Оливер Боуден - Assassins Creed. Братство
– Это я могу.
Эцио побежал разыскивать лошадь. К счастью, любимая дядина кобыла соблазнилась сеном и, остановившись у телеги, с наслаждением жевала. Появление ассасина насторожило ее, но, узнав его, лошадь продолжила жевать. Эцио как мог успокоил животное, потом взял поводья и повел обратно.
По пути он сделал еще одно доброе дело. Встретив испуганную молодую женщину, оказавшуюся матерью потерявшейся девочки, Эцио рассказал ей, где найти дочку, умолчав о происшествии с лошадью. Женщина побежала дальше, выкрикивая имя дочери: «София! София!» Вскоре послышалось ответное: «Мама!» Через несколько минут Эцио подвел кобылу к Федерико. Тот снова принялся его благодарить и умолял ничего не рассказывать Марио. Ассасин пообещал хранить молчание, и конюший повел лошадь обратно в стойло.
Мать с дочкой дожидались Эцио.
– Ну что, нашлась мама? – спросил он, улыбаясь малышке.
– София хочет вас поблагодарить, – сказала молодая женщина.
– Спасибо, синьор, – дрожащим голоском произнесла девочка, глядя на Эцио с восторгом и страхом.
– Это тебе урок на будущее, – с мягкой назидательностью сказал ассасин. – Больше от мамы не убегай, capisco?[11]
– Как бы мы жили без вас, синьор? – вздохнула мать Софии. – Без вас и вашей семьи.
– Мы делаем то, что можем, – рассеянно ответил Эцио.
К цитадели он подходил с тревожным чувством. Он знал, что сумеет отстоять свою позицию, и тем не менее скорое свидание с Никколо его совсем не радовало.
До встречи оставалось еще достаточно времени. Эцио не хотелось думать ни о предстоящем разговоре, ни о том, куда это может всех их завести. Вспомнив о новых пушках, он решил подняться на парапет и взглянуть на них. Дядя ими очень гордился. Пушки были отлиты из бронзы. Возле колес каждой лежала аккуратная горка ядер. Длина стволов самых больших пушек достигала трех метров, а вес – девяти тонн. Но имелись и пушки полегче и попроще в управлении. На башнях, соединявших отрезки городской стены, тоже стояли пушки. У тех были чугунные лафеты. Помимо них, у защитников Монтериджони были сравнительно легкие фальконеты, перевозимые на деревянных тележках.
Эцио подошел к кучке артиллеристов, стоявших возле большой пушки.
– Красивые звери, – сказал он, дотрагиваясь до искусного орнамента, который окружал запальное отверстие.
– Ваша правда, синьор Эцио, – согласился с ним матерый старший сержант.
Ассасин помнил его по самому первому своему появлению в Монтериджони.
– Мы с дядей, когда ехали сюда, слышали, как вы упражняетесь с ними. Можно и мне разок выстрелить?
– Выстрелить-то можно, но днем мы стреляли из других пушек. Они поменьше. А эти – совсем новенькие. Мы пока даже не научились их заряжать. Да и главный оружейник… куда-то исчез. А он должен был нам все рассказать и показать.
– Что значит – исчез? – удивился Эцио. – Вы пытались его найти?
– А как же, синьор! Конечно пытались. Но он как сквозь землю провалился.
– Я его сам поищу. Пушки здесь поставлены не для красоты. Никто не знает, когда они нам понадобятся.
Эцио двинулся вдоль парапета. Не успел он сделать и полсотни шагов, как услышал громкий храп, который доносился из сарайчика, сооруженного на крыше ближайшей башни. Ассасин поднялся туда. Возле дверцы стоял ящик с инструментами. Эцио вошел внутрь.
Внутри было душно. Отчаянно воняло перегаром. Когда глаза привыкли к сумраку, Эцио увидел грузную фигуру оружейника. Тот спал на охапке соломы, прикрыв глаза рукавом грязноватой рубашки. Аудиторе потряс его за плечо. Оружейник лишь икнул и повернулся лицом к стене.
– Salve, Messere[12], – произнес Эцио, слегка пихнув оружейника носком сапога.
Оружейник мотнул головой, повернулся и открыл один глаз.
– Чего тебе, дружище?
– Ты налаживал новые пушки и не закончил работу. Ребята побаиваются из них стрелять.
– Сегодня – никакой стрельбы. Завтра, приятель.
– Ты что же, пьянствуешь вместо работы? Вряд ли мой дядя Марио погладит тебя по голове, если узнает.
– Сегодня – никакой работы.
– Еще и стемнеть не успело. Ты хоть знаешь, который сейчас час?
– Не знаю и знать не хочу. Я оружейник, а не часовщик.
Эцио присел на корточки. Оружейник тоже сел и обдал его новой волной перегара, смешанного с чесноком. Вероятно, оружейник влил в себя изрядное количество дешевого монтальчино и теперь смачно рыгал.
