Эльберд Гаглоев - Полшага в сторону
Физиономия у монаха была довольная, широконосая, украшенная старым шрамом от виска до подбородка. Крепкая, как кулак, рожа прапора ВДВ. Не того, что в складе, а того, что забыл сколько у него выходов. Боевых.
— Ваше преосвященство, докладываю. Стаю выбили. Четверых спеленали. Этот, — кивнул тяжелым подбородком в сторону распростертого на полу, — ранил брата Холстомера. Других потерь нет.
— Ранил? — удивленно поднялись кустистые брови. — И как же?
— Сирийский клинок.
— Любопытно. Не простой парень. Волчица ушла? — скорее утвердительно.
— Ушла, ваше преосвященство. Подопечного прикрывали плотно. Он вышел с медсестрой на выписку, — замолк. — Дурак я, ваше преосвященство.
— Дурак, — согласился старик.
Я все понять не мог, что за мячиками балуется спецназ Святой Инквизиции. А когда понял — похолодел. Плотные шары, охваченные серебристой бечевой, оказались людьми, очень странно упакованными. Человеколюбивая такая структура, эта ваша Инквизиция.
— Подними, — велел тем временем прелат.
Одним движением прапор вздернул на ноги пленника.
— Назовись, сын мой.
— Я не сын тебе, убийца.
Почтенный старец очень холодно посмотрел в лицо диссидента.
— Орвас Салай. Проходил подготовку в Турции. Тренировочный лагерь Братства «Серые Волки». Разыскивается по всей Евразии. А попался у нас. Приятная новость ждет моих турецких коллег. Напомни, сын мой, ведь Турция не подписала Венский протокол? Не подписала. А поскольку Братство «Серые Волки» признано Высшим Судом Его Звездоподобного Величия, задумавшим злобное против короны, ожидает тебя, сын мой, милое времяпрепровождение на толстом осиновом колу. На толстом, — воздел палец благообразный старец.
— Вас всех ждет отмщение.
— Как же, как же, — изящно отмахнулся прелат. — В манор всех. Тебе тоже стоит проехать с нами, — обратился он ко мне. — Не знаю уж, чем ты кого заинтересовал. Но убить тебя пытались сегодня дважды. А я знаю о тебе все. И тебя не за что убивать.
А этот самый Орвас Салай совсем не хотел сидеть на толстом осиновом колу. Он вдруг крутанулся на месте и впечатал ботинок в стальной живот прапора. Того лишь слегка качнуло, но и этого слегка хватило, чтобы серый волк серой змейкой проскользнул между черноризцами и метнулся к двери.
— Уйдет? — спросил прелат.
— Не уйдет, твое преосвященство.
— Рискуешь. Не возьмешь — самому в подвале кряхтеть придется.
Старшой выдернул из-под рясы нечто широкоствольное и выпалил в сторону беглеца, которому до дверей оставалось всего ничего. Ртутная капля стремительно рванулась, разворачиваясь в крест, и с влажным шлепком влипла в затылок Орвас Салаю. Удар швырнул его вперед, пригнул голову к коленям. Крылья креста внезапно вытянулись. Не прошло и секунды как у дверей лежал аккуратный мячик. Такой же как у ног гвардейцев. И никакие кандалы не нужны. Гуманизм полный.
Там, откуда я пришел, на этом месте стоит здание КГБ, сейчас это как-то по другому называется. Белокаменное, праздничное такое.
Здесь же многоэтажное, но какое-то приземистое, ребристое, как готовый к атаке тиранозавр, ярко освещенное. Все окна горят, несмотря на поздний час. Поздний?
— Брат Гильденбрандт, не подскажешь, который час?
— Двадцать пятьдесят две, — ответил он с военной четкостью.
Часть одной из башен манора стала поворачиваться вокруг своей оси, открывая широкий въезд, куда тотчас нырнули наши автомобили.
К моему огромному сожалению никаких неожиданностей технического характера не обнаружилось. Стоящих вдоль коридора эсэсовцев тоже. Нормальное такое учреждение. В котором работают одни трудоголики. А может, они просто ничего о трудовом законодательстве не знают?
Мы вышли из здоровенного, с полвагона, лифта, украшенного зеркалами и распятьями, немного прошли по широкому коридору с резными панелями на стенах. А вот и первая стража. Стоящий у высоких, блестящих сталью дверей, черноризец широко раскрыл перед моим спутником тяжелую створку. Но тот, сделав приглашающий жест, пропустил вперед меня. В огромном холле нас поприветствовало полдюжины широкоплечих черноризцев, вставших из-за столов. Голубоватый свет мониторов придавал их и без того жизнерадостному облику дополнительный потусторонний шарм.
Дверь в кабинет брат Гильденбрандт открыл сам.
— Проходите, брат мой.
Я воспитанно прошел. На меня даже не напал никто.
— Свет, — небрежно бросил прелат.
Я чуть не ослеп. Представьте себе зеркальный спортзал, на стенах которого висит множество распятий. Очень щедро освещенный зал. И вы поймете, почему мне стало так страшно за свое зрение.
