Виталий Лаптухов - Ушедшие в небытие

Перезарядив ружьё, сталкер замер в ожидании. Собаки не заставили себя долго ждать. С громким лаем они выскочили из-за зарослей, ожидая встретить беззащитную жертву. Капли крови, упавшие на траву, дразнили собачье обоняние, вызывали обильную слюну. Окружив грузовик, собаки в беспомощности метались вокруг брошенной машины, не понимая, куда делась добыча. Услышав голос человека, собаки завыли, подняли невыносимый скулёж.

— Мы отсидимся, — Фил, достав флягу с водой, пытался напоить друга. — Кто-нибудь обязательно придёт на помощь. Ты только не засыпай.

Чех безмолвствовал. Его сознание медленно погружалось в небытие, он уже не воспринимал мир как реальность.

— Чех, не засыпай, — голос Фила дрожал. Сталкеру не верилось, что его друг умирает. Он не представлял себя без человека, всегда бывшего рядом. Не представлял, что никогда больше не увидит белозубую улыбку друга, не почувствует его дружескую поддержку. Не представлял, как можно бродить по Зоне в одиночку.

— Чех, — стал тормошить сталкера Фил. — Друг! Брат!!!

В этот момент одна из ретивых собак попыталась запрыгнуть на борт, уцепилась передними лапами за подгнившее дерево. Сталкер не целясь выстрелил в морду настойчивой псине. Звук выстрела вырвал сознание Чеха из небытия. Встретив взгляд друга, умирающий человек попытался улыбнуться.

— Фил, — прохрипел он, закатывая глаза. — Я ухожу… Прощай….

— Нет, — закричал сталкер. Его глаза наполнились слезами. — Нет, не надо, пожалуйста! Прости меня! Это всё из-за меня! Не умирай, я отдам тебе пистолет. Тот, что тебе так нравился. Мы пойдём к девчонкам, ты выберешь лучшую. Не оставляй меня одного!!!

Но Чех уже не слышал последних слов. Он обмяк, в уголках губ запузырилась слюна. Поняв, что его сил для спасения друга недостаточно, Фил стал стрелять в воздух и кричать срывающимся от слёз голосом:

— Люди! Кто-нибудь! Помогите! Кто-нибудь, на помощь!

Собаки, почувствовав в голосе человека горечь и отчаяние, жалобно завыли. Крики и вой смешались, превратились в прощальную песню умирающему сталкеру.

Живой

Константин Бугров

«Помню я тот день, когда меня понесло в Зону Отчуждения. Романтика, снорк ее подери. Все пошли и я пошел. Хотя если так себя проклинать можно и с ума сойти. Я же не первый такой, да и уж точно не последний.

В общем, с горем пополам переправили меня через «Кордон». Я и опомниться не успел. Содрали прежде три шкуры за переход, опять же у всех так. Всучили потрепанный, сломанный автомат времен второй мировой войны, причем немецкого образца. Вроде даже «Шмайсер», так его назвали сталкеры, которые встретили меня в деревне новичков. Лица у них растянулись в жабьей улыбке. И каждый на свой лад начали подшучивать. Черт с ними, я на них зла не держу.

В тот день я запомнил одного бывалого сталкера. Именно он посмотрел на меня без смеха. Как мне показалось, с грустью и отчаянием в глазах. Тогда я не придал этому значения, а сталкер ушел куда-то вглубь Зоны.

Естественно, сидеть в деревне и учиться выживать мне не хотелось. Тем более с этими ненормальными сталкерами-ветеранами. Улыбаются так открыто, а в глазах могильный холод, жутко. Именно они и губят половину ребят-новичков, используя их как «отмычки». Такого обращения к себе я не хотел и решился найти проводника. Большая часть просто отказывались, ничего не объясняя. Кто-то спрашивал, куда мне надо (а тогда меня почему-то тянуло в бар, с красивым названием «Сто рентген») и потом тоже отказывались. Еще спрашивали, сколько у меня «вечно зеленых единиц с изображением Американского президента». А денег у меня не было не то, что долларов — копейки в кармане не валялось, я говорил им что отработаю, даже вдвойне. Бродяги только смеясь, уходили, как будто заведомо решили, что я уже не жилец на этом. А некоторые отвешивали подзатыльник и посылали куда подальше. Ужасно странными они мне казались тогда.

Я и сам понимал, кому нужен простоватый паренек с провинции. Таких дурачков пруд пруди. Нос картошкой, сивый волос да за душой ни гроша. Хороший романтик — мертвый романтик. В общем, за два дня пребывания в лагере я достал всех кого мог. Даже Сидорович, жадный торговец, подарил мне «Калаш» с двумя магазинами. Не новый, но рабочий. Лишь бы я отстал от него, он даже забыл придумать мне задание. После этого ко мне прилепилось прозвище Мертвый, за самоубийственное рвение без опыта бродить по Зоне. Если выживешь, говорили они, то другую кличку придумаем, а если нет, то значит, правильное имя присвоили.

