Дмитрий Белокуров - Тиха украинская ночь
– Трупы бомжей должны лежать возле капища в ритуальных позах, – распорядился шас.
– Это как?
– Я покажу. А остатки мозгов распихайте по тарелкам и желудкам, пусть будет похоже, что эти животные их ели.
– Сырые мозги?
– А что ты хочешь от челов?
Бога поморщился, но спорить не стал, лишь буркнул:
– Кабур, пожалуйста, поторопитесь, нам еще надо поработать у Купола.
– Тогда не мешайте!
* * *Рик, повинуясь быстрому взгляду Ортеги, увлек Сергея к компьютеру, попросив объяснить некоторые детали, связанные с географией города, и нав, отойдя к окну, достал телефон:
– Комиссар, примерно час назад Маренга наблюдал исход из Купола.
– Он установил причину проблем?
– Да, – негромко ответил Ортега. – Похоже, ОНИ научились пробиваться через обсидиан.
– Не самая хорошая новость, – помолчав, произнес Сантьяга.
– Все не так плохо, – успокоил комиссара нав. – Маренга исследовал Купол и выяснил, что причина в самом обсидиане. В округе слишком много специфических человских заводов, почва перенасыщена сложными химическими соединениями, в том числе – активными. Купол впитывал эту дрянь несколько десятилетий, и в его структуре произошли изменения. Теоретически – незаметные, но на деле позволившие ИМ просачиваться за контур.
– Поэтому мы не сразу засекли нарушения, – пробормотал Сантьяга.
– Совершенно верно. Внутреннюю защиту ОНИ сожрали еще триста лет назад, а вот Купол считался непроходимым. К сожалению, мы недооценили челов. Эти грязнули…
– Проблема в том, что мы не сможем сами выправить структурные изменения в обсидиане, – задумчиво протянул комиссар. – Похоже, наш хитроумный друг Франц предвидел нечто подобное, направляя вместе с вами Рика.
Магия Темного Двора не была властна над черной плотью обсидиана, навам требовалась поддержка другого Великого Дома.
– Я переговорю с великим магистром, – деловым тоном закончил Сантьяга. – Уверен, Франц поможет. В конце концов, это в наших общих интересах.
Ортега убрал телефон, зевнул и посмотрел на Рика и Сергея:
– Господа, а не поехать ли нам к Стене, пока совсем не стемнело?
* * *– Это здесь, – негромко сказал Сергей и открыл дверцу.
Проспект по обе стороны от площади был ярко освещен, и от этого темнота, в которой утопала несостоявшаяся станция метро, казалась еще гуще.
– Тиха украинская ночь… – пробормотал Ортега, выбираясь из машины.
Рик хмыкнул, но промолчал. И тут же, словно опровергая слова нава, с юго-запада донесся скорбный и протяжный вой.
– Это еще что такое? – удивился Ортега.
– Ракетостроители двигатель испытывают, – пояснил Сергей. – Мы к этому привыкли.
– Грязнули, – буркнул Рик.
– Что?
– Знакомая фигурка, – поспешил заметить нав и кивнул на центр площади, где высился увенчанный пятиметровой статуей постамент. Рука скульптуры жадно тянулась к Днепру.
– Скорее, знаковая.
– И это тоже, – легко согласился Ортега. – Пойдемте, Сергей, мне бы не хотелось задерживаться здесь больше, чем необходимо.
– Торопитесь?
– День выдался напряженным, – улыбнулся нав. – Устал, хочется спать.
– Мне тоже, – поддакнул Рик.
Скворцов внимательно посмотрел на москвичей.
– Можно вопрос?
Ортега посмотрел на часы, но кивнул:
– Разумеется.
– Вы не считаете, что Стена имеет отношение к происходящему?
– А почему она должна иметь отношение?
– Здесь были обнаружены первые трупы.
– Гм… вы не обижайтесь, но ваша логика меня не вдохновляет.
– А следы, которые вели только к ней?
– Всему можно найти объяснение.
– Вот именно! – неожиданно даже для самого себя выпалил полицейский. – Объяснение! А я хочу докопаться до сути!
– Как правило, наши объяснения полностью отражают суть произошедшего, – рассудительно произнес Рик. – До сих пор претензий не было.
«Претензий не было». Им нужно, чтобы не было претензий, чтобы все было объяснено. Оговорка или истинная цель? Сергей тяжело посмотрел на москвичей. Сейчас, в тишине летнего вечера, он еще явственней ощутил странность их поведения. Все их поступки, действия, все предпринятые шаги были очень профессиональны, выверены до мелочей и… картинны. Парочка давала мастер-класс ведения расследования, демонстрировала высший пилотаж полицейской работы, но Скворцов вдруг подумал, что внешний блеск может служить лишь фоном, красивым фоном, призванным отвлечь внимание наблюдателей от главных событий этой пьесы.
