Александр Шакилов - Земля ветеранов
На следующем видео перед камерой зелено-бледное лицо Ильяса. Снято в палате интенсивной терапии, все белое вокруг, стерильное. Даже то, что белым не должно быть. Когда Заур видел Ильяса в последний раз, волосы у него были чернее сажи, а сейчас – сплошь седые, точно его неудачно покрасили в блондина.
Из его невнятного бормотания следовало, что мальчишка, переданный Зауром, от рабовладельцев сбежал, причем в процессе покрошил кучу народу. Катком – тоже он. И это, хоть и с натяжкой, еще как-то можно было представить. Но потом Ильяс понес полную чушь о том, что в пацана стреляли и попали не раз, даже в голову попали, но тот не умер, и вообще не мальчик это вовсе, но настоящее чудовище, и так далее, и тому подобное, и прочий совсем уж маловразумительный бред. Не надо быть спецом, чтобы понять – Ильяс рехнулся.
Но что же произошло, черт побери?!
– Вы не могли бы выключить свой девайс? – Улыбаясь от уха до уха, над Зауром нависла стюардесса: слишком короткая юбка, слишком глубокий вырез декольте и чрезмерное количественно косметики на лице.
Палач непроизвольно отодвинулся и – пальцы его дрожали – вырубил планшет.
Воздушное путешествие стало для Заура испытанием на стойкость. Только самолет оторвался от бетонки, как стюардесса, это ходячее прелюбодеяние, принялась строить ему глазки и всячески искушать. Она предлагала ему напитки и еду и – что за намеки?! – спрашивала, удобно ли в кресле, нужен ли плед. И при этом вовсю улыбалась и чуть ли не подмигивала. Пока не осенил блудницу крестным знамением, не отстала.
Хорошо хоть и часа не прошло, как самолет начал снижаться. Заур помолился, чтобы местная ПВО не открыла огонь по собранному в Бразилии «Embraer 145», принадлежащему «УкрАвиа». Прецеденты бывали.
При посадке чуток тряхнуло. «Счастливого пути, спасибо, что воспользовались услугами нашей компании», – сказала стюардесса на прощание, и Заур вновь перекрестил ее.
Все, он в Вавилоне, государстве в государстве, поделенном на множество мелких, но очень воинственных анклавов.
Двадцать лет назад из-за глобального экономического кризиса мир охватили бунты и революции, которые следовало без промедления подавить. На тот момент Украина должна была уже чуть ли не всем и каждому. А кредиты с процентами все-таки надо возвращать. И потому ООН обязало страну поставлять своих бойцов на всеобщую арену войны.
Едва заметно прихрамывая, Заур неспешно шел через здание аэропорта, глядя по сторонам.
Вам нужен образ мирового полицейского в любой точке земного шара? Взгляните на парня лет двадцати, что покупает порножурнал в киоске слева. У него выбрит череп, он до сих пор носит песчаный камуфляж и после заграничной командировки обзавелся инвалидной коляской. Свыше половины населения Вавилона – ветераны, по стране процент ниже примерно вдвое.
Каждый гражданин мужского пола, достигший призывного возраста, обязан явиться в военкомат и отправиться воевать туда, куда пошлют. Взамен на регулярные поставки пушечного мяса Украине каждый год прощают часть долга. И все бы хорошо, вот только по остатку опять растут проценты, и они в разы больше того, что скостили…
– Пшел прочь с дороги! – Толкнув в плечо, Заура обогнали двое обнявшихся парней. Оба в полуобморочном состоянии, оба в камуфляже и мотоциклетных кожаных куртках – прямо-таки близнецы-братья. Вот только у одного в длинные волосы, выкрашенные в черный цвет, вплетены орлиные перья – то есть он «американец», а у второго повязка-хатимаки на бритом черепе, значит – «азиат». Судя по яростному алкогольному духу, исходящему от парочки, неподалеку есть бар с дешевым пойлом.
Вернувшиеся на Родину бойцы поначалу сбивались в солдатские товарищества, организовывали общества защиты прав ветеранов, пытались законным путем добиться справедливости… Увы, государству было не до них. Так появились первые преступные группировки, состоящие исключительно из бывалых парней, прошедших огонь, воду и вооруженные конфликты за границей.
Вскоре Украина была разбита на сектора, контролируемые различными кланами, боевики которых научились убивать и грабить в Азии и Африке, в Южной и Северной Америке, в Австралии и чуть ли не во всей Европе. С тех пор отправка юношей на войну перестала быть позорным ярмом, возложенным ООН и Всемирным Банком, но превратилась в ритуал, пройдя который, юноша – мужчина! – получал право стать членом клана.
