Елена Первушина - Охота на джокера

— Постойте, постойте, не глушите меня информацией! — землянин умоляюще воздел руки. — Почему не работают генераторы? И почему так странно расположен космодром?

— А это и есть обещанная тайна. Вы знаете, что Дреймур дважды пытались колонизировать и дважды закрывали?

— Ну, еще бы!

Рида, попросив разрешения, скинула туфли и забралась в кресло с ногами.

— Дреймурская привычка, — объяснила она. — Нужно всегда давать максимальный отдых мышцам, потому что никогда не знаешь, как долго сможешь отдыхать.

— Мудро, — согласился Майкл.

— Так вот, когда планету открыли, первые отряды, сделав пробные бурения, обнаружили в месторождениях 106-ой и 107-ой элементы — «серебро» и «золото» Дреймура. Представляете, какая началась эйфория? Дреймур (тогда, кстати, он назывался по-другому) едва не вытоптали орды предприимчивых авантюристов и военных инженеров, едва не разобрали по камешку. А потом наткнулись на местную вредоносную фауну.

Оказалось, что хищники планеты испытывают к людям прямо-таки маниакальную ненависть. Не то, чтобы они включили людей в свой пищевой рацион, нет. Человек стал предпочтительным объектом охоты. И не только хищники объявили людям войну. Огромные быки скидывали в пропасть вездеходы, птицы таранили авиашлюпки. А еще были стайные ящеры южного континента. Орды всеядных тварей размером с буйвола, с повадками бродячих термитов. Базы отрядов быстро стали напоминать лагеря заключенных. И планету закрыли.

«Черт, с каким восторгом она все это рассказывает!» — подумал Майкл.

— Все это мне известно, — сказал он. — Недра Дреймура были слишком лакомым кусочком, чтобы отказаться от планеты. Колонизация продолжалась нелегально. И, кажется, эти нарушители научились, в конце концов, бороться с местной фауной.

Рида улыбнулась, как ребенок, придумавший какую-то крупную каверзу.

— Нашли, и довольно оригинальный. Выяснилось, что зверье Дреймура страдает поголовной электрофобией. Разумеется, на естественные электрические поля они не реагируют бурно: это привычный, ежедневный фон. Но любое необычное поле провоцирует панику.

Есть две основные группы гипотез, объясняющих эту аномалию. Первая связывает ее с неустойчивой атмосферой планеты. В экваториальной зоне часто бушуют колоссальной силы грозы. Тамошняя живность должна их предчувствовать и заблаговременно спасаться.

— А степень электрофобии зависит от широты? На экваторе она сильнее, чем в приполярных областях?

— Нет, — Рида развела руками. — В том-то и дело, что нет.

— А почему тогда ваше зверье не убегает от поселков а атакует их

— Тайна сия велика Но вы правы: с гипотезой электрофобии это никак не согласуется Поэтому многие считают, что агрессия — защитная реакция планеты на вторжение человека. Но, так или иначе, ясно одно: если люди хотят жить на Дреймуре, им придется отказаться от электричества.

— И что же, удалось? Впрочем, я, кажется, говорю глупости. Конечно, удалось, если вы сидите передо мной. Но, Бога ради, как?

— А это уже вторая тайна, — улыбнулась Рида. — Прилетите — увидите. А пока я прекращаю дозволенные речи.

«И даю тебе блестящую возможность пошевелить мозгами», — добавила она мысленно.

— Значит, я не смогу взять с собой видеокамеру?

— Сожалею, но нет. И фотоаппарат тоже. Он ведь у вас с электроникой? А вот что нужно приобрести — так это ружье. Я поищу для вас что-нибудь полегче, а на корабле мы потренируемся. Попадать в цель не обязательно. Зверье у нас пуганное, и звука выстрела ему, обычно, бывает достаточно. Кроме того, с ружьем за плечами вы будете выглядеть достойнее в глазах любого дреймурца.

— Слушайте, Рида, у вас большие способности к профессии проводника. Вы меня замечательно заинтриговали.

Рида прищурилась.

— Да, вот еще. Когда будете покупать куртку, выбирайте не на молнии, а на пуговицах. На корабле я сама их пришью некрепко, на живую нитку. Если вы за что-нибудь зацепитесь, они оборвутся, и вы легко освободитесь.

— За что же я могу зацепиться?

— Мало ли за что… Еще не раздумали лететь?

Майкл энергично затряс головой.

— Нет, что вы! Мария будет просто в восторге от моего путешествия.

ИНТЕРМЕДИЯ

Рида была, наверно, самым долгожданным ребенком во всем Туле.

Ее мать, Ноэми Дреймин, Черный Лебедь, до встречи с Ларсеном успела сменить уже трех мужей. Вернее, они сами сменились, пришли и ушли так же незаметно, как три десятилетия жизни. Ноэми, казалось, была навек заколдована своей древней кровью (ее семья происходила от маранов, испанских евреев) и вневременной красотой.

