Граф Булгаков #5 - Видят ли нейродевочки сны? - Кирилл Геннадьевич Теслёнок
— Довольно! — рявкнула Зыбь, — Я была милосердна! Но мою волю и мою доброту отвергли. За это, сын мой, ты будешь страдать вечно! Я низвергну твою душу в самые глубины Подземелья!
Я ощутил, как незримые щупальца силы впились мне в грудь сквозь каменную корку. Они шарили во мне, словно пытались вырвать мою душу из тела… Я закричал от боли, но крик застрял в горле, превратившись в хрип.
— Прекрати! — Старейшина вновь встал между мной и Зыбью, — Я согласен отдать тебе свои знания и силу. Только пощади мальчика!
Её губы искривились в хищной усмешке. Она отмахнулась от Старейшины, как от досадной помехи.
Я уже почти смирился со своей участью, как вдруг Старейшина начал читать заклинание на незнакомом мне языке. Казалось, эти слова отдаются эхом где-то в глубинах реальности, приводя в действие дремлющие силы.
Старейшина осторожно положил свою сухую, узловатую руку мне на плечо. Я почувствовал исходящее от нее тепло — и в то же мгновение каменная корка на моем теле начала трескаться и осыпаться на пол с глухим стуком.
Светлана и Нейди издали радостные возгласы, глядя на это чудо. Даже Великая Зыбь на миг застыла в изумлении, не веря своим глазам — её могущественное проклятие было развеяно усилием хилого старца! Её гневное лицо исказилось от ярости и досады.
Я с облегчением вдохнул полной грудью, чувствуя, как в легкие вновь вливается живительный воздух. Я приподнялся на дрожащих ногах и с наслаждением потянулся всем телом, сбрасывая последние ошметки рассыпавшегося камня. Я был свободен!
Я не знаю, как Вадим Дмитриевич это сделал — но я больше не чувствовал связи с Подземельем. Словно ее никогда и не было!
Я с безграничной благодарностью посмотрел на Старейшину — этот хрупкий старик только что спас меня от вечного заточения в каменной темнице. Его мудрость и сила превзошли даже могущество темной владычицы.
Но радость моя длилась недолго. Я в ужасе заметил, что рука Старейшины, лежавшая у меня на плече, начала сереть и покрываться каменной коркой. Он как будто вобрал в себя отраженное действие проклятия, предназначавшегося мне.
Старейшина лишь грустно улыбнулся мне своими иссохшими губами:
— Не печалься, Блистающий. Я от всего сердца рад отдать свою жизнь, чтобы ты был свободен. Ты еще совершишь много добрых дел. А мне пора на покой… Божественности мне все равно уже не вернуть…
— Нет! Остановитесь! — воскликнул я в отчаянии, — Вадим Дмитриевич! Вы не должны приносить такую жертву ради меня! Я этого не стою!
Но было уже поздно — окаменение стремительно охватывало тело старца снизу доверху. Его ноги сковало по колено, он едва мог стоять прямо. Лицо застыло мраморной маской, лишь глаза ещё светились грустью и решимостью.
— Если я смогу хотя бы таким образом помочь — быть посему! — произнес он.
— Да он даже не твой сын! — с возмущением кричала Зыбь, яростно колотя хвостом по полу, — Он сын ТотхАза, того, кого ты больше всего ненавидишь! И ты хочешь отдать за него жизнь?
— Если это хоть в какой-то мере искупит мои прошлые грехи… — негромко произнес Старейшина… Нет, Вадим Дмитриевич, — То я готов!
На мгновение он преобразился. Каким-то образом Вадим Дмитриевич стал огромным и всеподавляющим. И проекция Великой Зыби померкла на его фоне…
И я увидел его совершенно иным — огромным воином в золотых доспехах. За его спиной раскинулись потоки силы в форме крыльев, а в руках сверкал пылающий молот…
Так вот каким был он в прошлом… Тот, кого по праву можно назвать Император.
Я вцепился в его окаменевшую руку, пытаясь оторвать её от своего плеча, прекратить поток проклятия. Но хватка старика была непоколебима, как стальные тиски. Казалось, он вложил в этот жест всю оставшуюся силу и волю. А я слишком ослаб, чтобы что-то изменить…
— Умоляю вас! — я сражался отчаянно, но все было тщетно, — Не делайте этого!
Но Старейшина лишь печально качал головой. Окаменение уже дошло до его шеи, превращая тело в неподвижную статую. Превозмогая нарастающее оцепенение, он прошептал:
— Прощай, сын… Будь счастлив. И знай — я ухожу с миром в душе. Не терзай себя виной.
