Майкл Стэкпол - Призрак войны

Я посмотрел на мою спасительницу.

– Благодарю вас.

Она улыбнулась, её голубые глаза горели огнем, похожим на отблески сапфира на её шее.

– Просто ответная любезность.

– Извините?

– Никогда не стойте между мужчиной и его закуской, помните?

Я моргнул.

– Это были вы?

– Да и он тоже. Перасон Квом, кулинарный обозреватель от «Манвиль Джорнэл».

Я глянул на широкую спину и сотрясающиеся бедра, казавшиеся на фоне стены огромной бесформенной дырой.

– Квом – это его так зовут, не вас?

– Да. – Она слегка нахмурилась. – Вы недавно на Басолте, правда?

– Недостаточно давно, чтобы знать его, это точно. Вы, с другой стороны… – Я медленно растянул губы в улыбке, выторговав ещё секунду или две, чтобы мозги начали работать. В голубом вечернем платье с открытыми плечами, которое было на неё надето, она выглядела куда изысканней, чем в ховере и да, у меня зашевелились ассоциации. Она была намного элегантней, чем в новостях по головидению по поводу разлива канализации. – Вы имеете отношение к тем приютам для бездомных, которые принимали людей на прошлой неделе. Я вас помню, хотя видел только середину репортажа. Я не уловил вашего имени.

– Так там, в ховере, вы не имели представления кто я?

– Нет, просто проявил вежливость. А что, должна быть разница?

– Для некоторых – да. – Она подала мне свою руку. – Я Бьянка Джермейн. Дочь графа Гектора.

27

Он редко болел, но собиравшихся у его кровати оживляла слабая надежда на то, что он умрет

Курорт «Дворец Эмблина»

Контресса, Гранатовое побережье

Басолт

Префектура IV, Республика Сферы

9 февраля 3133 года

– Его дочь?

– В зависимости от его настроения. – Квом с трудом пробрался через толпу. По его многочисленным подбородкам вились маленькие сальные оранжевые пятна. Собачка, которую он держал под левой рукой попеременно лизала то его лицо, то край тарелки, вмещавшей покосившуюся пирамиду еды. – Простите мне моё вмешательство, я – Квом. Как ваши дела, моя дорогая леди? Кто ваш друг?

Бьянка терпеливо улыбнулась.

– Возможно мы сможем догадаться вместе. Он был с нами в автобусе.

– А, в автобусе. Ненавижу автобусы, но Крошка не может летать, что же тут поделаешь. Он улыбнулся, что углубило жировые складки на его лице. – Кроме того, журналу совсем не обязательно знать, что я сделаю с деньгами, полученными на проезд сюда.

– Совсем необязательно. – Бьянка положила свою руку на его правую, державшую тарелку, что вызвало сердитое рычание Крошки. – Ещё раз благодарю тебя.

– С превеликим удовольствием, дитя мое. – Квом посмотрел на меня. – Как вас зовут, сэр?

– Сэм Донелли. Я консультант по особым проектам. – Я усмехнулся. Я не стал протягивать Квому руку, решив, что лишусь пальца или двух – либо поломает он, либо отгрызет Крошка.

Бьянка тряхнула мою руку в крепком рукопожатии. – Если мне будет дозволено спросить, что имел в виду Квом, говоря о настроениях вашего отца?

Квом закатил глаза.

– Вы что, не местный, что ли?

– Прояви любезность, Квом. – Бьянка мягко улыбнулась. – Мой отец правит планетой милостиво и разумно, но с некоторыми взглядами, которых он придерживается, я не согласна. Он считает, что требование Республики служить обществу в обмен на гражданство означает всеобщую обязанность трудиться. Он видит в тех, кто впал в нищету, симулянтов и социопатов, стремящихся затянуть нас всех в свою трясину. Он полагает, что они уже родились с дурными наклонностями и просто не смогли подняться над своей натурой.

Квом за раз проглотил больше, чем я съел за две предыдущих трапезы.

– А вот этот ангелочек, напротив, верит в человеческие добродетели и посвятила свою жизнь помощи наименее удачливым из нас. Она основала Благотворительный Фонд Басолта, который на частные пожертвования финансирует приюты для бездомных, программы бесплатных обедов и прочее – для всех людей, вне зависимости от их прошлого. Её отец считает это потворствованием преступникам, но смягчается, когда её усилия встречают благодарность в народе.

Бьянка рискнула вызвать рычание Крошки, потрепав Квома по плечу.

– Квом пожертвовал деньги, выделенные ему на дорогу, нашему фонду и, кроме того, много сделал, чтобы заставить рестораны отправлять остатки еды в приюты.