Но придраться было не к чему: поведение москвичей казалось безупречным.
– Без пятнадцати двенадцать, – спокойно произнес Ортега. – Мне бы не хотелось провести у Стены всю ночь.
– Так поздно? – Полицейский удивленно уставился на часы, не поверил, вытащил мобильник, зажег экран. Действительно, почти полночь. А ему казалось, что…
– Давайте, в конце концов, слазаем в шахту и отправимся по домам, – проворчал Рик. – Сергей, показывайте дорогу!
– Вот и все, клянусь трудолюбием Спящего. – Кабур демонстративно вытер со лба несуществующий пот и посмотрел на Богу: – Ни один криминалист не подкопается!
Нав внимательно оглядел созданное шасом пристанище. Грубый деревянный стол, несколько грязных стульев, два продавленных матраца на полу и фигурка отвратительного божка в углу. Деревянную скульптурку обмазали кровью, а перед ней поставили фарфоровую плошку, в которой полицейские эксперты найдут засохшие кусочки мозга. Завершали композицию два бесчувственных нарка, за которыми присматривал Ворга – им еще предстояло сыграть свою роль.
– Нравится? – с вызовом спросил Кабур.
– Сойдет, – буркнул нав, переводя взгляд на часы: без четверти одиннадцать.
– Сидите здесь и ждите распоряжений от Ортеги.
– А ты?
– У меня важные дела в Москве, – неопределенно ответил Бога, вызывая черный вихрь портала.
От полицейского эскорта москвичи отказались: «Зачем сопровождение, мы ненадолго». Только свет попросили включить. Сергей не спорил, понимал, что если гости и проявят свое истинное лицо, то не на публике. С одним наблюдателем можно попробовать договориться, с группой – нет. Поэтому Скворцов властно кивнул охранникам: «остаетесь здесь» и уверенно направился в тоннель.
И, разумеется, не увидел, как возле оставшихся на поверхности полицейских появился долговязый брюнет в строгом костюме…
Этого Сергей не увидел. Да и не мог увидеть. Он не спеша довел москвичей до упирающегося в Стену штрека, изредка перебрасываясь с ними короткими фразами, с привычным уважением посмотрел на черный монолит, слегка поблескивающий в свете редких ламп, и вдруг почувствовал сдавившие затылок тиски острой боли. Ноги ослабли, подкосились, взгляд затуманился, и полицейский без чувств упал на грязный пол.
Подхватывать его нав и чуд не стали. Бесстрастно прошли мимо распластавшегося тела и с деловитой сосредоточенностью остановились перед Куполом.
– Тридцать минут, – после короткой паузы произнес Рик. – Из-за расстояния мы не сможем дать плотный поток энергии, так что придется повозиться.
Маренга, сидящий возле ноутбука, поднял глаза:
– ОНИ снова прорывают Купол.
Ортега и Рик переглянулись.
– Мы уже знаем, как и почему им удается выходить, – угрюмо проговорил нав. – Больше этого допускать нельзя.
Рыцарь согласно кивнул и отступил назад: это была не его битва. Маренга закусил губу, еще ниже склонился к экрану ноутбука и едва слышно произнес:
– Двадцать секунд.
Ортега на мгновение замер, затем медленно развел в стороны руки и прошептал короткое заклинание. И потоки черной тьмы, вырвавшиеся из пальцев гарки, быстро сгустились, превратившись в тяжелые длинные мечи с обсидиановыми клинками. Правый Ортега держал прямым хватом, левый – обратным: классическая позиция нав-ского фехтовальщика.
– Восемь секунд.
Ортега опустился на одно колено и склонил голову:
– Простите меня.
Ортега не поставил защиту, не стал скрываться от противника, дожидаясь возможности ударить в спину. Ортега встал на пути появившейся из обсидианового монолита черной дымки и даже позволил ей подготовиться к сражению, позволил атаковать. И только когда вырвавшаяся из Купола тварь почти добралась до нава, завертелись бешеными винтами тяжелые мечи, на куски разрывая плоть отвратительного создания. Ортега работал почти идеально: продуманные выпады, точные удары, ловкие финты. Рик, которому не часто доводилось видеть навское искусство боя на длинных мечах, лишь уважительно присвистывал, глядя на фехтующего напарника. А вот Маренга за действиями соплеменника не следил, отвернулся, покусывая губы. Да и сам Ортега не проявлял приличествующих ситуации эмоций. Лицо его оставалось холодным и бесстрастным, мертвенно бесстрастным.
Ибо…
Куполом Днепропетровский обсидиановый шар называли только в Темном Дворе. А в Ордене и Зеленом Доме пользовались более жестким и более емким определением: Могильник.
