Тор - Денис Геннадьевич Моргунов
«Петрович! Черт возьми! Срочно нужно узнать, как он!»
Я спрыгнул с насиженного места и, обегая дома, бросился к лавке Степановича. Выглянув из-за угла и убедившись, что за кустами эти двое не заметят меня, юркнул в нужный дом, запирая за собой дверь стальным засовом.
– Да ты охренел! – рявкнул торговец, резко встав со стула и уперев руки в прилавок. – Какого черта?!
– Там, – запыхавшись, начал я, – двое идут к тебе. Одного впервые вижу, а второго знаю – это один из прихвостней Клементьева. Помнишь, я рассказывал тебе о причинах моего появления здесь?
– И? – недовольно пробурчал старик. – Зассал, что ли? Решил спрятаться?
– Нет! – с досадой огрызнулся я. – Жопой чую, с Петровичем что-то произошло. Не просто так этот амбал приперся в Зону. Он за мной пришел. А о том, что я здесь, знал только твой брат!
В дверь постучали. Мы с торговцем молча смотрели друг другу в глаза. Напряжение повышалось с каждой секундой.
– Быстро в подсобку, – процедил сквозь зубы Кривой. – Сиди и не высовывайся. Посмотрим, что им нужно.
Я осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, открыл сваренную из арматуры решетчатую дверь и прошмыгнул в кладовку. Устроившись в темном углу так, чтоб оставаться невидимым снаружи, принялся наблюдать за происходящим в лавке.
Снова раздался стук, только теперь он стал куда более настойчивым. Казалось, что в дверь колотили тяжелым ботинком.
– Иду! – хрипло рявкнул Степанович, направляясь ко входу. – Поссать спокойно не дадут! – Отодвинув засов, старик распахнул дверь. – Что, нетерпячка?!
– Здорова, Кривой, – поприветствовал торговца незнакомый мне человек. – Это я, Жаба! Что, не признал? Стареешь.
– Входи, да побыстрее. Нечего сквозняк устраивать, – недовольно бросил Степанович, возвращаясь за прилавок и запирая решетку на замок. – Почто явился?
– А ты, я смотрю, как обычно не в духе? Хотя, чего уж там, это твое постоянное состояние. Никак не привыкну. Нам с товарищем погостить бы пару-тройку суток. Организуешь?
– Мест нет. На днях новая партия зелени прибыла. Еле всех разместил.
– Что-то я толпы новичков в деревне не заметил. Лукавишь, Кривой. С чего бы это?
– Сказано же, мест нет! – вспылил торговец.
– Ладно, – будто бы смирившись, произнес Жаба. – Нет так нет. Надеюсь, припасы пополнить можно? Или тоже дефицит?
– Давай список.
– А на хрен мне список? Я тебе и так скажу, что нужно: три пачки патронов пять сорок пять, две под «парабеллум», три пачки сигарет, пару суточных ИРП и флакон беленькой.
Собрав все перечисленное, Степанович получил деньги и сел на стул, демонстративно уставившись в экран ноутбука.
– Нехорошо при встрече со старыми приятелями рожу кривить, Кривой, – складывая покупки в рюкзак, произнес Жаба и хохотнул от внезапного каламбура. – Ну, ничего. Аукнется тебе это еще. Вот увидишь.
– Угрожать мне вздумал?! – взревел Кривой. – А ну пошел вон! И своего уродца не забудь!
– Все, фраер, ты меня допек! – выпалил охранник Клементьева, выхватив из-за пояса пистолет и направляя ствол на торговца. – Ты кого уродцем назвал, дятел?!
– Малмыга, остынь, – спокойно произнес Жаба. – Не стоит этого делать. Не успеешь выйти за порог, нас обоих замочат. Он тут в законе, а ты по беспределу сейчас гоношишься. Не сто́ит. Пошли. Нам еще место для ночлега найти нужно.
– Слышь, ты! – прошипел Малмыга. – Я тебя запомнил. Земля квадратная, на одном из углов обязательно встретимся. Там-то я тебя и попишу. Перо у меня отменное.
– Ах ты тварь! – взревел я, хватая автомат и буквально выметываясь из своего укрытия. – Вали отсюда, пока я в тебе дырок не наделал!
Жаба схватил своего кореша за воротник и волоком вытащил его на улицу. Там их уже ждали: Лось, Лемур, Хмурый и еще несколько сталкеров. Я, выбежав из торговой лавки, остановился на пороге, держа на мушке эту гнилую парочку. Парни были в бешенстве. Напряжение повисло в воздухе. Казалось, малейшее неверное движение отморозков – и начнется пальба.
– Мужики, – поднимая руки вверх, начал Жаба, – остыньте. Вышло недоразумение. Мой товарищ вспыльчив. С кем не бывает? Опустите пушки. Мы тихо, спокойно уйдем. Зачем тратить патроны и нервы?
– Катитесь отсюда, – прорычал Хмурый. – И запомни, Жаба, тебе и твоим браткам здесь теперь не рады. Сунешься еще раз – завалю.
– Понял, – кивнул Жаба. – Все, без резких движений. Мы уходим.
– Ты че с ними базаришь?! – не выдержал Малмыга. – Не таких фраеров на перо сажали!
– Заткнись, придурок! – рявкнул подельник. – Ты и так накосячил нехило! Скажи спасибо, что еще дышишь, а не захлебнулся собственной кровью! Сказано – уходим, значит, уходим.
Разъяренный Малмыга развернулся и, зыркнув на меня полным ненависти взглядом, прошипел:
– А с тобой я не прощаюсь.
Затем он быстрым шагом направился прочь из Ясного.
– Парни, – буркнул Жаба, – еще раз прошу прощения. Бывайте.
Когда эта омерзительная парочка скрылась из виду, все наконец-то выдохнули. Началось обсуждение происшествия, но я не стал вступать в разговор, а вернулся к Степановичу.
Старик сидел за прилавком. Нахмурив брови, он стучал пальцами по столешнице и что-то бормотал.
– Вы как? – поинтересовался я. – Все в порядке? Они ушли.
– Уроды конченые! – проскрипел торговец. – В последнее время некоторые начали забывать, где они находятся. Ничего. Зона все видит. – Степанович достал КПК и набрал чей-то номер. После череды длинных гудков с досадой бросил его на стол. – Крепыш не отвечает. Ни на домашнем, ни по мобильному. – Снова побарабанив пальцами, старик поднял взгляд и попросил: – Позови сюда Лемура.
– Я здесь, – отозвался сталкер, который все это время стоял в дверях. – Чего надобно, старче?
– Озадачь своих ребят в Славутиче. Пусть разузнают об одном человеке.
– Не вопрос, – кивнул Лемур.
– Адрес, контакты, имя и фамилию пришлю тебе немного позже на коммуникатор. Все, парни. Оставьте меня.
Развернувшись, мы направились к выходу. Толпа на улице разошлась. Делать было нечего, поэтому мы решили посидеть с молодежью у костра. Худощавый парнишка с белыми как снег волосами играл на гитаре и пел песню «Мы не ангелы, парень». Текст заставил задуматься. Ведь действительно – ни хрена мы не ангелы. Жуки навозные, вот кто мы! Копошимся в дерьме, не замечая гнусного зловония. Даже преследуя некую благую цель, человек рано или поздно с головой погружается в омерзительную субстанцию, считая ее чем-то вполне естественным. А после… После уже не вырваться из трясины. Не отмыться и не вывести зловония. Во всяком