Посреди этого сверкающего великолепия обнаружился огромный крестообразный стол белого мрамора, вокруг которого стояли готические черные кресла. Шикарный дизайн. Но как глаза слепит.
— Располагайтесь.
Прелат небрежно бросил на стол свою щегольскую белую шляпу. Затем непринужденно хлопнулся в председательское кресло. Я последовал его примеру.
Он сложил пальцы под подбородком и исподлобья глянул на меня.
— Виктор Петрович Скакун. Человек. Тридцать пять лет. Разведен. Ратник второго уровня резерва. Ныне управляющий артели «Минасские кузнецы». По образованию — счетовод. Не имел. Не состоял. Не сидел. Крещен с соблюдением обряда Большого Джира Веры Правой Славы. Так?
Я хмыкнул. В общем-то нет. Но кто ж спорит с таким авторитетным дядькой.
— И вот такой простой парень носит пояс полузабытого Ордена Жеребцов Господних, с двумя сирийскими клинками. А каждый из них стоит столько, что если рекомый Виктор Петрович Скакун продаст квартиру, дом, дачу, машину и всю оставшуюся жизнь станет копить. Не питаясь и не одеваясь. К моменту ухода в лучший мир может и наберет нужную сумму. И купит себе маленький ножик. И потомки его станут людьми весьма состоятельными.
Он широко улыбнулся.
— Еще он не убоялся одеть на шею Святой Крест прелата Единой Церкви.
Этот человек играл лицом как актер. Кустистые брови сдвинулись, серые глаза полоснули лютым холодом.
— Кто ты?
И в тот же момент мирно стоящее кресло ожило. Из спинки, поручней и ножек шустро так выскочили широкие серебристые ленты, быстро меня иммобилизовали, то бишь обездвижили. Поерзали, удобнее устраиваясь. Вдруг как будто учуяли что-то и как-то виновато убрались обратно.
Я удивленно уставился на своего хозяина. Он с не меньшим изумлением — на меня. Встал. Извлек из-под френча большое, с ладонь распятие. Протянул ко мне.
— Именем Господа Бога нашего, заклинаю. Скажи. Кто ты?
И сейчас вижу, как стоял он, широко развернув плечи. Гордый, отважный, измученный и бесконечно уставший человек.
И я рассказал все.
Потом он долго молчал.
— Да вы смелее. Вы не побоялись того, что устрашило нас. Вы приняли войну на уничтожение. Вы бились и вы победили. Ценой огромных потерь. Разбившись на множество враждующих церквей, вы победили нелюдь. Ту самую, с которой мы живем в подобии мира. Ведь один лишь наш вид вызывает в них желание вспороть горло, выпить кровь.
Когда-то давно нас объединил один враг. Страх перед ним. А вы другие. Вы ударили и против врага и против этих. Одни. И не только выстояли, но и победили.
У нас было по-другому. Жалкими островками в море ненависти стояли твердыни людей, когда в мир пришел Враг. Ему не нужны были рабы, подданные. Нет, ему был нужен наш мир. Без обитателей. Сначала, несколько раз Враг попытался напасть на города и крепости людей, но они, привыкшие биться вместе, с такой силой и яростью ответили на его вызов, что он отступил. А вот нелюди не привычны к единению. И пришлось им тяжко. Клевреты Врага рыскали по лесам и жгли с одинаковой легкостью становища оборотней, замки вампиров и укрывища эльфов. Гордые в своей извечной непобедимости гномы, закрылись в подгорных чертогах, не желай никому спасения, но погибли первыми. Клевреты Врага вызвали из недр земли смрад и огонь, которые почти полностью уничтожили этот гордый народ. Почти полностью. Лишь в Сирии осталось их несколько поселений.
А Враг крепчал с каждым убитым, ибо меньше становилось тех, кто осмеливался поднять против него оружие. Первыми к людям пришли эльфы. Могучие маги, непревзойденные стрелки, они потерпели столь жуткое поражение, что готовы были бы принять помощь и от Врага, но как я говорил, ему не нужны были подданные. Почти весь свой народ подняли эльфы в тот страшный день, надеясь разгромить пришельцев, но почти все и погибли, попав в огромную обложную засаду. К крепостям людей вышли едва ли сотни из огромного народа, что почти властвовал на континенте. И Всеблагая Мать наша Святая Церковь согласилась принять этих закоренелых грешников в свое лоно. Так крестились гордые эльфы. В обмен на спасение. Крещение забрало у них много чудесного, оставив лишь долголетие, впрочем, вполне теперь сравнимое с человеческим и безупречную меткость. Ненамного, но лучше стало. Враг и раньше старался не сталкиваться с людьми. А теперь уж. Тяжелую стену щитов выстраивали люди. И из-за этой стены клевретов били остроглазые эльфы. Тяжело идти на укрытого стеной воина, который стреляет так же быстро, как рассыпает монетки. И не промахивается. Объединенные силы нанесли несколько серьезных поражений Врагу.