Последние слова застыли на его губах вместе с последним дыханием. Фигура Старейшины полностью окаменела, обратившись в монументальное изваяние. Я рухнул на колени и закрыл лицо дрожащими ладонями. Тяжелые горькие слёзы сами собой полились сквозь пальцы. Я не мог поверить, что потерял этого великого человека, этого наставника… моего настоящего отца, которого я так долго искал…
Глава 37
Финал
Великая Зыбь медленно опустилась на пол, вся горделивость в её осанке исчезла, а могучий хвост перестал поддерживать хозяйку. Она устало прислонилась спиной к стене и уронила голову на грудь. На её прекрасном лице отразились растерянность и шок. Казалось, вся злоба и ярость ушли из неё, оставив лишь оцепенение и смятение.
— Да что же это… — тихо прошептала она, неотрывно глядя на окаменевшую статую Старейшины, — Неужели он и вправду на такое решился… Дурак, какой же дурак… как же я могла забыть, какой же ты дурак…
Я стоял, опустив голову, и горькие слёзы катились по моим щекам. Рядом Светлана и Нейди беспомощно переглядывались, не зная, как поддержать меня в этот момент. Всех нас потрясло самопожертвование Вадима Дмитриевича.
Я чувствовал себя опустошённым, но в то же время осознавал, что теперь по-настоящему свободен от власти Подземелий. Отныне и навеки. Воздух, который я жадно вдыхал, был воздухом свободы. Той самой свободы, к которой я так отчаянно рвался всю свою жизнь.
Прощай, Кровавый Источник. Прощай, чужая навязанная воля.
И всё же эта победа была получена слишком дорогой ценой. Я будто задыхался от горечи утраты. Ведь ради моего освобождения пожертвовал собой Вадим Дмитриевич… Мой настоящий отец.
— Сын мой… — осторожно позвала меня Великая Зыбь, и в её голосе звучали печаль и раскаяние, — Пожалуйста, посмотри на меня… Я ведь твоя мама…
Но я даже не обернулся, с отчаянием глядя на окаменевшую статую Старейшины. Я… я не знал как поступлю, если взгляну ей в глаза. Ведь именно Зыбь была виновницей его гибели…
Лицо тёмной владычицы исказилось мукой внутренней борьбы. Казалось, она колеблется на грани, принимая какое-то отчаянное решение. Решение, ради которого надо было переступить через свою самость…
Наконец Зыбь медленно вытянула дрожащую руку в сторону застывшей фигуры старца. Её пальцы загорелись алым мистическим пламенем. Я в изумлении наблюдал, как каменная скорлупа на теле Старейшины пошла глубокими трещинами, начала крошиться и осыпаться на пол с лёгким шорохом и стуком.
Вскоре проклятие полностью рассеялось. Старейшина стоял перед нами живой, лишь тяжело переводя дыхание и озираясь растерянно. Я не верил своим глазам — он был жив и здоров! Мать сотворила настоящее чудо!
Мы все бросились к нему с радостными криками, закружив Вадима Дмитриевича в водовороте всеобщего ликования. Я крепко заключил хрупкую фигуру старца в объятия, ощущая живое тепло его тела. Слёзы облегчения катились по моим щекам.
— Благодарю, дитя, — с улыбкой произнёс Вадим Дмитриевич, похлопывая меня по спине, — Хотя, признаться, я уже простился с этим миром… Но раз судьба дарит мне ещё немного времени, я не стану упускать ни минуты.
С каждым его словом в мою душу возвращался покой.
А Великая Зыбь молча наблюдала за нами. И я увидел — на её лице больше не было ни тени прежней злобы или презрения. Лишь печаль, тоска и мудрое смирение. Казалось, она постигла нечто важное в этот день.
Наши с ней взгляды на мгновение встретились. В уголках глаз моей матери заблестели слезы, и она одними губами прошептала:
— Я не чудовище…
Не выдержав, она запрокинула голову и разрыдалась. Да так, что из ее глаз хлынули два фонтана слёз — реально два фонтана! Пол начало затоплять, как будто трубу прорвало.
Кажется, эта моя фраза её реально задела.
— Мама! — Алая вскочила на ноги и бросилась успокаивать мать, — Я здесь, здесь, только не плачь!
Великая Зыбь, продолжая реветь, прижала дочь к груди. Они обнялись — только так, как умеют мама и дочка. Изверг тяжело поднялся с пола, прихрамывая, подошел к ним, и заграбастал обеих в свои чешуйчато-широкие объятия.
Ну а меня со всех сторон обнимали девчонки. Нейди — со сверкающими глазами, совсем как у живого человека. Княжна Светлана — храбрая улыбка никогда не сходила с её лица. Наташа — моя младшая, слабая, но невероятно отважная сестренка. Визжащие от счастья драконидки — эти всегда были на позитиве и просто не умели