– Делаем, что можем, разве не так, Крошка? – Мужчина поцеловал собачонку такими толстыми губами, что засосал пол её головы.

– Похоже, вы делаете очень нужную работу. – Я засунул руку в карман и вытащил один из двух чеков на пять тысяч стоунов, полученных мной в обмен на выигранные фишки. – Пожалуйста, примите. Я бы тоже хотел помочь. Я видел всех этих бедных людей, кто остался без крыши за головой из-за затопления коллекторов.

Квом начал переминаться с ноги на ногу, как будто в его брюках образовались складки, а собачка сочувственно заскулила.

Бьянка взяла чек, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

– Мистер Донелли, это очень щедро с вашей стороны. Я не могу… То есть, это конечно нам очень нужно, но вы точно уверены?

Я кивнул.

– Нужно благодарить не меня, а неумение играть в покер мужчины вон там, вот тех двух там, вон той женщины и вон того рыжеволосого господина.

Она проследила за моим указующим перстом и фыркнула.

– Это будет их первое пожертвование фонду. В таком случае, я беру.

– Хорошо. Если смогу выиграть ещё, буду жертвовать и дальше.

Квом задумался.

– Вам следует поучаствовать в играх по-крупному. Денег больше, игроки хуже.

– Вы это лично проверяли?

Он потряс головой, и его щёки ещё долго продолжали сотрясаться после того, как он остановился.

– Они не пускают Крошку в комнату вместе с папочкой. Но я наблюдал и слушал. Я журналист, в конце концов, даже если меня ценят только за чувствительность моего языка.

Я проходил мимо зала, где велись игры по-крупному, но ставки начинались с двадцати тысяч.

– Увы, меня они тоже не пустят.

Квом смерил меня долгим взглядом с головы до ног.

– Я спонсирую вас на сто тысяч. Половину выигрыша отдадите фонду.

– А если проиграю?

Он засмеялся.

– Мой дорогой мальчик, я не испытываю особой нужды в деньгах. В любом заведении на этой планете, в которое я пожелаю зайти, меня немедленно накормят обедом или тремя, предоставят номер и будут расточать дары, в надежде, что я, если не помяну их благосклонно, то уж не стану отзываться о них уничижительно. А ещё есть тьма компаний, производящих эти ужасные полуфабрикаты, которые платят мне невероятные гонорары как консультанту, чтобы я из шкурных интересов не рассказывал людям насколько пластиковые контейнеры будут вкуснее и питательнее сомнительных продуктов, которые в них упакованы.

Крошка, явно уже слышавший эту обличительную речь раньше, подтверждал сказанное рычаниями.

– В таком случае, должен заметить, что вы очень добры.

Вдруг зазвучал грубый голос.

– Впервые что-то подобное сказано об этом мешке свиного жира.

– Уж лучше пусть меня сравнивают с этим благородным животным, чем с каким-нибудь мерзким скотом. – Квом фыркнул и отвернулся к шведскому столу, а на плечо Бьянки положил руку высокий молодой человек со светлыми волосами и карими глазами.

Мужчина смотрел на меня с явным презрением, сквозившим в его глумливой усмешке.

– Ты свободен.

Усмешку я бы ещё стерпел, но меня задели его высокомерное отношение и абсолютная уверенность, что я – насекомое, которое он легко может раздавить одним движением ноги. Я медленно перевел взгляд на Бьянку.

– Миледи, вы случайно не знаете, присутствует ли на этой встрече врач?

Вопрос застал её врасплох и она в смятении затрепетала ресницами.

– Думаю, да. Да, конечно. А что?

– А то, что если он не уберет руку с вашего плеча, я обеспечу ему весьма болезненный вывих локтя, для лечения которого потребуется две операции и год физиотерапии.

Ледяной тон моего голоса заморозил ухмылку на его губах.

– Ты хоть представляешь себе…

Бьянка покачала головой.

– Бернард, мистер Донелли недавно на Басолте. Сэм, это мой брат, Бернард.

Я смерил его взглядом и обнаружил сходство. Он не был похож на свои портреты из книг, его волосы были светлее, и бороды он уже не носил. Я ничего больше не сказал.

Бернард фыркнул, но у него не получилось так же хорошо, как у Квома. Он задержал на мне взгляд на мгновение и перевел его на сестру.

– Отец хочет тебя видеть.

– Здесь? Сейчас? – Она поднялась на цыпочки, чтобы увидеть графа Джермейна, обменивающегося рукопожатиями с Эмблином. Оба улыбались в головизионные камеры, запечатлевавшие происходящее для потомков. Невзирая на их улыбки, я видел напряженность в их жесткой хватке и улыбки не распространялись даже на кончики губ. Глаза изливали чистый яд.