Роман Злотников - И пришел многоликий...

И таких примеров было немало. Вот и дежурный обнаружил его в тот день у аппарели только потому, что совершал ежедневный утренний обход помещений и прилегающей территории. Дело в период лагерной передышки почти немыслимое даже на кораблях регулярного флота султаната. Так что посмотреть на капитана стоило. Даже несмотря на риск столкнуться с ЭТОЙ…

Карим выбрался из шлюза одним из последних. Слава аллаху, этой стервы нигде не было видно. Он торопливо спустился по аппарели и, проскочив под брюхом корабля, спрятался за правой задней посадочной опорой. Толпа встречающих была большой, человек шестьдесят. Большинство из них он видел только мельком, а примерно треть вообще никогда не встречал, что было довольно странно, учитывая размеры корабля. Все были возбуждены, но вели себя сдержанно. Чернявый стоял у самой аппарели, а рядом с ним еще двое — невысокий жилистый ниппонец и высокий дон с квадратными плечами и в чалме. У его пояса болтался ятаган, который не казался чуждым предметом среди почти безоружных людей и выглядел скорее частью одежды. А на лице явно лежала печать долгого служения делу Пророка. Похоже, среди донов тоже были правоверные. Если так, то затея, которую он сначала считал довольно безнадежной, стала казаться Кариму не столь уж невероятной.

В этот момент раздался грохот, и небосвод прочертила яркая, светящаяся полоса. Гомон, царящий вокруг, взлетел почти до уровня крика и сразу же затих. Все напряженно уставились вверх. Спустя пару минут где-то за гребнем возник гул, который постепенно нарастал, пока не превратился в грохот, под аккомпанемент которого над кораблем появился небольшой шаттл. Он сделал круг, затем заложил изящный разворот и, мягко погасив скорость, опустился на тропинку в полусотне шагов от аппарели. Вопреки ожиданиям Карима, к шаттлу никто не побежал. Все остались на месте, только слегка подались вперед и вытянули шеи. Крышка люка отошла вверх и в сторону, и из черного проема ловко выскользнул уже знакомый духанщику христианский священник. Карим удивленно раскрыл рот. Такого он не ожидал.

Священник быстрым, уверенным шагом подошел к чернявому, и тот, привычно вытянувшись, отдал ему короткий рапорт. Священник кивнул и каким-то спокойным голосом, при этом, правда, каждое слово долетало до малейшего закутка посадочной площадки, произнес:

— Всем спасибо. Благодарю за то, что вы меня не подвели, и горжусь вами.

Карим вдруг почувствовал, что хотя эти слова по большому счету к нему не относились, в его горле внезапно запершило, а на глазах выступили слезы. Но в этот момент слева откуда-то внезапно вынырнула знакомая фигурка, в высоко поднятой руке которой что-то тускло блеснуло, и Карим, не дожидаясь продолжения, рванул прямо к священнику:

— Эфенди капитан!

Тот повернулся в его сторону.

— Эфенди капитан, я хочу присоединиться к благородным донам.

На площадке мгновенно установилась мертвая тишина. Капитан окинул его внимательным взглядом. Кариму показалось, что в его глазах мелькнуло некое подобие улыбки, и духанщик слегка приободрился. Но последовавшие за этим слова ввергли его в самую глубокую пропасть отчаяния.

— Это невозможно.

Карим замер, пытаясь найти слова, чтобы объяснить… рассказать… Ну должны же они понять… Но капитан продолжил:

— К донам нельзя присоединиться. Доном можно стать, — Он сделал паузу, меряя Карима испытующим взглядом, а затем спросил: — Ты готов начать этот путь?

Бывший чахванжи торопливо закивал:

— Да, конечно. Я готов следовать за вами, эфенди, куда только вы пожелаете. Готов хранить вас от…

Тут капитан вскинул руку, прервав его излияния, и тихо произнес:

— Я не могу тебе ничего обещать, кроме того, что сначала тебе придется изрядно постараться и заслужить уважение тех, кто потом будет рассказывать о тебе в тавернах за кружкой пива капитанам, ищущим пополнения, или нанимателям, набирающим отряд. И только если тех, кто будет говорить о тебе с одобрением, окажется намного больше, чем тех, кто не встанет рядом с тобой, обнажив шпагу, ни за какие коврижки, тебя наконец признают благородным доном. Ты готов пахать, ждать и надеяться?

