Александр Золотько - Оперативник
Иван наклонился, направил луч фонарика на внутреннюю сторону предплечья. Старая татуировка, лет двадцать, не меньше. Три цифры — 216.
Иван отпустил руку, тяжело вздохнул и выпрямился.
А с другой стороны, чего он ожидал? Сержанта папской Швейцарской гвардии? Два — точка — шестнадцать. Галат. И тот, другой, тоже наверняка имеет такое же украшение. С юридической точки зрения, Фома получается чистым. Хотя… Божье перемирие. Галаты его тоже блюдут. Не стали бы они планировать акцию с вечера пятницы до утра понедельника. Не стали бы. Если бы Фома остался жив, то проблемы все равно должны были возникнуть. И если в Конюшне он отделался бы выговором и епитимьей, то галаты объявили бы на него охоту. Это с гарантией. Галаты такого законникам не прощают.
И, что самое главное, Фома это тоже знал.
Что же с ним произошло перед смертью? Что за помрачение? Что он делал?
Иван вернулся к телу Фомы.
— Что же ты делал? — тихо спросил Иван. — Что ты со мной сделал? Как же я теперь?
Фома не ответил.
— Если тебе нужно было идти сюда, почему не позвал меня? Почему? — Иван присел на корточки. — Я бы накричал, послал бы трижды на хрен, но потом все равно пошел бы, никуда не делся.
Рука Фомы была холодной и твердой. Рот чуть приоткрыт, будто улыбается Фома Свечин. Печально улыбается.
Зазвонил мобильник Ивана.
— Да?
— Где вы тут? — спросил отец Серафим. — Не видать ничего.
— Я сейчас выйду на улицу, — ответил Иван. — Сейчас.
Все, больше его с Фомой наедине не оставят. Больше ничего не получится спросить, и ответов получить не получится.
Потом будет общее прощание, отпевание с панихидой, но остаться вдвоем уже не получится.
— Прощай, — сказал Иван другу. — А я тебя прощаю.
За дверью, сквозь свист ветра, слышались голоса.
Бригада прибыла, можно даже не выходить, а просто крикнуть.
Иван еще раз коснулся левой руки Фомы, той, что сейчас неловко свисала в сторону, все еще сжимая окровавленный носовой платок. Взял ее в свою руку, сжал. Скрипнул зубами. Фоме так неудобно. Рука может затечь.
Подчиняясь этой глупой и нелепой мысли, Иван осторожно сдвинул руку друга, положил ее вдоль тела Фомы. И замер.
На куске штукатурки лежали четки. Черные шарики поблескивали в свете фонаря.
— Ты где? — донеслось с улицы.
Иван оглянулся на дверь, снова посмотрел на четки. У Фомы не было четок. Никогда. Операм не стоит занимать свои руки ничем посторонним. Да и все свои молитвы любой из Конюшни может пересчитать и без четок. Ничего больше положенного и необходимого.
— Иван!
Он еще и сам не сообразил, что происходит, а рука схватила четки и сунула их в карман.
— Я здесь! — крикнул Иван. — В лавке.
И вышел под удары ветра.
Комната для бесед в Конюшне не отличалась особым удобством, хотя и образцом аскетизма не была.
Стол и стулья. Ничего лишнего. Стол пустой, если не считать микрофона на гибкой подставке. Не было ни карандашей, ни настольной лампы — ничего, что вопрошаемый мог бы использовать как оружие. Стол и стулья были наглухо прикреплены к полу, хотя тут было некое отличие — стул вопрошаемого находился чуть дальше от стола, чем стул вопрошающего.
— Вопросы задаю я, — сказал дежурный вопрошающий.
Иван усмехнулся.
— Вы меня не поняли, — улыбнулся в ответ вопрошающий. — Это я не в том смысле, что вам следует помалкивать…
— Хотя мне и следует помалкивать, — сказал Иван.
— Я в том смысле, что вопросы задаю я, дежурный вопрошающий, и все это не в рамках расследования, а с целью составления подробного отчета. Сами понимаете, не каждый день у нас такое. Везде… — Вопрошающий возвел очи горе и печально вздохнул. — Везде будут спрашивать, интересоваться подробностями. Умерший — оперативник Ордена Охранителей…
— Убитый, — подсказал Иван, спокойно глядя в лицо вопрошающего.
— Что, простите?
— Убитый оперативник. И это случается, к сожалению, не так редко.
— Да-да-да, — мелко закивал вопрошающий. — Конечно. К нашему большому сожалению, все еще гибнут Охранители за веру, ради всеобщего блага… Но без покаяния, да в Божье перемирие…
Лицо вопрошающего разом утратило мягкость и доброжелательность, глаза сквозь очки глянули остро и недобро.
