Дмитрий Ермаков - Слепцы
Когда она тренировалась на других членах племени, трудности компенсировались тем, что самое главное о них Лада знала и так. Но, в первый раз в жизни начав испытывать способность на постороннем, Лада мигом поняла: труднее задачу себе и представить сложно.
Одно она поняла четко и почти сразу: пришелец не имел никакого отношения к тем военным, которые явились в пещеру без малого пятнадцать лет назад. Лицо его не скрывал намордник-респиратор. Белый костюм-комбинезон сильно отличался от униформы миротворцев. Никакого оружия при себе. Но это все мелочи. Жаждущие реванша солдаты могли прибегнуть к любым ухищрениям, чтобы усыпить бдительность племени.
Лада не столько увидела, сколько почувствовала: этот пришелец не опасен. От него не исходило угрозы. А своим ощущениям она привыкла доверять, они никогда не подводили.
Оставался, однако, второй вопрос: кто, в таком случае, он такой?
Мужчина метался по гроту, хватался то за голову, то за ручку двери, и обрывки мыслей тоже путались, мешались, перекрикивали одна другую. Сколько Лада ни пыталась разобраться в этой какофонии, ничего не получалось.
– Блин. Блин! Блин! Заперли. Замуровали, демоны. Зачем? Кто? Что делать? Думай, Бум, думай… Черт, чертова дверь, не поддается. И как не заржавела? Думай, Бум. Думай, Бум.
Вот и все мысли.
Пришелец то ли искусно притворялся, то ли в самом деле ничего не помнил. Или почти ничего. Память его вся состояла из каких-то обрывков и ошметков, никак друг с другом не связанных и мельтешивших в полном беспорядке. Причем все самое важное, самое ценное как будто вообще стерли. Без следа, без остатка.
«Ладно, это ерунда, – решила Лада, – главное – он не миротворец. А остальное выясним потом. Пора звать ребят».
Глава 4
Тьма
Тщательное обследование пещеры ничего не дало.
Единственная дверь очень точно подогнана под размеры прохода. Ни щелочки. Но что удивило меня еще больше, так это то, что дверь не была закреплена. Она просто стояла, прислоненная к косяку, и петли болтались, наполовину отломанные. Но при этом, сколько я ни наваливался на преграду, вставшую между нами и свободой, дверь не поддавалась. Найти объяснение этому чуду я не смог.
А вот Лада догадалась почти сразу.
– Подперта с той стороны, – замечает она, быстро осмотрев дверь, и тут же теряет к ней всякий интерес.
Мне такая версия даже в голову не пришла. Вариант хороший. Тогда все ясно.
– Что «все» ясно? – передразниваю я сам себя. – Ничего не ясно.
Еще я понимаю, почему в пещере светло: тут тоже гнездятся светлячки. Так что если и умирать, то со светом. Хе-хе, как оптимистично…
– Плюнь на нее, – продолжает Лада. – Нет, не в прямом смысле! Тут нам не выйти, это ясно. Давай искать другой путь.
И мы начинаем искать выход. Или вход. Не важно.
Долго ползаем я и дикарка по полу и простукиваем стены. Обнаружить ничего не удается.
– И что теперь? – спрашиваю я Ладу, когда мы, утомленные бесплодными поисками, усаживаемся рядом посреди грота.
– Если выйти мы не можем, значит, будем ждать, когда за нами придут, – отвечает она. – Тогда дадим бой.
Не очень мне по душе этот план. Своего, впрочем, нет. Так что будем ждать.
Мы замолкаем. Лада дремлет или просто сидит с закрытыми глазами. Я гляжу на мерцающие брюшки рассевшихся под потолком светящихся жуков. В какой-то момент с отвращением понимаю, что оцениваю их с точки зрения съедобности. Желудок мой, который давно начал митинг под лозунгом: «Жрать! Жрать!», мгновенно стихает. От ужаса, наверное.
– Не ссы, – улыбаюсь я. – Пока совсем не оголодаю, конечно, к этой дряни не притронусь. Но если совсем скрутит… Почему нет. Правда, придется в темноте сидеть. Ну, ничего, потерпим.
«Молодец, молодец, находчивый парень, – отвечаю сам себе. – А когда светлячки кончатся, тогда что будешь есть? А?! Камни глодать начнешь? Или…»
– Или – что?
«Сам догадываешься. Вас тут двое. Это неспроста».
«Жрать!» – тихонько поддакивает желудок.
– Нет-нет-нет! – бледнею я.
«Почему “нет-нет-нет”? – тут же отвечаю сам себе. – А если в этом и состоит их план? Как… Как пауки в банке».
«Хорошая еда!» – снова вступает в беседу разговорчивый желудок.
Я теряю самообладание.
– Нас выпустят раньше! – кричу я, обхватив голову руками и затыкая уши.
А голос в моей голове с усмешкой отвечает:
«Не факт».
