Олег Никитин - Черный Шаман
– Хорошо. Но больше никуда.
– Будем сидеть, как прикованные, – пообещал Вадим.
Зейла поправила на плече сумочку, где лежал маузер, еще раз внимательно осмотрелась и пропала в ближайшем проулке.
– Я пить хочу, командир, – заканючил Ирвин, когда они уселись прямо на вялую травку и привалились спинами к забору. – У тебя есть вода?
– Есть немного.
– Давай сюда скорее, пока я не сдох от жажды.
– Эй, погоди, а где твоя калебаса?
– Я ее выменял, – похвалился Ирвин. – Очень выгодно.
– На что?
– Какой ты любопытный, чувак! Дай воды, тогда скажу.
– Да мне неинтересно. – Вадим сделал безразличное лицо. – Это ты должен меня уговаривать, а не я тебя. Фляжка-то – вот она!
Вадим любовно похлопал по емкости. Термопрокладка приятно пружинила под ладонью. Как бы подольше беречь ее от жадного полковника? Впрочем, они же не вернутся к нему, так что за имущество можно быть спокойным.
Американец сунул руку за отворот гимнастерки, громко там поскребся и сообщил:
– Жадный ты, Косинцев. И любопытный. Прямо как женщина.
– Но-но! Поаккуратней на поворотах, солдат. Рискуешь схлопотать в ухо.
Ирвин с опаской отстранился.
– Так на что сменял калебасу? Последний раз спрашиваю. Потом у меня интерес закончится и пробудится жажда. Сам все выпью. А вода-то прохладная!
Хэмпстед скрепя сердце сообщил:
– На улучшающие потенцию трусы из шкуры хухум!
– Наср и Номмо! – простонал Вадим. – Опять эта байда с «живыми» трусами и кожей. Она никогда не закончится! У кого ты их выменял, мистер коммерсант? У покойничка Джадо, что ли? – спросил он, вспомнив рассказ погибшего снайпера-бисексуала.
– Ну, тогда этот парень еще не был покойником... А жаль. Если б я знал, что потом можно будет задаром у трупа вытащить, ни за что не стал бы обмениваться!
– Да ты настоящий мародер, солдат! – покачал головой Косинцев. – Почему же не забрал с трупа калебасу?
– Проклятый Джадо уже успел выменять ее на консервы, а деньги потерялись, – вздохнул Ирвин. – Почти все. Хорошо, что хотя бы консервы я прихватил. Когда вернемся в лагерь таха, поделюсь.
– Надеюсь, мы туда больше не вернемся, – усмехнулся Вадим.
Он снял с пояса фляжку, поболтал, определяя, сколько там воды. Было не больше половины. Ирвин следил за действиями товарища с плохо скрываемым нетерпением.
– А вообще, если Джадо отдал тебе настоящие «живые» трусы за литр воды в сушеной тыкве, то он просто идиот. Или ты кретин, что взял у него подделку, – сказал Косинцев, а затем с подозрением уставился на товарища: – А может, ты просто потерял ее и теперь потчуешь меня небылицами?
– Чувак, от тебя ничего не скрыть. В калебасе я хранил свои трудовые метикалы, вот вместе с ними и выменял.
– А зачем тебе эти трусы? Неужели появились проблемы?
– Как сказать... – пожал плечами Ирвин. – После случая, когда я не сумел ублажить ту сумасшедшую старуху в деревне Потрясающего Пальмы, начались какие-то сомнения. Вдруг она права, и я на самом деле неважный мужчина? Да и в Чикулеле девчонка как-то странно себя вела. Все время кричала, что я слишком медлю, а в конце – что слишком поторопился. А с «живыми» трусами я любую женщину объезжу так, что мало не покажется!
– Они и сейчас на тебе?
– Нет, что ты! В кармане лежат. Я бы в них ходить не смог. Крутая штучка и действует мгновенно. Раз, и на дыбы! – Хлопнув ладонью по сгибу локтя, он показал, как именно действуют трусы. – Теперь давай воду, чувак.
Вадим с тяжелым сердцем передал ему флягу. Негр присосался к ней так яростно, что казалось: сосуд вот-вот вывернется наизнанку через горловину.
– Слушаю я тебя и думаю: а вдруг «живая» кожа имеет такой же эффект?
Однако предположение Косинцева не нашло отклика у подчиненного – Хэмпстед был слишком занят.
– Эй, эй, хорош! – Косинцеву пришлось отнимать емкость силой. – Ты прямо помпа какая-то, а не солдат.
Ирвин с сожалением проследил, как бывший сержант сделал глоток воды, запечатал флягу и повесил на ремень. Затем Вадим вытер губы тыльной стороной ладони.