Живи она во времена Веласкеса, он, несомненно, именно с нее написал бы свою Венеру, и Ноэми так бы и плыла сквозь века, мимо тысяч восхищенных взглядов, безучастная ко всему, не отрывая глаз от зеркала.

Наверно, она очень изумилась, когда узнала, что новый супруг намерен задержаться надолго, и, более того, во что бы то ни стало, сделать ее матерью.

Пьер Ларсен был из совсем другой легенды. Человек, который сумел из тысячного состояния, оставленного предком-рейдером, сделать миллионное.

Он, благодаря невероятной интуиции, обнаружил и скупил все патенты на производство искусственной кожи, меха, и самоочищающейся бумаги. На Дреймуре, планете фанатично охранявшей экосистему, это было золотым дном. Он предугадывал действия конкурентов на пять ходов вперед. И даже объединившись, предприниматели Туле и Нефеллы не смогли свалить Непотопляемого Ларсена.

Пьеру было пятьдесят, Ноэми за тридцать, когда «золотая беременность» наконец наступила. И тут оказалось, что природа не зря отказывала Ноэми в материнстве. Тошнота не отпускала ее ни на секунду. Она похудела, утратила всю свою красоту, а потом начала отекать. Беременность вынашивали целым госпиталем, но на седьмом месяце врачи настояли на операции. И Пьер Ларсен уступил. Первый раз в жизни.

Полуторакилограммовая наследница состояния Ларсенов перекочевала в пластиковую кювезу для глубоко недоношенных младенцев. И впервые узнала, что такое Танец Смерти.

«Ты очень долго раздумывала, стоит ли жить дальше, — рассказывал потом Клод, ее учитель. — Но мы тебя, все же, уговорили».

«Мы» — это был, собственно говоря, он сам. Ноэми оправилась нескоро, а кошмар последних месяцев не давал проснуться материнскому инстинкту. Ей хотелось одного — покоя. Пьер же пришел в такой ужас от самовластия природы, от бессмысленных и несправедливых мучений жены и дочери и от собственного бессилия, что предпочел держаться в стороне. Так что безвылазно сидел в госпитале и, забросив все дела, нянчился с маленькой принцессой только Клод Аро — «консультант по психологии».

Сам Клод был личностью незаурядной. Смуглый красавец с манерами гранда, доверенное лицо и тайный советник Пьера, воспитатель его дочери, и, если верить упорным слухам, любовник Ноэми Ларсен.

Так это было, или нет, Рида не ведала даже сейчас, хотя дорого отдала бы за то, чтоб узнать правду. Даже Кэвин, сын Клода, уехавший много позже в Аржент вместе с Ридой, и тот почти ничего не знал об отце.

Прозрачный колпак, под которым она провела первые месяцы жизни, никуда потом не делся. К всеобщему изумлению, слабоумной она не стала и даже болела не чаще прочих детей. Но вот общаться с людьми она так и не научилась. Играла всегда одна, слушала потихоньку разговоры взрослых, но сама рта не открывала. И к лучшему — если бы она попробовала рассказать все, что приходило ей в голову, переполошила бы многочисленных нянек и учителей.

Мир был заколдован. Весь — от капли воды на стекле, до огромной башни на горизонте, которая называлась «мойофис», куда каждый день торжественно уезжал отец, несомненно для того, чтоб получше рассмотреть солнце.

Огромную магию таили в себе все предметы в доме: шкафы с тяжелыми дверцами, мамина пудреница с маленьким снежно-бледным букетом цветов, запаянным в стекло крышки щели между плитками на садовых дорожках — из них вырастала трава, выползали маленькие рыжие муравьи. Резные завитки на деревянных скамьях в церкви жили своей тихой жизнью. А что говорить о деревьях, когда в одних щелях и складках коры пряталось столько тайн, что от одного взгляда на них становилось горячо в животе!

И если целый день смотреть на это, затаив дыхание, в сладком столбняке, то разве найдешь время говорить с людьми? Просто поскорее отвечаешь на их вопросы, чтобы тебя оставили в покое.

Родители казались Риде двумя диковинными зверями. Позднее, когда она научилась разбираться в искусстве, она научилась восхищаться и ими, ибо оба были в своем роде шедеврами. Но, все равно, это было не похоже на нормальную любовь.

Ноэми Дреймин принесла в семью Ларсенов не только горячую еврейско-латиноамериканскую кровь, но и какое-то совершенно особое достоинство, вековую привычку чувствовать в себе эту кровь и гордиться ею. Одного поворота ее головы, неторопливого, с чуть приподнятым подбородком, было достаточно для того, чтоб мужское сердце замерло, пропустив удар.