— Согласитесь, Александров, Свечин погиб там, где не должен был находиться. И если бы он просто погиб… Мы бы погоревали, нашли бы, в конце концов, виновников. Но он убил в воскресенье. Вы ведь сами все видели…
— Я приехал, когда все было кончено, — сказал Иван. — Он уже умирал. Я успел в последнюю минуту. Я ведь говорил вам…
— Говорили, — кивнул вопрошающий. — Я не подозреваю вас во лжи… Я только хотел сказать, что вы видели место происшествия. И сами все прекрасно поняли — Свечин стрелял первым. И в безоружного.
— Полагаю, у него были свои резоны, — Иван поднял голову, посмотрел на икону в углу.
Лампада дымилась, оставляя на иконе черный след.
— Лампаду нужно заменить, — сказал Иван.
— Да-да, конечно, — снова кивнул вопрошающий. — Обязательно. Я прикажу. А пока вы объясните мне, почему именно вас вызвал Фома Свечин.
— У него больше не было друзей.
— Вот так? И это все? Если бы он вызвал не вас, а дежурного, то помощь успела бы раньше. И он мог бы выжить. Не так? — Глаза смотрели сквозь очки, не мигая.
— Он не мог говорить — пуля…
— Я знаю про пулю и про голосовые связки, но он посылал сообщения…
— Он не мог назвать адреса. Там нет адресов. Там руины после Возвращения и Смуты. И только я точно помнил, где мы брали торговца оружием. Поэтому Фома, наверное…
— Наверное, но вы могли сразу…
— Откуда я знал? Это, в конце концов, мог быть розыгрыш, дурацкий и бессмысленный. Вас никогда не подставляли приятели?
— Мои приятели такими вещами не занимаются…
— А мои — представьте себе… — Иван понял, что повышает голос, и замолчал.
Вопрошающий был специалистом. И, судя по всему, очень неплохим специалистом. Плохие, впрочем, в Старый город не попадают. Как он мастерски раскачал Ивана. И ведь ничего такого не сказал. Только интонации, взгляд, намеки, а Иван чуть не вспылил.
Получается, вопрошающий — молодец, а Иван… А Ивану нужно быть аккуратней. И это сейчас не очень просто. Два часа с бригадой, потом еще часа три в канцелярии за написанием отчета, часа полтора на медицинском освидетельствовании в теплой дружеской беседе с психологом, пытающимся понять и помочь, — все это не слишком успокаивало.
— Так что ваши приятели? — спросил вопрошающий.
— Мои приятели вполне могут и подшутить. Тот же Свечин, например, был большой любитель таких шуток. Я был готов попасться, но тащить с собой свидетелей — увольте. И о ранении в сообщениях ничего не было, вы же наверняка уже прочитали…
— Прочитал. Вы правы, все могло быть, — вопрошающий сообразил, что Ивана подсечь не удалось, посему вернулся к тону нейтральному и убаюкивающему. — Возник, правда, вопрос…
Следователь наклонился вперед, поставил оба локтя на стол и оперся подбородком о сплетенные пальцы рук.
— Откуда ваши отпечатки оказались на телефоне Свечина.
Удар был нанесен в самых лучших традициях — спокойно, без напряжения и точно.
Иван не ответил.
— Мне еще раз повторить вопрос? — осведомился вопрошающий.
— Зачем? Я все слышал.
— Тогда…
— Что тогда? Я виделся с Фомой накануне. Вполне мог брать телефон.
— Точно не помните?
— Точно вспомнить события субботнего вечера? — Иван позволил себе продемонстрировать ироничное удивление. — Мы не за тем ходили к бар, чтобы улучшать память. Скорее даже наоборот…
И не отводить взгляда, приказал себе Иван. Смотреть спокойно, но твердо. То, что вопрошающий молодец, а Иван забыл вытереть телефон, еще не повод срываться.
— Ваш отпечаток был сверху отпечатков Фомы…
— С вероятностью… — улыбнулся Иван.
— Что?
— Вы забыли добавить к своей фразе это самое «с вероятностью». Ну и назвать проценты. Сколько там вероятность погрешности в таком случае? Пятьдесят, если не ошибаюсь?
— До шестидесяти.
— Вот видите…
— Вижу. И кровь Фомы на этом отпечатке мы тоже рассмотрели.
— Там было много крови, — сказал Иван. — А еще мои отпечатки могут быть на его левой руке. На куртке. На щеке и веках. Пояснить, как они и туда попали?
Теперь Ивана начинала охватывать холодная ярость.
— Может быть, чаю? — неожиданно спросил вопрошающий. — Я могу распорядиться, чтобы нам заварили…
Наверное, это предложение могло бы выглядеть как дань вежливости, но Иван явственно услышал и намек на то, что вопрошающий может не только вежливо спрашивать, но и приказать, и на то, что сидеть они здесь будут долго, так долго, как решит сам вопрошающий.
