Старый рыцарь - Крепкая Элья
— Я не уйду без своего! Выходи!
Закованная в латы спина почуяла на себе изучающие взгляды. Они выжидали. Среди них не было взрослых, иначе шпана давно уже показала себя. Он заметил мелькание между каменных игл. В свое время это было его излюбленное место.
На арку взобрался мальчишка лет семи, подпоясанный веревкой от мешка с пшеницей. Ловко, словно корширская обезьянка. Беззаботно свесив чумазые пятки, он молча уставился на незнакомца. Слева появилось еще пятеро. Справа Фолкмар насчитал только троих. Их было больше, это ясно. Последним показался высокий подросток в шерстяном жилете и сандалиях. В его штанах даже имелись карманы: он спрятал в них руки сразу же, как только рыцарь заметил его. Во рту заводила зажал сочную мясистую былинку. Вальяжно оперевшись о полуразрушенную колонну, он надменно смерил взглядом чужака:
— Чего шумишь, дядя?
— Для тебя я сир, — Фолкмар не стал спешиваться. Чемпион нетерпеливо помялся на месте, мешая копытами песок. — Мне нужен мальчишка с хитрыми глазами, который воображает, что у него есть шляпа.
— Ты бредишь, дядя. Я не понимаю, о чем ты.
— Тебе было сказано, как надобно меня называть. Я не собираюсь повторять дважды.
— Хорошо, не повторяй, — пожал плечами подросток.
Кивком головы он дал знак своим парням и те мигом исчезли. Любопытные и испуганные, чумазые и сопливые лица попрятались за камень. Заводила выплюнул былинку изо рта, не вынимая рук из карманов оттолкнулся от колонны и повернулся спиной.
«Сейчас они уйдут. Уйдут все до единого, и я останусь ни с чем».
— Морские балки, блестящие пруды, солевые руины, нищий колодец, — громко произнес Фолкмар и заводила внезапно остановился, — Дом у причала, приют скорбящих… Я могу продолжать долго.
Подросток резко развернулся. Взгляд его стал острым, словно лезвие:
— Ты не местный.
— Ты слишком юн, чтобы знать наверняка, — холодно ответил Фолкмар, сжав поводья сильнее.
Из-за камней вновь стали видны бледные носы ребятни. Любопытные взгляды чувствовались даже сквозь толщу ржавой стали.
— Приюта скорбящих нет уже весен двадцать.
Фолкмар дал ему время. Испытующий взгляд молодости прошелся по седой бороде, по доспехам, по коню. Остановился на бездыханном Ницеле: рыцарь так и скитался со слугой по трущобам, перекинув того через седло. Рыцарь уловил сомнение в глазах паренька. Старший оценивал, насколько тот опасен. Глаза Фолкмара давно выцвели. Хватка закостеневших пальцев была не так крепка. Седая борода выдавала старость. Однако, она была достаточно густой, чтобы скрыть всю глубину его лет. Широкие доспехи, носимые Фолкмаром в более светлые времена, делали иссохшее тело гораздо больше, чем есть на самом деле. А конь… прав был оторн, он выглядел величественным. Только ржавчина на вороненой стали доспехов выдавала правду. Фолкмар вынул меч из ножен. Описав круг, лезвие со свистом прорезало воздух. Заводиле вовсе не нужно было знать, насколько сильно заболели сейчас его кости.
— Я же говорю — ты слишком юн, — после недолгой паузы ответил рыцарь. — Скажи, где мальчишка, иначе к вечеру городской патруль прочешет все места ваших сходок. Вы все еще храните награбленное в старых гротах?
По уязвленному взгляду старшего Фолкмар понял, что не промахнулся. Быть может, рука его не так тверда, и часто не может попасть мечом в цель, но его знание человеческой натуры не подводило, сколько бы весен ему не исполнилось.
В пещеры мог попасть только маленький и юркий. Опытный ребенок, знавший ходы, выходы и время, когда ревущие волны не заполняют раны холодных скал. Такой, каким в свое время был Фолкмар. Использовать лаз для хранения награбленного было разумным решением в любое время.
— Не смотри на меня так. Вы не сможете вынести все до вечера. Намечается прилив, а к утру вас встретят дозорные.
— Кто ты? — прошипел старший и глаза его стали узки.
— Для тебя я сир. Мне не нужно ничего из того, чем вы так дорожите. Мне нужен только этот мальчишка.
— Зачем он тебе?
— Он взял мое. Я хочу это вернуть. Но если он отдал украденное, ты сам вернешь мне это.
— Ха! Вот это? — парень отцепил с бедра знакомую перевязь, вытянув вперед руку, — Неужто ты приперся сюда ради веревки, сир? Или Дуг стянул что-то более ценное?
Значит, Дуг. Скорее всего, сокращенное от Дугмара или Дугласа. Впрочем, сейчас это было не важно.
— Нет, я пришел сюда не ради веревки.
— Это все, что он мне отдал.
На кону стояло слишком многое, чтобы заводила решился заигрывать. Напыщенная, беспечная наглость была слишком напыщенна и беспечна, чтобы сойти за правду. Десяток пар глаз, устремленные на главаря, не оставляли ему выбора.
Значит, Дуг все-таки оставил себе. Что ж, каждый хоть раз пытался присвоить то, что стянул незаметно от остальных.
— Стоит ли ваше добро вести о нахождении одного мальчишки? Я не сделаю ему ничего плохого. Только возьму свое.
Смерив Фолкмара презрительным взглядом, старший, видимо, гадал, сколько мечей потащится за странным стариком в их ночлежки. То, что одолеть они его не смогут, он уже давно понял.
Какой-то пес попытался напасть на зазевавшегося мальчика, но в него полетел камень. Выронив из рук тряпичную игрушку, мальчик весен семи вскарабкался на Брюзгу. Взгляд, полный печали, упал на потертого зайца без одного уха. Когда собаки начали драть игрушку, мальчишка спрятал лицо за влажный мох на пузе Брюзги. Наверняка, глаза его увлажнились так же, как этот мох.
— Дуг там, где блестит море, — главарь нагло ухмыльнулся уголком рта. — Он всегда идет туда, когда получает по шее.
Не сказав ни слова, Фолкмар развернул коня.
— Эй, дядя! — окликнул его главарь. — Когда найдете этого проныру, передайте, что жадность — самый худший из пороков.
Не пришлось даже пришпоривать налитые бока, чтобы Чемпион пустился в галоп. Он был рад расстаться с псами. Оставив в покое разодранную игрушку, собаки помчались за смоляным хвостом. Фолкмар услышал протяжный свист у себя за спиной. И все-таки пришпорил коня. Он должен был оказаться там, где блестит море раньше, чем они настигнут Дуга.
Глава 3. Там, где блестит море
Говорят, оно начало блестеть после великих Перемен. Когда жар далекого вулкана заставил кипеть море, когда дракон проснулся в вулкане, изрыгая лаву и огонь, когда с неба падал пепел, поглотив солнце на долгих три весны. Морские недра дрожали от взмаха драконьих крыльев, суша — от страха перед гневом Отца Огня. Тогда дно у южных скал покрылось блеском. Искатели жемчуга говорили, что дно стало бархатным и мягким, словно перина.
