировки, финансовые потоки, формирование партийных эгрегоров и… короче, Герман сделал финт ушами, замаскировался, продолжая командовать парадом, и никого не боится.

Василий Никифорович достал из бара початую бутылку водки «Абсолют», плеснул в стакан, залпом выпил.

– Ты уверен?

Самандар вытащил из кармана дискету, щелчком послал собеседнику.

– Здесь все расчёты и выкладки.

Василий Никифорович повертел дискету в руках; пальцы дрожали.

– Я чувствовал, что он где-то рядом… и всё равно не верится.

– Поставь, посмотри.

– Я тебе верю… посмотрю, конечно. И всё же… почему он забыл про нас? Почему не стал преследовать?

Самандар усмехнулся.

– Мы стали беззубыми, старик. Мы ушли из системы. Мы решили, что война закончилась, что победа за нами, что жизнь нормализовалась, всё хорошо и можно отдохнуть. Но это далеко не так.