Планета Тивит - Александр Харламов
– Вася…я....
– Говори же толком! – от всей души Тамара Николаевна отвесила Полине пощечину, мгновенно прекратив поток рыданий.
– Санитары наши…Они там…
Недолго думая, Гриценко побежала по коридору в сторону каптерки. Громкий цокот ее каблучков громом среди ясного неба разносился по коридору. Вошла в распахнутую дверь. Мертвые санитары лежали точно так же, как их оставила Полина.
– Твою ж мать…-громко ругнулась врач, бросаясь к Василию. Ловко прощупала на шее пульс. Пусто…Здоровенный мужик был уже холодным, как лед, начиная застывать. Григорий то же не подавал признаков жизни. Смахнув падающую на глаза прядь покрашенных хной рыжих волос, Тамара Николаевна вышла в коридор.
– Звони Начмеду и главврачу! Только потом вызывай милицию. Похоже, что у наших санитаров произошел обширный инфаркт…При чем у обоих сразу!
Полина, путаясь в цифрах, слабо попадая пальцем в диск, еле набрала номер. У начмеда было занято, а вот главврач и вовсе не отвечал. Он появился минут через пятнадцать в начале больничного коридора, видимо, отчаявшись найти Гриценко на ее рабочем месте. Вдвоем с Тамарой Николаевной медсестра отвела его в каптерку, где лежали два мертвых, абсолютно здоровых мужика.
– И что теперь будет? – дрожащим голосом спросила Полина, прижимая к красным от слез глазам фиолетовый носовой платок в полосочку.
– Не знаю…– коротко бросил главврач, осматривая трупы. – Физического воздействия на этих людей я не вижу. Такое ощущение, что они умерли прямо во сне. Как говорят в старых летописях «испустили дух».
– Что это значит? – нахмурилась Гриценко.
– Это значит, что нет какой-то причины их смерти. Они просто умерли.
– Так не бывает!
– Оказывается, что бывает…– главврач отошел от кушетки обратился уже к заплаканной Полине, стоявшей чуть поодаль в уголке.
– Что происходило вчера у тебя на этаже? – нахмурился он, пытаясь посмотреть молодой девушке в глаза. Он почему-то был уверен, что молодая медсестра знала больше, чем говорила. И лучше было бы, если она рассказала бы это все ему, а не прибывающей милиции.
– Я…
– Говори! Иначе, я буду думать, что они пытались изнасиловать тебя, а ты их отравила, – безапелляционно заявил главврач. Рядом сверлила ее злым взглядом Гриценко.
– Они, точнее Вася…они хотели пристать ко мне, но все испортил этот псих…– начала, снова рыдая, Полина.
– Какой! Точнее! Они все тут у нас психи! – дернул ее невежливо за плечи доктор. Девушка нелепо трепыхнулась в его руках, но именно это движение и сломало ее окончательно.
– Они издевались над ним! Над художником, который слова и фразы разные на стенах пишет. Краски ему не отдавали. Заставляли собаку показывать. Особенно Гришка…Его это сильно забавляло. Ну, я и вступилась за убогого. Они краски отдали и пошли к себе в каптерку. Утром я их нашла уже мертвыми.
Гриценко с главврачом переглянулись. Понимающе кивнули друг другу и направились к палате, где находился Олег Митусов.
– Я только что проверяла…Все у него было нормально…Спал на полу возле окна. Весь в краске! – торопилась их догнать Полина. Ей почему-то казалось, что начальство в смерти санитаров хочет обвинить ее или этого сумасшедшего художника.
– Ключи! – главврач, не глядя, протянул руку медсестре, без лишних разговор вложившей тяжелую звякающую связку ему в ладонь. Дверь скрипнула. Он не стал пользоваться специальной решеткой, а может просто на просто в спешке забыл про нее. Толкнул ее, открывая вход к Олегу.
– Ой! – замерла Полина, заглянувшая из-за плеча доктора внутрь. Палата была абсолютна пуста. На узкой панцирной кровати лежало скомканное покрывало, несвежая заляпанная краской простынь, вокруг сплошные надписи, непонятные буквы и символы. Место на полу под подоконником пустовало. Больной исчез из закрытой комнаты, будто испарился. Гриценко с главврачом переглянулись и посмотрели строго на Полину. Та вся, под их взглядом, как будто внутренне сжалась, опасаясь наказания, что-то залепетала в свое оправдание, все еще не веря своим глазам.
– Он был здесь…Этот мужик! Он же псих! Как ему удалось сбежать? Двери были заперты! Вот его краски! А без красок он никуда бы не ушел! В этом рисовании его жизнь. Он только этим и держится…Да, не смотрите вы так на меня! – воскликнула она, разрыдавшись. – Я только утром просмотрела все палаты. Этот был на месте. Спал здесь, возле подоконника, свернувшись калачиком…
Ее взгляд упал на подоконник, густо исписанный непонятными фразами. «Мир. Есть. Мы. Верьте в людей. Олег. Мама» Все это было знакомо и видимо с утра. А вот чуть ниже этого всего бреда белой краской было наляпано что-то новенькое. Полина пригляделась внимательнее, вслух прочла:
– Не. Терять. Веры. В. Людей. Всем. Всему. Живому. И. Не. Живому.
– Жуть берет…– промолвила после долгой паузы Гриценко, пытаясь закутаться в свой белый медицинский халат.
– Страшновато, конечно…Но где сам пациент? И как мы будем объяснять все это милиции и родственникам.
– У него они есть?
– Мать!
– Объявим его мертвым, но только чуть позже! – решил главврач, покусывая нижнюю губу в раздумьях. – Когда все следственные мероприятия пройдут. И помните, милиции, об этом всем…– он обвел рукой расписанные краской стены и пол. – Ни слова! Наши два санитара просто в один момент умерли от обширного инфаркта. Так получилось, просто совпадение! А этот Митусов никак с этой историей не связан!
– Мать его будет искать? – вопросительно взглянула на своего начальника Гриценко.
– Скажем, что кремировали его. А заразился он, скажем туберкулезом…И чтобы не распространять заразу, было принято решение его сжечь, как можно быстрее. Думаю, в наших экономических реалиях, его мать будет только рада такому исходу… Главное, Полиночка и вы Тамара Николаевна должны усвоить, о том, что на самом деле произошло в этих стенах сегодня ночью, не должен знать никто в этом мире!
3
Харьков 2019
Благополучно сбагрив на попечение Эльвиры Олеговны Мишку с Дарьей, мы отправились по указанному адресу на новоселье Красовской. Журналистка «Вечернего Харькова» не соврала – это был действительно центр. Улица искусства была недалеко от Пушкинской в Киевском районе городе, расположенная немного вдали от шумных улиц Первой столицы Украины, где постоянно кипела не только дневная, но и ночная жизнь. Дома старой сталинской постройки поражали своими толстыми стенами и массивными фасадами в стиле ампир, уютные дворики, где еще остались коренные харьковчане с их только им присущими словечками, старыми «москвичами» у подъездов и входными дверьми, обитыми потертым коричневым дерматином, многолетней лепниной и узкими окнами, напоминающими башенные бойницы.
Такси подвезло нас прямо к подъезду, где возле входа нас уже встречала определенно похорошевшая подруга. Со временем она отрастила длинные до плеч волосы, материнство слегка округлило ее формы, придав еще больше женственности, и