– Послушай! Пушки должны стрелять уже сегодня! Слышишь? – Эцио силой поднял оружейника на ноги. – Или мне пойти поискать более умелого оружейника?
– Не так быстро, приятель. – Покачиваясь, оружейник тер глаза. – Я никому не позволю дотрагиваться до моих пушек.
Оружейник навалился на Эцио. Тому пришлось отвернуться, чтобы избавить себя от новой порции винно-чесночного аромата.
– Как Марио вернулся, так они и заторопились. Солдатня! – поморщился оружейник. – Умелых там – раз-два и обчелся. У остальных – никакого уважения к артиллерии. Для них это вроде новомодных игрушек. Ты-то, похоже, в пушках разбираешься. А они… Думают, пушки сами собой стреляют! Нет. К каждой пушке нужен свой подход.
– А ты можешь говорить на ходу? – не выдержал Эцио. – Время не стоит на месте. Скоро стемнеет.
– Да успеем, – отмахнулся оружейник. – Но пушечки, я тебе скажу, отличные получились. Я бы не позволил себе подвести старину Марио. Стрелять из них – одно удовольствие. И все-таки устройство у них простое. Я тут раздобыл для Марио французские чертежи… знаешь чего? Ручной пушки! Их называют железными убийцами. Очень умное устройство, скажу тебе. Ишь до чего французы додумались! Ручная пушка. Попомни мое слово, приятель: за такими пушечками будущее.
Они поднялись на парапет и подошли к группе солдат, по-прежнему стоявших возле бронзового монстра.
– Отзовите своих псов, – улыбнулся Эцио. – Я нашел пропажу.
– Он вообще в состоянии работать? – буркнул старший сержант, хмуро глядя на оружейника.
– Я хоть и вожусь с оружием, – оживился оружейник, – но человек миролюбивый. В эти смутные времена единственный способ выжить – это разбудить в себе спящего воина. Так что, можно сказать, пить – это мой священный долг. – Он оттолкнул сержанта и подошел к пушке. – Так, посмотрим, что тут у нас…
Оглядев пушку, оружейник накинулся на солдат:
– Вы как с орудием обращались? Вы бы песка еще туда насыпали. Слава богу, вас не угораздило выстрелить, иначе собирай вас потом по кусочкам. Перво-наперво нужно стволы прочистить.
– Может, с тобой нам и пушки не понадобятся, – взял реванш старший сержант. – Дыхнешь на врагов, они и полягут.
Но оружейник уже вовсю чистил ствол большим шомполом, на который навернул грубую, щедро промасленную ветошь. Закончив чистку, он выпрямился и покрутил затекшей шеей.
– Ну вот, теперь и стрелять можно, – сказал оружейник, поворачиваясь к Эцио. – Вели ребятам заряжать. Этому они, слава богу, научились, хотя и со скрипом… Видишь, мишени на холме стоят? Мы их нарочно вровень со стволом этой пушки поставили. Начинать стрельбу лучше, когда ствол не задран вверх. Тогда, если пушка и взорвется, она тебе голову не разнесет.
– Спасибо, успокоил, – усмехнулся ассасин.
– Ты же хотел пострелять, синьор. Все готово. Держи фитиль.
Эцио поднес фитиль к запальному отверстию. Пушка молчала. И вдруг прогремел выстрел, заставивший Аудиторе отскочить и зажать уши. Взглянув на мишени, Эцио увидел, что крайнюю левую его ядро разнесло в щепки.
– Отличный выстрел, – похвалил оружейник. – Perfetto[13]. Хоть кто-то здесь, кроме меня, умеет стрелять.
Эцио попросил снова зарядить пушку и выстрелил вторично, однако промахнулся.
– Всех не победишь, – невозмутимо заметил ему оружейник. – Возвращайся на рассвете. Мы опять будем стрелять. Поупражняешься вволю. Руку набьешь, глаз навостришь.
– Обязательно приду, – пообещал Эцио, даже не зная, что в следующий раз ему придется стрелять совсем по другим мишеням.
5
Большой зал цитадели тонул в сумерках. Когда вошел Эцио, слуги как раз зажигали факелы и свечи. Неумолимо приближавшееся время встречи с собратьями-ассасинами делало его мысли все мрачнее.
Младший Аудиторе был настолько погружен в раздумья, что не заметил женщину, стоявшую возле громадного камина. Дымовую вытяжку поддерживали фигуры гигантских кариатид. На их фоне ее невысокая, но сильная фигура казалась совсем маленькой. Эцио не видел, как она приблизилась и взяла его за руку. От неожиданности он даже вздрогнул, но потом, узнав ее, приветливо улыбнулся.
– Buonasera[14], Эцио, – произнесла она.
«Как-то уж слишком застенчиво», – подумалось ему.
– Buonasera, Катерина, – ответил он, поклонившись герцогине Форли.
Когда-то они были близки, и оба помнили то время. Во всяком случае, стоило Катерине взять его за руку, и в Эцио мгновенно пробудилась давняя страсть. Ему хотелось думать, что не только в нем.
