Василий Головачев - Укрой меня от замыслов коварных
Третью и четвёртую партии россияне проиграли.
Лютый Зверь (Роман снова усмехнулся, вспомнив кличку тренера сборной) взял тайм-аут.
Волеслав, потный и злой, подошёл к щитам ограждения площадки, взял в руки полотенце, повернул голову к Роману, проговорил одними губами:
– Вычислил?
– Нет, – признался Роман.
– Он сидит на второй трибуне, слева, в третьем ряду второго яруса, не вижу точно. Ох и взгляд у него, аж мурашки по коже! Неужели не чуешь?
– Пытаюсь.
– Могу точно показать, где он сидит.
– Как?
– В нападении нанесу удар так, что мяч полетит прямо в него. Он сидит как раз на створе сетки, никто не поймёт, что я нарочно, подумают – от блока.
– Не промажешь?
Волеслав озадаченно поднял брови, вытер лицо, отошёл, оглядываясь. По-видимому, до него не сразу дошло, в чём сомневается Роман.
Игра пошла в той же манере. Игроки сборной продолжали время от времени ошибаться, особенно в ключевые моменты, и счёт рос не в их пользу.
При счёте десять – восемь в пользу поляков разводящий дал пас Волеславу в четвёртую зону, и тот сильно пробил вдоль сетки таким образом, что мяч улетел высоко на трибуны, подняв там лёгкий переполох.
Вскочил какой-то парень, отшатнулась женщина, подставляя руки, пригнулся сидевший выше седой старик.
Но не мужчины заинтересовали Романа. Реакция женщины была понятна, однако именно во всплеске её чувств и протаял знакомый «запах», отмеченный ранее Волковым. Это был ментальный «запах» человека, настроенного повелевать, человека жестокой целенаправленной воли.
Роман закрыл глаза, сосредотачиваясь на раскрытии «третьего глаза».
Он не ошибся, как и Волеслав – при ударе. Обладателем «гвоздезабивного» взгляда была женщина.
Роман отвёл глаза, чтобы не создавать поток внимания к заинтересовавшей его особе (женщины, как известно, чувствуют взгляды мужчин в силу природных данных), но тем не менее разглядел незнакомку боковым зрением.
На вид ей было лет сорок пять. Взбитые, не светлые, а какие-то жёлтые волосы, смуглое лицо с широкими мрачными бровями, широкий нос и узкие губы. Далеко не красавица. Одета во что-то серое, с красными полосками, не платье, не блузка, не майка. Комбинезон, что ли?
Блузон, вспомнился «модный» термин.
Нападающий сборной России снова пробил в блок.
Роман встал, ещё не приняв окончательного решения, пробрался к проходу между трибунами, поднялся наверх, обошёл северную трибуну и спустился вниз, на третий ряд. Заметил, что место слева от «колдуньи» освободилось, подошёл, сел.
Она отрешённо посмотрела на него. Глаза у женщины были чёрные, блестящие, чуть ли не стеклянные, и плавилась в них такая стылая тьма, что Роман едва не передёрнул плечами.
– Извините, – сказал он вполголоса, с ледяной вежливостью, вонзая взгляд в глаза незнакомки, – вам пора на самолёт.
– Что? – проговорила она по-польски. – Не понимаю…
Роман перешёл на английский:
– Спортзал оцеплен. Любое ваше движение будет расценено как попытка сопротивления, Вставайте и идёмте со мной.
– Я… я не понимаю… – растерялась «колдунья», возвращаясь на грешную землю из своих «заоблачных ментальных» высот. – Что вы имеете в виду?
– Вставайте! – жёстко бросил он, добавляя в тоне металла, не выпуская глаз женщины из-под контроля. Взял её под локоть.
Болельщики вокруг ахнули, захлопали в ладоши.
Женщина попыталась повернуть голову и посмотреть на площадку, но Роман силой заставил её встать.
– Вперёд!
– Кто вы? – слабо пробормотала она, подчиняясь. – КГБ?
– КГБ. КГБ, – подтвердил он.
Спустились к проходу.
Женщина сделала ещё одну попытку освободиться, но уже совсем неуверенно.
Роман оглянулся на мгновение.
Российская сборная воспряла духом. Счёт на табло был четырнадцать – четырнадцать. Речь шла о тай-брейке, и выигрывал тот, кто первым достигал счёта пятнадцати, либо разрыв должен был быть в два очка.
Он вывел спутницу в холл под трибунами, отпустил локоть, сказал, беспощадно проворачивая «лезвие» взгляда в помутневших глазах незнакомки с жёлтыми волосами:
– Благодарите бога, что мы не имеем возможности привлечь вас к суду за противоправную деятельность. Вы понимаете, какую. Но вполне можем задержать вас в России на неопределённое время за попытку зомбирования волейбольной сборной. И ещё: если мы увидим вас завтра в этом зале, на родину вы вернётесь не скоро. Вы меня поняли?