Заур догнал парочку и незаметно сделал подножку. Бойцы дружно растянулись на мраморном полу.
Но были еще в этой стране те, кто не мог служить в армии и не хотел воевать на чужбине на ненужной и часто несправедливой войне. Именно эти люди стали основой законной власти, стремительно теряющей свое влияние. Они стали костяком правоохранительных органов новой формации. Там, где Закон не действовал, где все подчинялось неписаным традициям кланов, эти люди стали одновременно полицейскими и прокурорами, следователями и судьями.
И палачами.
Ведь именно они приводили приговоры в исполнение.
Тюрем не стало, и чуть ли не любая провинность могла караться смертной казнью – исключительно по воле и желанию палача, трактующего Закон по собственному разумению.
В Штатах смертный приговор осуществляют пятью способами на выбор клиента: вас могут расстрелять, повесить, отправить в газовую камеру – мечта токсикомана, уступить место на электрическом стуле или вколоть в вену смертельную дрянь. Здесь все проще: палач убивает вас как умеет и как может с помощью чего только угодно и где ему заблагорассудится. И никакого последнего желания и прочей фигни.
Палачами пугают непослушных детей. Их боятся и ненавидят.
Их убивают, обрекая целые районы на ответные карательные операции, когда с воздуха наносится удар, когда жилые коробки заливают напалмом и обстреливают пушками, – на оружие для палачей государство не скупится.
На полу, матерясь, безуспешно пытались встать в дым пьяные ветераны. Как ни в чем не бывало Заур продолжил свой путь к выходу из здания аэропорта.
Палачом мог стать только тот, кто не служил в армии и потому не мог стать членом солдатского братства. Часто это были закомплексованные, не пользовавшиеся популярностью у сверстников молодые люди, или же те, чье состояние здоровья не позволяло им отработать долг Родины за границей – инвалиды детства, калеки.
Как Заур, к примеру. Давно отринув все суетное, он сконцентрировался на главном – на борьбе с грешниками, то есть с преступностью. Отборочные комиссии охотно рекомендуют в палачи людей набожных, – вне зависимости от религии или конфессии. Считается, что такие граждане менее склонны к коррупции…
У раздвижных стеклянных дверей стояло десятка два представителей местных кланов. Все вооружены. Все внимательно разглядывают прибывших. Если кто-то не понравится, его отводят в сторону и устраивают допрос – мужчину в костюме и с дорогим кейсом только что выдернули из толкучки у двери. Слишком представительно выглядит, с него потребуют дополнительную плату за посещение местных достопримечательностей – и вообще, делиться надо.
Между Вавилоном и палачами пять лет назад вспыхнула настоящая война, после которой город негласно получил статус территории, не подконтрольной правительству и Закону. И потому, отправляясь сюда, палач Заур весьма рисковал. Впрочем, вся его жизнь – сплошной риск.
Шаг.
Еще шаг.
Он все ближе к мужчинам, на лицах которых застыла хмурая сосредоточенность. В руках у них автоматы. Пристальные взгляды ощупывают лицо Заура, он это ощущает чуть ли не физически. Справа от него кто-то громко чихает, слева разрыдался маленький ребенок. Душно. В здании отвратительная вентиляция.
– Можно вас, – это не вопрос, это требование подойти, подкрепленное наведенным в живот стволом. – Да, вы. В плаще который, с короткой очень прической.
Приторно вежливо. Опасно вежливо. Вежливо на грани издевки и за гранью. Заур остановился. Сзади в него кто-то уперся и, недовольно бормоча, обошел преграду.
– Пшли все прочь с дороги! – В собрание представителей кланов ворвалась давешняя пьяная парочка. Началась потасовка с воплями «Да я за тебя, сопляк, воевал, а ты!..» Тычок кулаком в рожу тому, кто заинтересовался Зауром, ответный удар прикладом – и понеслось.
Пока суть да дело, Заур выбрался из здания.
Город встретил его ночной прохладой, ревом такси, криками торговцев, не спящих, кажется, никогда, и запахом шашлыка из ближайшего кафе. Это кавказский сектор, населенный ветеранами множества войн и беженцами-горцами.
Палач двинул мимо кафе: по одну сторону дастарханы, по другую столики из белого пластика. Он уже заметил среди немногочисленных посетителей старика, глаза которого прикрыты черными солнцезащитными очками. Одна дужка отломана и прикручена скотчем. Черкеска на старике сплошь в дырах, на голове, поросшей седым пушком, тюбетейка. К столу, за которым он сидел, прислонена трость, предназначенная не для опоры, но для поиска пути.
