Две Цены (СИ) - Йенч Вацлав

Хозяйка таверны вышла с кухни и всплеснула руками. Раздвинув столы, под треск досок пола, гомон, смех и дружное хлопанье в ладоши, наемники отплясывали свои дикие танцы. В движениях не было ни изящества, ни ритма, ни грации, но пьяные воины отплясывали от души нечто, что выражало их радость этой жизни. Тому, что они сейчас вместе, тому, что верный клинок не подвел, тому, что просто голова, руки и ноги на месте. Даже калека в углу, тихо сидевший все это время, принялся отбивать костылем, улыбаясь во всю ширь беззубого рта, и простужено орал: «Хэй, братцы, давай-давай!!!»

Усердно сдавливая кожаные мехи, Тард подмигнул Карнажу и крикнул, перекрывая шум и гам:

— Видишь?! Не бывает страшных драконов, а бывает мало пива!

Гном продолжил играть во всю силу своих могучих легких. Фивландский был довольно грубым языком по своему звучанию, однако хорошо подходил для того, чтобы горланить песни под то, что здесь называли музыкой. Конечно, спьяну все играли кто в лес кто по дрова, но не это было главным. Пусть песни перетекали в несвязные выкрики, пусть мелодия была неясной, зато и то и другое громко и основательно сотрясало стены трактира.

Карнаж откинулся на спинку стула и тоже захлопал в ладоши, подбадривая одного малого, который был уже изрядно навеселе, но выкидывал такие коленца, от которых окружающие умирали со смеху. Молодой парень, со съехавшим на глаза кожаным подшлемником, который оказался ему слишком велик, не жалел себя, задирая колени до ушей, и рявкал всякий раз, когда вгонял каблук в пол, раскидывая руки в стороны.

Шумели до самого утра, не давая никому в вольнице спать, хотя таковых нашлось немного. Повод для гуляния всегда мог найтись, взять хотя бы праздники сбора урожая, что скоро обещали прокатиться по всему Фелару, встречая путников хлебом и солью. В каждой деревне радовались, ведь год выдался плодородным. Но у обитателей вольниц хватало и своих поводов для веселья, ведь осенью и весной, когда погода становилась скверной и до больших дел, где могли бы понадобиться такие, как они, было совсем недолго, стоило приехать в такое место, в вольницу. Ведь туда же направлялись те, кто искал себе наемников и мог предложить что-нибудь стоящее. А, главное, повстречать старых приятелей, помянуть тех, кто больше никогда не придет, порассказать историй и баек о храбрецах, кому в этом году повезло больше остальных. Так появлялись новые легенды и угасали старые среди них, у кого не было своей страны, своего угла, не говоря уже о родовом гербе с поместьем в придачу. Но была пока что своя голова на плечах, и брюхо с голодухи подводило далеко не всегда.

Когда начало светать, «ловец удачи» вел пьяную вдрызг наемницу, пытаясь затащить её в хижину на ветвях. Слушая в сотый раз восхищение по поводу того, с кем она встретилась под одной крышей и как им обоим повезло оказаться вместе с бравыми парнями Тарда, Карнаж, кряхтя, волок её по веревочной лестнице, за которую наемница не понятно каким чудом еще умудрялась цепляться.

На площадке она не удержала равновесия и рухнула на полукровку, придавив того меж ветвей. Наемница громко смеялась, пока Феникс высвобождался из объятий и делала, по ее мнению, заманчивые для «ловца удачи» предложения. Наконец, оба добрались до хижины и, уложив её в кровать, Карнаж решил сегодня довольствоваться гамаком, где спала полуэльфка. Кровать в хижине была таковой лишь по названию и никак не по удобствам, поэтому полукровка не сильно расстроился от вынужденного обмена. Воспользоваться же предложением наемницы не тянуло вовсе. Как он ни пытался, не мог преодолеть брезгливой неприязни. Такие, как она, легко меняли отряды и противников, убивая тех, с кем не так давно дрались спина к спине. Конечно, течение жизни было хаотично, особенно сейчас, но хаос не должен был поселиться в душе плывущего по нему. Все же Киракава посредством долгих вечерних бесед, предварявших плошку риса и пару кусков вяленого мяса, сумел донести до своего ученика хоть немного смысла существования. «Ловец удачи» снял ножны с непригодившимся ему благо сегодня мечом и прислонился спиной к стене так, чтобы его не было видно через окно.

