Полный перебор 2 (СИ) - Кирилл Валерьевич Волков
Павел опрометчиво вдохнул местные ароматы полной грудью и судорожно закашлялся, натягивая воротник на лицо.
— Что это за… дерьмо… кха…
— Коротко, я сказал. И по делу! — рявкнул Алхимик, извлекая из недр своего кадавра небольшую флягу, заполненную опалесцирующей жидкостью, и засовывая на ее место пустую.
— Хмм… я, наверное, не вовремя, но мне надо…
— Еще короче!
— Что может Крыс? На чем он… специализируется? И насколько силен?
— Забавно. По-хорошему, это я должен все это у тебя спрашивать. — ответил доктор, задумчиво макая внутрь своего трофея стеклянную палочку. Жидкость во фляге бурлила и норовила выплеснуться наружу. — В конце концов, кто ходил с ним в поход на жуков? Дрался, так сказать, спина к спине и плечом к плечу?
— Смешно, да. Но я в любом случае видел это все только снаружи. А внутри…
— А что у Крыса внутри, то знает только он сам. Я бы, конечно, не отказался в нем покопаться, но, увы, пока не имел такой возможности.
— То есть его импланты делал не ты?
— То есть у него нет постоянных имплантов… насколько я знаю. Он предпочитает обходиться внешними устройствами. Блюдет, так сказать, чистоту генома.
Павел озадаченно почесал ухо. Что-то определенно не сходилось.
— Ты говоришь, "насколько знаю"… Насколько это близко к истине?..
— Я сканировал его со стороны… пару раз. В нем нет инородных включений, характерных для пользователей имплантов. Ткани в целом незначительно отличаются от человеческих, плюс-минус, где-то в пределах статистической погрешности. Возможно, это как-то связано с особенностями его боевой формы. Да, и я не уверен насчет мозга. Его поле довольно неплохо экранирует то, что внутри… то, что может быть внутри. Да, внутри… — Алхимик говорил все тише и медленнее, последнюю фразу от буквально прошептал. Его глаза были прикованы к чему-то внутри кадавра, щупальца лихорадочно суетились. Павел подождал с минуту и понял, что большего ему не добиться. Он исчерпал весь отведенный ему кредит внимания, и доктор вернулся обратно в столь любимый им мир.
***
На входе в бывший "белый дом", а ныне "и.о. императорского дворца" и в самом деле стояла стража. Пара крепких ребят из бывшей свиты полковника лениво зевали, подпирая плечами стену. При виде Павла, с решительным видом направляющегося к дверям, ребята оживились и шагнули наперерез, перегородив проход широкими плечами.
— Куда!
— Туда нельзя! — вразнобой прогудели они.
Павел принял во внимание разницу весовых категорий — получалось где-то один к четырем с половиной — и склонился к дипломатическим методам. Ребята попались морально устойчивые, и все его доводы успешно рикошетили от их медных лбов. Пожалуй, они могли успешно пропререкаться так до вечера, если бы, на счастье Павла, на их голоса из окна не выглянул усталый Полковник. Он выслушал в десятый раз повторенную речевку, которую Павел успел не только придумать, но и отточить до блеска, покивал на знакомых словах: "задание", "отчет", "ожидает". С усилием потер ладонями лицо, помотал головой, грустно посмотрел на Павла своими запавшими, выцветшими глазами.
— Ждет, говоришь? Ну-ну… Хорошо, сейчас спрошу. И, это… в любом случае, аккуратней там. Не в духе он. Что-то у него там… Увидишь, короче.
Полковник скрылся внутри здания, через пару минут выглянул в окно на втором этаже, махнул — "заходи".
Крыс выглядел… незнакомо. Пожалуй, встреться они на улице, и Павел бы его попросту не узнал. Безразличная маска, неизменно лежавшая ранее на лице этого странного человека, сменилась на другую. Злую, самоуверенную. Пожалуй, ее и правда могли бы назвать "маской императора" в каком-нибудь провинциальном театре. Едва взглянув на вошедшего, Крыс раздраженно махнул рукой, безмолвно спрашивая — "какого черта приперся?".
Павел секунду поколебался, выбирая линию поведения. На самом деле, он рассчитывал немного поскандалить, надавить и вывести Крыса на откровенный разговор, благо, причин и поводов у него было предостаточно. Но от такой неприветливой встречи немного оробел и решил сперва начать с малого. Пересказать свои приключения, переведя затем разговор на не слишком красивое поведение своих спутников.
Крыс выслушал его рассказ, не перебивая и никак не показывая свой интерес к услышанному. Казалось, что его все это не касается и он просто пережидает, пока этот раздражающий болтун наконец замолчит и оставит его в одиночестве.
Павел закончил на том, как добрался до города и узнал о местных нововведениях. Кое-какие моменты в своих приключениях он, само собой, благоразумно зацензурил. Не стоило раньше времени раскрывать, например, тот интересный факт, что планета вот-вот развалится к чертям собачьим. Может быть. Со слов непонятно кого и почему. Стоило как-то подготовить собеседника к столь внезапным откровениям, иначе реакция могла быть немного… непредсказуемой.
Впрочем, она и без того была так себе. Крыс дождался конца рассказа, помолчал с полминуты, убеждаясь, что больше ничего не услышит, и равнодушно спросил:
— Ну и?
Вот тут-то Павел и взорвался. Так, слегка. Как пачка китайских петард.
— Ну и?! Какое нахрен "ну и?"! Какого черта вы, два урода, свалили и бросили меня среди леса, и даже не закончили с ебучими жуками?! Вы… — Павел задохнулся, не находя слов, чтобы выразить свое возмущение. — Да вы…
Крыс хряснул кулаком по столу, прерывая этот бессвязный поток возмущения. Столешница жалобно хрустнула и прогнулась по центру.
— Тихо! — зло рявкнул Крыс. — Какого хрена ты тут разорался? Предъявлять он мне еще будет, щенок! Я не виноват, что у тебя мозгов не хватило просто развернуться и пойти назад и ты за каким-то хреном полез в эту вонючую нору! Героем, типа, себя возомнил? Спаситель человечества, мать-перемать!
Секунду он сверлил отшатнувшегося Павла взглядом, как будто решая, говорить ли ему еще что-то или попросту вышвырнуть вон.
— Этих тараканов все равно всех не переловить, дурная работа. Мы шли, чтобы выбить ядро их сил и напугать. Эту нору они бросили бы сами, сбежали подальше и прятались еще два десятка лет. Начерта ты туда полез — не знаю. В следующий раз… А, нахрен. Вали отсюда.
Он резко встал, уронив при этом стул, и шагнул вперед, опрометчиво приближаясь к Павлу на расстояние вытянутой руки.
Павел, доведенный его последними словами до стадии
