Сияние - Сергей Извольский
Я заметил, как изменилось лицо Бертезен — она стояла по правую руку от меня, масштаб используемой Надежды силы явно оценила. Посмотрел чуть дальше — да Сильва так вообще рот приоткрыл.
Да, я иногда забываю, что за кавайной внешностью кроется настоящее могущество. Надежда между тем продолжала действовать — прошла к обелиску, символизирующему Тьму. Сегодня никто к нему не обращался, да и не стал бы — инициацию в темных искусствах не проводят, Тьма сама выбирает одержимых. Обелиск Тьмы в Круге Стихий всегда стоит для равновесия, без него вся конструкция просто работать не будет.
Надежда коснулась ладонью обелиска, черное сияние на вершине каменного столба стало ярче — если можно так выразиться применительно ко тьме. Нас, можно сказать, затемнило — под куполом стало сумрачно. Как бывает в летний день, когда все небо закрывают чернильные густые тучи. Дальше — больше: обелиск Тьмы стал вдруг сочиться жидкой Тьмой, которая ручейками — контрастно выделяющимися на белом мраморе, побежали по ведущей к центру дорожке.
Зрелище, надо сказать, впечатляло и пронимало. Быстро посмотрел по сторонам — Бертезен, которая стояла слева, смогла сохранить бесстрастный вид. Справа от меня стояла Ангелина, и я чувствовал ее испуг. Да, зрелище не для слабонервных, я сам с трудом сохранил спокойствие. Сумрак еще вокруг настолько плотный, что я даже не вижу Гарсию, которая стоит на Кругу напротив меня, дальше всех. Магнуссона и да Сильву вижу, но плохо — только силуэты.
Ползущая по белому мрамору Тьма между тем добралась до центра Круга Стихий. Я с замиранием сердца ждал, что Надежда сейчас превратится в темное чудовище, но ничего подобного не произошло — Тьма, не касаясь ее, заняла углубление алтаря, вытесняя концентрированную стихийную энергию.
Несколько десятков секунд ничего не происходило, как вдруг под накрывшим нас куполом стало очень ясно и светло — субстанция, вытесненная из углубления алтаря Тьмой, добралась до обелисков, каждый из которых расцвел ярким сиянием. Удивительное зрелище, равнодушным никого не оставило, я видел, как остальные озирались. Надежда, конечно, сейчас делает нечто особенное — даже я это понимал.
Кавайная светлость действовала уверенно и абсолютно спокойно. Сейчас она выглядела невероятно серьезно, и глядя на ее лицо я вдруг вспомнил, как она умеет смущаться и мило краснеть. Последний раз подобное было, когда она говорила мне про Лондон…
«Да, в Лондоне! Ну это там, где рыба, чипсы, дрянная еда, отвратная погода…», — вдруг вспомнил я оригинал фразы из художественного фильма «Большой куш» в переводе Гоблина-Пучкова. Как вживую в голове прозвучала у меня эта фраза узнаваемым голосом с немного гнусавыми интонации.
Вот чем меня так недавно сказанная Надеждой фраза смутила! «Да, в Лондоне. Это где дрянная еда, мерзкая погода и Мэри, зонтик ей руку, Поппинс», — говорила она. Вот почему кавайная светлость так мило краснела — в оригинале фразы зонтик Мэрри Поппинс предполагалось отнюдь не в руку давать подержать.
Так ладно, потом. Вопрос с приветом из родного мира конечно серьезный, но сейчас на первом плане происходило более масштабное действо. Правда, на создание четырех аватаров стихий это было совсем непохоже: под ногами у Надежды сейчас заклубилась серая дымчатая мгла, расползаясь по сторонам и словно побегами плюща обходя сияющие стихийной энергией обелиски, поднимаясь по внутренней стороне купола. Минута, и мы снова оказались в полумраке. Только уже не чернильно-грозовом, как недавно, а словно во мглистом тумане, который не рассеивало даже сияние обелисков. Сейчас уже едва заметное.
Я вдруг понял, что мы как будто оказались в кармане Изнанки — там, куда однажды Надежда меня уже вытаскивала, и где нас с ней нашла Наоми. Мглистая пелена между тем становилась все плотнее, поднявшись нам всем уже почти до пояса; я почувствовал, как меняются ощущения — я стоял словно бы на воде, на нетвердой поверхности.
«Альбин, ты здесь?»
«Здесь»
В прошлый раз ее со мной не было, так что все же не Изнанка мира. Наверное.
Волнение перед инициацией заполняло волнение от происходящего. Тем более что внешность Надежды начала видоизменяться, я не сразу заметил, что выглядит она уже пугающе: черты лица заострились, вокруг кистей клубится лоскутный мрак. Растерявшая всю кавайность ее светлость взмахнула рукой, и разгоняя серую пелену на белый мрамор легла длинная и широкая чернильная нить. Несколько шагов в сторону, взмах — возникла вторая, еще несколько шагов и снова взмах, уже появляется третья — на полу широкими мазками Тьмы возникала шестиконечная звезда.
Щит Давида, защитный конструкт. И вскоре мы — каждый из нас, оказались заключенными каждый в своем внешнем треугольнике, нарисованным поблескивающими мраком лучами. Надежда оказалась внутри, в образованном темным линиями гексагоне. Я вдруг заметил, что да Сильва стоит, сложив руки в молитвенном жесте и закрыв глаза. Как-то да, страшновато — даже мне. В этот момент Надежда взмахом руки создала последнюю, замыкающую линию шестиконечной звезды, после чего я сразу ощутил сильное эхо магического возмущения.
Купол размытия над нами вдруг унесло, сорвало как будто порывом ветра. Магические обелиски ярко вспухли сиянием, возникло ощущение что они вот-вот должны взорваться. Бертезен, за которой я наблюдал, вздрогнула, глаза ее расширились. Короткий взгляд на Ангелину — прекрасное видение закрыла лицо руками.
Так, похоже что-то пошло не по плану.
Эхо магической силы становилось все ощутимее. Обелиски сияли рваными вспышками и похоже готовы были вот-вот взорваться, магическое пространство вокруг гремело и звенело.
Спокойным оставался только обелиск с Тьмой, мрак от которой постепенно расползался вокруг, залезая пеленой на ближайшую трибуну. Надежда сохраняла спокойствие — руки воздеты к небу, вокруг кистей змеями мечутся лоскутья мрака, волосы развеваются. На трибунах же паника — я видел, как убегает Патрик с женами, как спешно покидают почетную ложу оставшиеся наблюдатели. Наблюдал недолго — расползавшийся от обелиска Тьмы мрак как-то очень быстро заполонил все вокруг, обволакивая нас. Все, по контуру шестиконечной звезды непроглядная Тьма, из недавнего окружения только белый мрамор под ногами. Мы оказались словно на белой площадке среди черного космоса, где не видно ни одной звезды.
Да Сильва, не прекращая молиться, только что рухнул на колени. Бертезен смотрит на меня со страхом и отчаянием, с другой стороны Ангелина закрыла лицо руками. Вдруг понял, почему у меня возникла ассоциация с космосом — вокруг тишина.