Привычка. Даже кровать он отодвинул от окна. В вольницах происходили иногда «случайные» смерти от залетевшей в раскрытое окно стрелы. Особенно часто подобные несчастья случались с теми, кто отхватил волею судьбы крупный куш таким способом, что приходилось залечь на дно. Таковых было немало, отчего на этом «дне» завелись охотники до легкой поживы, когда их жертва почитает себя в безопасности, и тут-то как раз неудачно падает с лестницы в три ступеньки при этом переломав себе всю шею, словно скатившись кубарем с заоблачных лестниц Форпата. Примеров было в достатке, и они обещали множиться и множиться.

Феникс не дожил бы до своих лет, если бы не платил трактирщикам сверх положенного и, действуя когда угрозами, а когда и подкупом, не завязывал рты, готовые порассказать много чего желающим наступить ему на хвост. Упредить желание превратить свою жизнь в товар было ключом к сохранению здоровья. Об этом молчаливо свидетельствовали многочисленные шрамы на шкуре полукровки, которую не раз дырявили, а потом латали те, кто, как и первые, имели весьма сомнительную репутацию. Риск для «ловчего удачи» здесь был вездесущ — наследие Войны Кинжалов. Старые шпионские сети, раскинутые по всему Материку, уцелели кое-где весьма крупными ломтями, образуя собственные ганзы, лиги, конгломераты и лихо обосабливаясь. Однако, если наловчиться пользоваться этими вездесущими порождениями смут, то можно было в короткие сроки набить себе кошелек, продавая чужие шкуры на выделку мясникам из инквизиции и тайных канцелярий.

Vlos’Velve, верный хранитель Карнажа, по которому «ловца удачи» признал Тард, был из того рода оружия, что не раз меняло хозяев. Слухи о подобных остатках кузнечного мастерства темных эльфов ходили самые невероятные. Былые обитатели подземных дебрей под Северной Грядой ранее занимали почетное место первых в искусстве убийства и многие считали, что это происходило не в последнюю очередь благодаря оружию. Занижая меж тем мастерство рук, которые его держали и мрачную изобретательность умов, направлявших клинки. Привычка видеть магию там, где её на самом деле не было, шла только на руку темным эльфам. Если в клинках и было немного традиционного для прошлых веков колдовства, то лишь самая малость. Основную роль играло мастерство оружейников создавать удобное, функциональное и очень надежное оружие, а также понимание всех этих тонкостей его обладателем. Это, в свою очередь, было с успехом перенято обитателями острова Палец Демона, чьи кузнецы не гнушались обучения у подгорного народа. Они терпели все унижения с насмшеками и по крупицам выносили бесценные знания темных эльфов, преодолевая рабский труд подмастерьев, место которых приходилось получать в бою с остальными претендентами. И вот островитянское оружие, после Исхода темных эльфов, когда остатки некогда могущественного народа перебрались в Пепельные Пустоши, стало тем самым, непостижимым для простого воина, инструментом смерти, который мог дать преимущество лишь в умелых руках.

Многие поносили на чем свет стоит самобытные техники боя обитателей острова Палец Демона. Церковь Фелара даже создала несколько трактатов, доказывающих, будто бы оружие островитян — это богомерзкие творения, привнесенные из-за грани миров демонами, а местом их сотворения послужил «перст владыки shar’yu’i, указывающий на мир Света». Однако остров и по сей день сохранял свою независимость, не смотря на все внутренние распри. А несколько попыток завладеть им извне привели к чудовищным потерям вторженцев.

Остатки же твороений темных эльфов, названные Окулюсом Берсом «осколками вечности» в одной из его многочисленных книг, продолжали бродить по Материку, постепенно обрастая слухами и догадками, которые порождало незнание. В том числе барды распевали по северным границам баллады посвященные одному убийце, темному эльфу, в руках которого был магический клинок, отправивший на тот свет бессчетное количество душ. Карнаж столкнулся с ним, когда известный чародей, Рэйтц из Красных Башен, весьма нетерпеливый и взбалмошный последователь стихии Огня, который и в век Объединенной магии напирал на то, что вся сила и истинное могущество могут быть дарованы лишь одной стихией, нанял этого убийцу охотиться за «ловцом удачи». Причина коренилась в подозрительности архимага, который, из-за задержки «ловца удачи», считал, что заказ полукровке кто-то перекупил, забывая о сложности задания и нужном на его выполнение порядочном количестве времени.