Соль земли - Евгений Васильевич Акуленко
Спустя некоторое время случилась совершеннейшая оказия. Спустившись однажды к реке, Синица попросту не узрел там воды. Все пространство занимала поднимающаяся на нерест рыба. Отливая серебром на солнце, выстреливала из воды, билась о камни, выбрасывалась на берег. Росомаха бурлила ключом. Не отдавая себе отчета в действиях, Синица залез по колено в ледяную воду и за полчаса голыми руками вынул рыбы столько, что можно было кормиться ею весь год, более ни на что не размениваясь. Можно было бы кормиться… Если бы Синица догадался устроить ледник или запасти соли. А так всему этому добру с икрой суждено благополучно стухнуть. Чертыхаясь про себя, Синица ногами сбрасывал рыбу обратно.
Когда нерест прошел, два дня ничего не ловилось вообще. Потом прежний клев постепенно вернулся. И откуда-то густо потянуло тухлятиной.
Природа неприятного запаха отыскалась быстро. Синица поднялся вверх по течению и узрел картину, достойную пера живописца: на горе рыбы с отъеденными головами, навзничь раскинув лапы, лежал молодой мишка, обожравшийся настолько, что не мог шевелиться. Синица осторожно потыкал стволом – живой, дергает в ответ пяткой. Рассмеялся да оставил его с богом. Оклемается – уползет.
Коротая долгие вечера, Синица столкнулся с проблемой освещения. Солнечный свет не мясо, в ларь не запасешь. Нужен был переносной светильник, удобный, долгоиграющий и более безопасный в пожарном отношении, чем смоляная лучина. Собственно конструкция самой фитильной лампы проста, соорудить ее нетрудно, дело стало за горючей жидкостью. Не набегаешься за керосином в поселок, да выменять его еще попробуй-ка. Припрятан один пузырек в дальнем углу, так это на крайний случай, мало ли что. Вопрос этот не давал Синице покоя и со временем превратился в навязчивую идею.
Перетопленный животный жир, в принципе, годился. Но крайне немного носили его при себе животные, да еще с зимы. Заяц и кабан – это ж не тюлень и не кит. Косуля, так та вообще постная, как монашка. Еще из горючих жидкостей Синица знал нефть. Возможно, она даже залегала совсем рядом в несметных количествах, в каком-нибудь полукилометре под ногами. Синица просыпался ночью и ловил себя на том, что всерьез размышляет, как пробурить шахту. Но решение отыскалось на поверхности…
Начал Синица с того что надрал бересты. Из выскобленных от сора листов свернул десятка три кульков, вроде тех, в которые развешивают конфеты в продторге. Кульки эти приладил на хорошие дебелые сосны, предварительно сняв на узком участке ствола кору и нацарапав косые борозды – стоки для смолы. Покуда смола собиралась, можно было заняться изготовлением перегонного аппарата.
Есть такое дерево – стланик. Растет там, где расти не может ничто, на голых камнях, на глине. Высотою оно в полметра, землю покрывает густой непроходимой сетью, сравнимой с полосой препятствий. Синице-то само дерево без надобности, а вот под ним кое-где пласты красной глины, такой плотности пласты, что рубить их пришлось топором, иначе не отковырять ни кусочка. Глину Синица замесил с водой, долго топтал босыми ногами, разминал до однородной массы. Затем начал лепить перегонный куб. Собственно, на куб посудина походило мало, а все больше формой своей напоминала невозможно мятое яйцо, состоящее к тому же из двух половинок: снимающаяся крышка с газоотводной трубкой, похожая на шапочку сказочного гнома, и нижняя емкость для загрузки экстракта. Без опыта, без сноровки, без гончарного круга Синица с горем пополам изготовил три перегонных жбана из которых обжиг перенес лишь один.
Когда смолы накопилось достаточно, Синица приступил к эксперименту, не сильно, впрочем, надеясь на успех. Заполненную посудину установил на огонь, заткнул воздухоотвод грубым шинельным отрезом и принялся ждать. Однако результат превзошел все ожидания. Едва в жбане забулькало, тряпочка стала мокрой. Ежеминутно Синица отжимал ее в подготовленную емкость. За ночь перегонка расслоилась, вода осела книзу, а скипидар, ради которого и затевалась упомянутая процедура, выдавило вверх. Аккуратно слив верхний слой, Синица получил заветное топливо для лампадки. Фитиль горел ярко, долго, скипидар тем только и уступал керосину, что немного чадил. Зато добыть такого добра можно хоть цистерну, стоит лишь обкатать технологию.
Но полностью перейти к автономному существованию Синица не мог. Еще требовались спички, подходящие к концу, кое-какой инструмент, одежда, обувь, а главное – соль. Без нее не заготовить запасов. Значит, намечался визит в совхоз. Синица собрал все, что мог предложить на мену: несколько заячьих шкурок, две поллитровки лиственничного скипидара, да несколько напластанных филейными частями тайменей, переложенных для пущей сохранности крапивой. Хариус он, конечно, ценится повыше, но уж больно нежный, пропадет в дороге. Плотно подзакусив, Синица отправился в путь с обеда, намереваясь заночевать в лесу, а утром выйти к поселку.
– …Стой, кто идет!
– Иди ты в жопу! – добродушно отмахнулся Синица.
Вертухай поскреб переносицу, пробормотал озадаченно:
– Че-то я тебя раньше не видел…
Но отстал. Уж больно уверенно Синица его отшил. Явно местный. Да и приблатненный какой-то, не иначе.
У продторга было многолюдно. Тут, судя по всему, варилось не только торговище, но и что-то вроде поселкового бродвея. В воздухе густо витали сивушные пары, здесь резались в карты, там плотным кольцом обступили схватку двух тощих петухов, кого-то повели под руки с разбитой мордой – ни дать ни взять, место культурного отдыха.
– Че народу-то столько? – поинтересовался Синица у какого-то бородатого мужика.
– Сколько? – не понял тот.
– Ну, на работу не надо что ли никому?
– Дык воскресенье сегодня, е-мое!.. Тоже, дядя…
Едва Синица распустил тесемку мешка, как к нему подвалило двое молодых в прыщавую крапинку:
– Хавчик есть?
Шестерки чьи-то. На стол пахану собирают, знаем.
– Ну-у… рыба вот, – Синица подрастерялся.
– Ух ты! Покаж! Не тухлая?.. Нет?.. Че просишь?
– Спички.
– Спички? – прыщавые переглянулись. – Сколько?
– Три упаковки… Ну, полтораста коробок…
– Полтора рубля что ли?.. За все?.. Стой тут!
С ним даже не стали торговаться. Видимо запросил Синица совсем