В итоге, не только я им надоел, но и они мне со своими нравоучениями. Обойдусь. ПДА есть, карта есть, автомат имеется. Решился, значит надо идти. Я выбрал день, когда все сталкеры ждали какого-то выброса, какого я тогда еще не знал. И пошел…

Небо наливалось яркими красными тонами. Не засмотреться было невозможно. Я прошел немного и в один миг, грохнуло так, что меня пошатнуло и опрокинуло на землю. «Нужно найти укрытие», взывал мой разум, и активно заработали древние рефлексы самосохранения. Я быстро поднялся и побежал, заметив впереди какое-то свечение и колыхание воздуха. За ним был заметен вход в землянку среди густой травы. Я наступил в это свечение, раздался хлопок и одновременно снова грохнуло. Небо было черным и уже не таким привлекательным и притягивающим. Потом я потерял сознание…

Когда очнулся, я находился именно в той землянке, к которой бежал. Сырая земля лежала на мне тяжелыми комками. Ей я был засыпан с ног до головы, будто похоронен заживо. На треснутом экране моего ПДА высвечивалось одно сообщение: «13:13. Близ «Свалки». Сталкер Мертвый, одновременно, попал под выброс, попал в аномалию. Умер». Мой наладонник был сломан, программа зафиксировала смерть. Но я-то жив.

Надо было выбираться. Солнце клонилось к закату. Я вылез из своего убежища и отряхнулся, сбрасывая с себя кучу пыли, грязи и мелких камней. Теперь мне предстояло найти бар, но без карты это было труднее…

Не знал я тогда, что это будет настолько трудно. Много времени я бродил по Зоне. То в рощицах, то по холмам, то по разрушенным сельскохозяйственным комплексам. Я уже был рад вернуться в лагерь новичков, но слишком к тому времени заплутал и не мог найти дороги назад. Питался очень мало, тем, что находил у мертвых сталкеров в рюкзаках. Иногда и вовсе забывал поесть.

Бывалые говорили, что в Зоне надо опасаться аномалий, они скрыты от взора и смертельно коварны. Врали, наверное. Я видел расположения аномалий на земле так четко, как будто это было нарисовано на листе бумаги. Твари Зоны меня не трогали потому, что и я их не задевал. Выйдет, бывало, кабан посмотрит в мою сторону, понюхает воздух, хрюкнет и пойдет по своим делам дальше. А вот выбросы я стал чувствовать заранее и прятался от них там, где мог.

Иногда я встречал редких прохожих, просил помочь, но они делали вид, что не замечают меня, уходили дальше. Только у костра я мог послушать рассказы и сплетни сталкеров. Но, уже зная, что на меня не обращают внимания, ничего не спрашивал, только слушал. Много узнал для себя об аномалиях, о зверях. Позже и сам стал различать кто из них кто. И я уже не чувствовал себя брошенным, я чувствовал себя — опытным.

Неизвестно сколько еще пролетело времени, когда заветный бар был мною найден. Близлежащей территорией заправляла группировка «Долг». Я подумал, что с ними у меня возникнут проблемы, но нет, они не глядя, пропустили меня внутрь.

Именно там я встретил того ветерана с лагеря новичков. Он сначала удивленно и с долей страха посмотрел мне в глаза, потом огляделся вокруг и подозвал меня к себе. Впервые за неопределенный промежуток времени меня заметили. Я попросил у него еды, он купил мне за свой счет несколько банок тушенки, колбасы и хлеба. Ветерана звали Куш, он мало говорил, только слушал и слушал. Его глаза все больше наполнялись тоской и скорбью. Но я до сих пор не понимаю почему.

Мы встречались еще неоднократно в том же баре, я рассказывал, а он выслушивал все до конца и покупал мне поесть. В благодарность за это я показывал ему места с большей россыпью артефактов при низком количестве аномалий. Куш при каждой новой встрече стал улыбаться мне. И мы понимали друг друга почти без слов. Видимо сталкер имеет такую же судьбу как у меня. Мы изгнанники. От нас отреклись все. Этот ветеран единственный близкий мне человек в этой проклятой Зоне.

Сегодня мы вместе с Кушем отмечали какую-то годовщину, пили водку, ели вкусную (в пределах Зоны) пищу. Смеялись по разным поводам, делились о наболевшем. И к концу нашей с ним пьянки, он сказал, что хватит мне ходить с таким прозвищем по Зоне и дал мне новое имя, красивое, продуманное, как мне показалось. В общем, зовут меня теперь Живой. Мы распрощались. Куш сказал, что у него еще в баре кое-какие дела. А я снова отправился бродить, пьяный и в хорошем расположении духа.