И самое ужасное, что я ничего не могу сам себе возразить. Да, да и еще раз да. Эти дикари сохранили мне жизнь не потому, что пощадили. О, нет! Они решили сделать мою смерть страшной, мучительной, лютой. Они прекрасно знают, что такое голод. И на что он толкает человека. Именно поэтому я и дикарка оказались в одном помещении.
– Ублюдки, за что?! Что, что, что я вам сделал? В чем я виноват?! – кричу я, кидаясь с разбегу на плотно запертую дверь.
Но железу все равно. Оно равнодушно отбрасывает меня обратно, даже не шелохнувшись.
Я падаю на пол.
Что-то странное происходит с моим рассудком.
В моей голове кто-то смеется. Он и раньше хихикал, дразнил, подначивал. Сейчас же в этом зловещем смехе не осталось ни следа прежней, пусть и глумливой, веселости. Смех вибрирует, рокочет, и в унисон ему пульсирует и стучит кровь в моей голове, а перед глазами водят дикие хороводы стаи сияющих огоньков.
И еще кое-что вижу. Мы не одни тут. Кроме нас двоих в гроте есть еще кто-то. Кто-то третий. Смутный, размытый силуэт…
Больше я не успеваю ничего рассмотреть. Лада, которая лежит рядом и, казалось, спит, вскакивает на ноги и произносит решительно, строго, властно:
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа – изыди!
* * *Герман очнулся и сразу понял: вокруг произошли серьезные перемены.
Каким-то неведомым образом ему удалось выбраться из темницы. Правда, радость почти сразу сменилась разочарованием: место, в которое он попал, тоже оказалось пещерой, просто более просторной. Шершавые, неровные каменные стены. Высокий, уходящий в темноту потолок. Жесткий, залитый водой каменный пол. Своды раздались вширь, образуя бесчисленные арки. Или пасти? Сходство с распахнутыми ртами усиливали свисающие отовсюду клыки-сталактиты и растущие им навстречу сталагмиты.
Вторая пленница куда-то исчезла. Сколько ни оглядывался Герман в поисках Лады, дикарки нигде не было видно.
Высоко-высоко под потолком носились и мерцали сотни голубых огоньков. В их неровном, переменчивом сиянии, робко озаряющем своды громадной пещеры, блестели маленькие ручейки, сбегавшие из расщелин между камнями и наполнявшие воздух тонким мелодичным журчанием. Иногда огоньки сбивались в маленькие облачка и опускались вниз, и Герману удавалось разглядеть, что за каменными выступами прячутся какие-то темные фигуры.
Немного подумав, Герман решил, что правильнее будет ничего не делать. Тихо сидеть в сторонке, наблюдая за местными жителями. Его пока никто не замечал, а убегать смысла не имело. Ничего не зная об этих пещерах, он бы почти наверняка заплутал.
– Хуже уже не будет, – решил Герман и остался на месте.
И в напряженной тишине стали вдруг отчетливо слышны шорохи, долетавшие из темноты.
Шаги?
Звуки медленно приближались, и скоро в полумраке показалось несколько странных фигур. Сначала Герман решил, что это еще одна группа дикарей. Но он ошибся.
Эти люди были одеты во что-то более-менее напоминавшее нормальную одежду, поэтому Герман решил называть их для себя «людьми» в противовес одетым в шкуры дикарям. В руках эти люди держали длинные предметы, напоминавшие дубинки. Они шагали, постоянно оступаясь на скользких камнях, а следом из темноты выходили все новые и новые.
Фигурки, до этого неподвижно стоявшие у прохода, мигом прыснули кто куда.
– Струсили, – фыркнул Герман.
И тут же прямо на головы отряду, двигавшемуся через пещеры, посыпался град камней.
Тишину разорвали истошные вопли, стоны, брань.
Голубые огоньки заметались, разлетелись кто куда, и над полем сражения сгустилась почти полная темнота, оглашаемая грохотом падающих камней, быстрыми шагами босых ног, криками и стонами раненых.
Отряд смешался в кучу. Люди пытались отступать, но камни сыпались отовсюду, находя новые и новые жертвы. С леденящими душу криками метались они, не зная, где искать спасения, падали, поскальзываясь на мокром от крови полу, и их тут же настигали точные удары.
Герман прятался немного в стороне, по-прежнему никем незамеченный, и с ужасом наблюдал за разыгравшейся кровавой драмой.
Он сидел, не смея шелохнуться, похолодевшими от страха пальцами вцепившись в выступ стены и втянув голову в плечи. Ожидая, что через мгновение какой-нибудь камень или обломок сталактита оборвет его жизнь так же, как и жизни людей, попавших в ловушку, искусно созданную пещерными жителями.
Схватка между тем подходила к концу. Пещерные жители добивали своих врагов.
На Германа все так же никто не обращал внимания. Его словно бы вовсе и не существовало.