Карим сглотнул. Пожалуй, этот вербовщик оказался гораздо более откровенным, чем первый. Но… на этот раз он сделал выбор сознательно:

— Да.

— Что ж, в таком случае пока ты мне понадобишься на ЭТОЙ планете.

Тут перед ними возникла знакомая фигура в парандже, размахивающая тамгой. Она что-то рассерженно промычала и властно указала в сторону Карима. Капитан усмехнулся:

— Прости, девушка, но теперь он не твой, — и, повернувшись к дюжему дону в чалме, приказал: — Дай ему кличку и определи место в кубрике, — после чего повернулся и двинулся вверх по аппарели.

Карим, немного оторопевший от того, как все произошло, проводил его взглядом, и тут ему на плечо опустилась здоровенная лапа, а гулкий голос произнес:

— Ну пошли, правоверная задница.

Все вокруг захохотали. Карим побагровел, но потом осознал, что смеялись совершенно не обидно, а как-то по-свойски. И потому он тоже усмехнулся, сначала принужденно, а через пару мгновений уже расхохотался в голос. Что ж, значит, так тому и быть.

Когда Карим уже поднялся по аппарели, он притормозил и украдкой бросил взгляд назад. Она стояла у края аппарели, потерянно опустив руки, и смотрела ему вслед. И только глаза блестели сквозь чадру, то ли от ярости, то ли от…

Часть III

Вихри

1

Ив прилетел на Новый Вашингтон в пятницу. «Драккар» он, как обычно, оставил в доке на Торе, его личной искусственной планете, одиноко вращающейся вокруг центрального светила в полутора миллионах километров над плоскостью эклиптики над северо-северо-восточным сектором пояса астероидов. Большинство добывающих баз в этом секторе принадлежало «Преимиум полиметалл», одной из его компаний, поэтому он вполне легально построил в секторе сеть радарных постов и разместил сильную эскадру внутрисистемных перехватчиков, постоянно патрулирующих район. Так что проблемы с сохранением его инкогнито не существовало. Во всяком случае, пока. Тор, названный так и за специфичную форму и по ассоциации с именем корабля, представлял собой одну из крупнейших искусственных конструкций, созданных человеком. Он напоминал Сатурн в миниатюре. Его кольцо представляло собой круглую титанопластовую конструкцию, а диаметр так называемого ядра был всего лишь в два раза меньше, чем у кольца.

Первым, кто встретил его на Торе, был Брендон. С момента их знакомства он приобрел солидность и облагородил прическу, но в его глазах по-прежнему частенько появлялся тот сумасшедший блеск, который делал Брендона Игеному самой крупной акулой в мировом финансовом океане. Финансовый директор «Корн стандарт», небольшой компании со штатом всего в сто пятьдесят человек, являвшейся, по существу, мозговым штабом всей империи мистера Корна, был самым лакомым кусочком на рынке менеджеров высшего ранга. Как-то он со смехом признался Иву, что получил официальное предложение от «Ниппон юнион бэнкс» занять должность председателя совета директоров с окладом в сто пятьдесят миллионов соверенов в год. Кроме этого, ему предлагали еще и опцион на миллиард соверенов для финансового обеспечения тех проектов и действий, в необходимости которых он не сможет убедить совет директоров. Предложенный оклад, даже без опциона, превышал тот, что он имел у Ива, почти в сотню раз. Но для Брендона это не имело никакого значения. Он был связан с Ивом гораздо большим, чем контракт, и он не ушел бы со своего поста, даже если бы Ив платил ему как мелкому клерку. Да что там говорить, он остался бы на своем посту, даже если бы ему пришлось еще и самому приплачивать. Каждый человек способен раскрыть себя только в том случае, если у него под рукой окажутся инструменты, соответствующие его таланту и наклонностям. Великому гонщику требуется совершенный спортивный болид, художнику — кисти и холсты, тренеру — ученики, обладающие упорством и талантом, а одаренному финансисту, что бы раскрыть свои способности, нужен инструмент под названием «деньги». Так вот, финансовый гений Брендон Игенома абсолютно точно знал, что больше нигде во Вселенной он не получит доступа к ТАКИМ деньгам. И его смех во время рассказа Иву о предложении ниппонцев был вызван именно тем, что те пытались соблазнить его опционом размером в миллиард соверенов, а он при необходимости мог в течение двух часов выбросить на финансовые рынки триста — четыреста миллиардов соверенов, причем не прибегая к внешним заимствованиям. По сравнению с этим любые другие предложения выглядели просто смешно.