– Как вы смеете?! – прошипела женщина. Глаза её сузились, но «зарница» волеподавления не смогла пробить «железную рубашку» пси-защиты Волкова.
Один из охранников у турникета оглянулся на беседующих.
– Видите этого молодого человека? – кивнул на него Роман. – Одно моё слово, и вы проведёте ночь в «обезьяннике».
– Где?!
– В камере предварительного заключения, – любезно объяснил Роман.
Женщина кинула взгляд на охранников, сникла.
– Всего доброго, мисс, – добавил он. – Выход прямо перед вами.
Она пошла к турникету, шаркая ногами как старуха, полная смутных страхов, навеянных аббревиатурой КГБ. Роман хорошо видел изменение её ауры – от светло-жёлтых струй до коричнево-зелёных. Проводил «колдунью» взглядом.
Из прохода на трибуны раздался общий крик и шквал аплодисментов.
Роман поднял голову, ища глазами экран видеоинформатора. Выиграла сборная России. Он улыбнулся. Задача была решена.
Спустя полчаса после окончания игры позвонил Волеслав. Он был возбуждён и весел:
– Ну, старик, не знаю, как тебя благодарить! Наши ни фига не поняли, а с меня словно могильная плита свалилась! Такая сила вдруг подняла на дыбы! Едва мяч не разбил при ударе! В общем, мы выиграли.
– Знаю.
– Завтра бы ещё пережить.
– Всё будет нормально.
– Ты где? – спохватился Волеслав.
– Домой еду.
– Я к тебе заскочу попозже, с шампанским.
– Не позже одиннадцати.
– Хорошо.
Роман выключил мобильный, чувствуя не удовлетворение, а какое-то странное беспокойство. С одной стороны, он был доволен, что победил «колдунью», пытавшуюся телепатически воздействовать на игроков сборной, с другой, вдруг понял, что переступил черту недеяния, и теперь надо ждать обратной реакции системы, связывающей тёмные силы. Потому что в этом мире за любой поступок, даже самый благонамеренный, надо было платить.
Волеслав действительно объявился вечером, в начале одиннадцатого, и не один, а с друзьями: черноволосой девушкой по имени Виолетта и довольно высоким молодым человеком по имени Афанасий; Тимошенко называл его то чекистом, то Афоней.
Оказалось, Афоня и в самом деле работал в ФСБ в звании майора, окончив до этого МИФИ, а до института отслужив срочную в десанте. Он был плотен, с виду малоподвижен, но физически развит, основателен, а главное, Роман почуял в нём знакомую с и л у, которую не могла скрыть манера поведения. Афоня больше слушал, чем говорил, и с интересом присматривался к хозяину квартиры, тоже, очевидно, почуяв в нём родственную если и не душу, то суть.
На вопрос Романа: где именно он служит? – Афанасий ответил:
– Есть такой хитрый отдел – ИПФ.
Пояснять, чем занимается ИПФ, «чекист» не стал, как и расшифровывать аббревиатуру.
– Я ему рассказал, как ты нам помог, – радостно сообщил Волеслав, не страдающий никакими комплексами. – Афоня захотел с тобой познакомиться.
Роман встретил прямой, но со скрытой лукавинкой взгляд майора, ещё раз просканировал его в ментале, ощутил наполнение, больше соответствующее экстрасенсу, нежели служителю закона в погонах, и внутреннее чутьё подсказало ему, что с этим человеком ему ещё придётся встретиться.
Захотелось спросить, как давно Афанасий знает Волеслава.
Тотчас же последовал ответ, словно майор прочитал мысли Волкова:
– Мы знакомы шесть лет. Вместе отдыхали на Камчатке.
Волеслав, распечатывающий шампанское, кивнул.
– Меня взял отец, и в лагере в Елизово мы встретились. Ты не бойся, Афоня – человек железный, никто не узнает о твоих способностях.
Роман усмехнулся.
– Я не боюсь. И не скрываю. – Перевёл взгляд на девушку, с любопытством взирающую на коллекцию картин. – Увлекаетесь живописью?
– Интересные пейзажи.
– Это не пейзажи. Мои пациенты видят мир иначе, это реализация их мироощущений, выраженных с помощью холста и красок.
– Вы врач?
– Нет, он висв, – сказал Волеслав. – Видящий суть вещей. Хочешь, он и тебя посмотрит, скажет, где что болит?
– У меня ничего не болит. Так вы не врач?
– Физик.
– Обычно людей лечат целители или экстрасенсы.
Роман укоризненно посмотрел на волейболиста.
Волеслав развёл руками, не испытывая, впрочем, никакого раскаяния.
– Она свой человек, трепаться не любит.
– Я действительно кое-что ощущаю, но экстрасенсом не был и не являюсь. Да и целительской практикой практически не занимаюсь.
– Воле же вы помогли.
