Андрей Буторин - Мутант

– Толя, ты извини… Но это правда нужно. Нам всем. Сделай – и обещаю: ты никогда больше не услышишь от меня ни одной насмешки. И я… я навсегда запомню, что ты для нас сделал. До самой смерти не забуду, поверь! Даже если вся остальная память откажет.

Пистолетец сглотнул комок и быстро повернулся к мутанту. Хотел что-то сказать – и не смог. Выдавил только:

– Спасибо…

А вот Сашок все-таки разнюнился – завсхлипывал, стал вытирать глаза. Потом вскочил, побежал к реке…

Пистолетец начал успокаиваться. Глубоко вздохнул – раз, другой… Смотрел он при этом на юношу. И произнес наконец, не поворачивая головы:

– Хороший парнишка. Зря я на него тогда… И ты хороший. Правильный. А вот я…

– А что ты?

– А!.. – махнул рукой лузянин. Потом все же перевел взгляд на Глеба. – Я сделаю. И можешь насмехаться, ничего страшного.

– Я обещал. Значит, не буду.

– А вдруг я и впрямь что-нибудь когда не так сделаю?

– Ну, обругаю тогда, если что, – улыбнулся мутант. – Не ругаться-то я не обещал.

Глава 18

Деревенька

Троица путников двинулась дальше, когда солнце начало уже пригревать. Но сейчас Глеб не сильно переживал из-за времени – все-таки восемь, ну, пусть десять километров, можно было преодолеть часа за три-четыре, с учетом неровностей берега, необходимостью перехода впадающих в Юг речушек и преодолением прочих естественных, но не критичных природных трудностей. Гораздо больше его тревожило то, что предстояло дальше. Пару раз он даже собирался дать отбой разработанному плану, думая плюнуть на предосторожности и идти через деревни как есть, говоря людям правду. Впрочем, подумав, он все же так и не стал ничего менять. Да и то – что значит «говорить людям правду»? В чем она, эта правда? Хорошо, о Сашке и Пистолетце правду говорить можно. А о себе? Какую правду он скажет, если сам о себе ничего не знает? Говорить же о проблемах с памятью – совсем насторожить местных «диких», а то и настроить их против себя: маловероятно встретить здесь человека, который бы сталкивался с подобной проблемой, следовательно, ему вряд ли поверят. А если он врет, то почему? Что-то скрывает. И наверняка нечто подозрительное. Причем если врет и что-то скрывает один, то, скорее всего, врут и другие. Не лучше ли избавиться от этой подозрительной троицы?… Вот что могут решить местные. Вероятность невелика, – скорее, с ними просто не захотят контактировать – но зачем рисковать? Вот и оставил Глеб принятый план без изменений. Будь что будет!

Тем более, удача, кажется, повернулась наконец-то лицом к путникам. Шли они легко и быстро. Берег северного Юга особых проблем пока не приносил. В самом начале пути пришлось, правда, разуться и закатать штаны – перешли вброд речку Ольшанка, которая была отмечена и на карте. А дальше просто топали и топали, изредка поднимаясь выше по береговому склону, если пройти возле самой реки мешали слишком обрывистые кручи, густые заросли ивняка либо упавшие деревья. Не нападали на друзей дикие звери, не досаждали насекомые – разве что изредка покусывали самые обычные комары и слепни, к которым каждый из троицы, не будучи неженкой, и так уже привык с детства. Короче говоря, все шло очень даже неплохо. Если бы не поджидавший вскоре приятелей населенный участок пути, каждый из них готов был с радостью идти так до самого Устюга. Но тревожный участок с каждым шагом становился все ближе и ближе. А настроение путников, соответственно, портилось все больше и больше. Наконец, судя по карте, подошли к отмеченным на ней селам настолько близко, что дальше идти без соответствия разработанной легенде становилось уже рискованно. Сделали остановку для переодевания и для того, чтобы собраться с духом.

Одежда храмовника оказалась Пистолетцу немного великоватой, но не настолько, чтобы это сильно бросалось в глаза. Рукава «сутаны» закатали, саму ее слегка укоротили ножом. Брюки заправили в сапоги, которые, к счастью, пришлись совсем впору. Слишком длинные полы рубахи, хоть их все равно не было видно, обрезали, чтобы получившимися лентами «забинтовать» лузянину руки. Шнурками из его «родных» ботинок завязали сзади руки – не слишком туго, только для виду. Остальную одежду Пистолетца, положив внутрь ботинки, связали в узел, который доверили Сашку. Автомат, разумеется, продолжал нести Глеб, направив теперь его ствол в спину старшего лузянина и поставив на предохранитель. В случае внезапного нападения какой-нибудь твари это, конечно же, дало бы секундную или около того задержку, но мутант предпочел пойти на этот не такой уж значительный риск, нежели подвергать более явной опасности товарища – стоит запнуться, случайно зацепить спусковой крючок и…

Очень не хотелось Пистолетцу надевать противогаз. Сам лузянин объяснял это тем, что брезгует касаться лицом этой штуки, потому что она была на лице покойника. Но Глебу почему-то показалось, что Пистолетец слегка побаивается жутковатой пучеглазой маски. Мутант ее тщательно вымыл и натянул на голову друга:

– Надо, братец, надо. Теперь она чистая.

Сашок глянул на своего старшего земляка и прыснул:

– Зато ты стал гладеньким, а то щетиной зарос почти как Глеб уже.

Шли теперь хоть и по-прежнему быстро, но по сторонам смотрели более внимательно, с напряжением и опаской. А когда увидели впереди первые избы, невольно сбавили шаг. Однако все дома оказались нежилыми, частично или полностью разваленными. В деревне определенно никто не жил уже несколько лет. Что это была за деревня, тоже осталось неизвестным. Если верить карте, то вроде как Кузьминская Выставка. А может, и нет – сколько лет той карте, да и не все на ней могло быть отмечено. Впрочем, название заброшенного поселения все равно бы ничего не меняло.

Казалось, нужно было радоваться, что здесь им никто из людей не встретился, однако на душе у каждого из друзей стало наоборот еще тревожней. Нежилые разрушенные избы навевали тоску и уныние, невольно вызывая мысли о смерти и тлене.

Река уже повернула влево, делая тот самый изгиб, который поначалу думали срезать. Вскоре русло раздвоилось, образуя два островка – один поменьше, ближе к дальнему берегу, второй довольно большой, почти посередине реки. А на другом берегу, напротив второго острова, путники увидели еще одно селение. На сей раз они заметили и дымки, поднимающиеся над некоторыми крышами. Эта деревня без сомнения была жилой.

– Устье-Повалихино, – сверился с картой Глеб. – Почти наверняка.

– Нас оттуда не увидят? – забеспокоился Сашок.

– Не думаю. Далековато все-таки. А если и увидят, вряд ли сразу помчатся хватать. Да и сначала им еще надо реку переплыть. В любом случае, мы это тоже увидим и успеем подготовиться.