Белый волчонок - Маркус Кас
— Ты там не помер? Давай быстрее, пока нас обоих не взяли.
Собираю всю накопленную силу, сущие крохи, но вдарить и сбежать успею. И, выдохнув, открываю. Обеспокоенная гладко бритая рожа старшего мелькает в проёме.
Он цепко осматривает чердак, потом смеривает меня внимательным взглядом и протискивается внутрь. С его ботинок тут же натекает лужа.
— Че, думал, сдам? — усмехается мужик, смахивая с куртки капли воды. — Была такая мысль, что уж там. Да только вот какое дело… Никаких официальных заявлений нет. Тишина. И при этом тебя усиленно ищут. Скажем так, лица, в чьей власти не сомневаются, но корочек они никогда не показывают. Ясно?
Ясно, что Панаевский решил найти меня тайно. Это плохо, даже никаких формальных обвинений нет, а значит прибьют втихаря. А потом ещё и родне скажет, что об их репутации и заботился.
Я-то надеялся, что безопасник придумает какое-нибудь обвинение. Хоть нападение, хоть потерю контроля. И тогда я смог бы получить больше причин для требования ритуала.
— Ясно, — хмуро шепчу, кивая. — Спасибо. Я уже ухожу.
— И куда?
Я молчу, мне это любопытство не нравится. Может пока он меня и не сдал, но кто ему помешает это сделать, знай он, куда я отправлюсь?
— Недоверчивый ты слишком, для благородного-то, — хмыкает Никола. — Да только вот мы теперь с тобой в одной лодке, парень. Знал бы, кого по твоему следу пустят, утром в том же мусоре и закопал бы. Если они найдут тебя, выйдут и на меня. Слишком уж тихо, а значит и все следы за тобой подотрут. Смекаешь?
Смекаю. Только ещё и то, что он тоже был бы рад избавиться от меня потише. Да демоны с ним.
— Мне надо в храм Маат.
— Даже так? — удивляется мой невольный подельник. — Не буду спрашивать, чего ты натворил. Хотя теперь мне ещё интереснее. Но раз решил сдаться жрицам истины, может и выживешь. Или ты того? — с опаской смотрит он.
— Не того я.
— Ещё бы сознался, если бы был, — ржёт Никола. — Ладно, блаженный, доведу тебя до канала. Но к храму приближаться не буду, для нас там строгий запрет. Уж лучше пусть меня обглодают низшие, чем попасться в руки Верховной…
Да кто же у меня бабуля, что её побаиваются даже такие, как этот тип? Женщина грозная, безусловно, да и силы немалой. Судя по изученным данным, дело в богине, последней инстанции, решающей судьбу — отправится ли человек в небытие, сожранный чудовищем Амат, или нет.
— Плохи твои дела, белый, плохи, — вдруг начинает причитать спаситель. — Наших к поиску не подключают. Сами рыскают да запугивают всех, кто вякает. Не нравится мне, когда в наши порядки лезут.
— Чего ты хочешь? — я морщусь, прекрасно понимая, что цена поднялась.
— Да знать бы хоть, что происходит. Моё дело маленькое, знать куда нос совать не стоит, а где можно и слово сказать нужное.
Ой, жучара. Прибедняется, словно он торговец мороженым. Я усмехаюсь.
— Договоримся, раз дело маленькое.
На том и сходимся. Он прикрывает меня по пути, а я, если выживу, потом рассказываю ему чего все так всполошились. Информация порой стоит немало, если она вовремя и в нужных руках.
Для наших маневров погода просто отличная. Редкие прохожие пригибаются к земле, скрываясь под зонтами. Предзакатный сумрак и вялый свет фонарей размывает все детали.
Перемещаемся перебежками, от навеса к навесу, делая остановки. Иногда короткие, иногда длинные. Мой сопровождающий, как охотничий пёс, подмечает любую подозрительную мелочь.
Мы отчаянно петляем переулками и лабиринтами дворов, в которых я теряюсь сразу же. Тратить силу на Поиск пути сейчас нельзя, поэтому доверяюсь Николе, но держусь чуть сзади и сбоку.
Несколько раз проходим насквозь через мелкие азиатские ресторанчики. На нас не обращают внимания, отводят глаза, едва завидев седую голову провожатого.
Вляпываемся в неприятности, не доходя метров пятьсот до мостика через канал у храма.
Здоровенный мужик останавливает нас, словно шлагбаумом, мощной рукой преграждая дорогу. Сначала на него натыкается Никола, вслед за ним и я, не успев оттормозиться.
— Стоять! — велит он, пристально разглядывая нас из под нахмуренных бровей.
Я обращаюсь к силе, мысленно матерюсь, что слишком мало. Её недостаток отдается шумом в ушах. Мой провожатый заметно напрягается, засовывает руки в карманы куртки.
Твою ж мать!
— Да оставь ты этот сброд, испачкаешься, — доносится высокий голос.
Из услужливо распахнутых дверей ресторана выходит горделивое создание. Обладатель почти женского сопрано одет в идеально сидящий серый костюм. Зачесанные назад длинные темные волосы блестят в свете уличных фонарей.
На гладком точёном лице парня играет улыбка такой степени презрения и скуки, что аж отдает кислятиной во рту.
Мы делаем несколько шагов назад, пока охранник не удовлетворяется дистанцией и отворачивается к своему господину.
Аристократ бросает на нас мимолетный взгляд, делает взмах рукой и охранник распахивает над ним зонт.
— Вот поэтому я и говорю, что надо закрывать центр от всякой швали. Они своим видом и вонью только порочат столицу, — франт специально повышает голос, чтобы мы услышали.
Я даже внимательно осматриваю себя и Николу, принюхиваясь. Так себе видок, не спорю. Но называть нас швалью и сбродом… И не пахнем мы, с меня все ароматы давно смыло дождём. А от моего провожатого вполне нормально пахнет, причём недешёвым мужским парфюмом.
— Что, неприятно находиться с другой-то стороны? — слышу я тихий голос Николы.
— Что? — я даже сначала не понимаю, о чем он, доходит через пару секунд: — Да мне плевать, с какой стороны находиться.
От злости я повышаю голос и шепот превращается в судорожный хрип. Конечно, я не видел эту самую сторону этого мира. Хотя она везде должна быть одинаковая.
Но становится мерзко. Пренебрежение — черта не только аристократическая. Но, имея власть, положение в обществе и золотую ложечку в заднице, моральные принципы могут сильно исказиться.
Мне сильно хочется вмазать по смазливой роже аристократа. Чувствую руку на своем плече — Никола сильно сжимает, переключая внимание на себя.
— Не вздумай, пацан, — шипит он. — Успокойся. Ему ты ничего не докажешь, только сам попадёшься. Силёнок не хватит.
— Откуда…
— Думаешь я не понял, что ты бы меня прибил, будь у тебя достаточно силы? — смеётся мужик, утягивая меня в сторону. — Зыркал ты так, что понятно всё стало. Ну хоть нос не воротил, как этот.
Хм, может и моя толерантность сыграла свою роль. Да вот только презирать людей, о которых ты ничего не знаешь — глупо. И опасно. Как и недооценивать тоже глупо.