– Давно хотел тебя спросить, брат. Ты откуда так хорошо французский знаешь? Готовили к диверсионному забросу на Эйфелеву башню?
– Шутишь... Я не только французским, даже китайским мандаринским диалектом владею. Обязательный курс интенсивной армейской подготовки. Нейропсихология плюс электровоздействие, плюс килограмм пилюль, и готово: три тысячи самых распространенных иероглифов за месяц. Жутко эффективная штука, хоть и опасная. Каждый пятисотый курсант получает рак мозга, каждый трехсотый шизофрению. В нашем наборе покойников не было, но один литовец спятил по-настоящему. На французских глаголах заклинило. Начал считать себя Бэтменом, визжать как летучая мышь и искать по ночам плохих парней.
– И что с ним стало? Войлочная комната и пенсия семье от Конгресса?
– Ну да, как же. С ним сразу спецы-мозголомы заработали. Показали портрет одного кокаинового барона и забросили в Колумбию. Литовец там здорово погулял, человек сто завалил. Для него ведь все латиносы на одно лицо. До наркобарона, правда, так и не добрался. Его ягуар в джунглях сожрал.
– Барона?
– Литовца.
– Врешь, – засомневался Вадим. – Прямо хищник какой-то инопланетный, а не курсант.
– Очень надо мне врать! Ребята рассказывали, так всегда делают. Слишком накладно пожизненную пенсию оплачивать. Да еще палату в психушке. Ну что, командир, пора сматываться. – Негр бодро поднялся на ноги. – Надсмотрщица ушла, Шаман далеко. Самое время задать дёру. Думаю, твое и мое начальство обрадуется, когда мы появимся с докладом о местонахождении штаба мятежников.
Вадим, чьи соображения ничуть не отличались от этих мыслей, тем не менее, покачал головой:
– Совсем проклятия не боишься, брат!
– Да плевать я хотел на проклятие. Я не такой темный, как бы мог бы подумать.
– А притворялся мастерски! Нет, не пойдем пока. Давай подождем Зейлу.
– Зачем? – удивился негр. – Она же нас не отпустит. Еще пристрелит за измену. Я ее сильно опасаюсь, чувак. Она настоящая фанатичка.
– А проклятья Мвимба-Хонго, стало быть, уже не опасаешься? – недоверчиво осведомился Вадим. – Задушат тебя собственные руки или в животе поселятся мыши, а в паху – кобра. Никакие волшебные трусы не помогут. Разве ты забыл, что заколдован по самые гланды?
Ирвин нахмурился.
– Ладно, чувак, боюсь, ты прав. Но если помнишь, Шаман и полковник Забзугу говорили, что киафу тоже сильные чародеи. Особенно президент Волосебугу. Если мы расскажем, где прячутся таха, он меня обязательно расколдует. А вот если твоя девка всадит из маузера пулю в башку, уже точно ничто не поможет. Зароют в безвестную могилу или того хуже, на помойку выбросят. Так и стану обычным зомби. Пойдем скорее!
– Не могу. Если она нас потеряет, ее саму могут убить.
– Ну и что? Или ты влюбился в нее? Вади-им! – Хэмпстед покачал пальцем. – А как же Эльза? Ведь ты собирался жениться, когда вернешься на Землю.
Косинцев помрачнел. Он уже и сам все нервы истрепал, думая над сложившейся ситуацией. С одной стороны Эльза – своя, белая, земная. Холодноватая и явно «себе на уме», но зато покорная. С другой – Зейла. Страстная и открытая, настоящая дикарка. Командовать любит. Да еще с маузером не расстается. А полковой психолог на Косово не раз говорил: оружие, ребята, самый первостатейный фаллический символ. Владение им обозначает стремление доминировать над окружающими. Причем силой. Не очень-то приятно, когда женщина, чье предназначение подчиняться мужчине, начинает размахивать перед его носом таким убедительным фаллическим символом.
К счастью или наоборот, проблема разрешилась без участия диверсантов. Из-за длинного каменного дома с затянутыми противомоскитной сеткой окнами вынырнула Зейла и замахала им рукой:
– Сюда!
– Наср, не успели, – буркнул негр. – Что сейчас?
– Отставить панику, рядовой. Я попытаюсь склонить ее к побегу, – без особой уверенности пообещал Вадим.
* * *– За мной, – приказала Зейла, когда они подошли, и устремилась в ближайший проулок. – Я нашла отличное место для засады.
Проулок был узким и извилистым. Настоящий каньон между двухэтажными хибарами, построенными из типовых пенобетонных блоков. Влево и вправо от проулка ответвлялись совсем уж узкие щели, ведущие непонятно куда.
Кое-где в этих щелях творились странные дела. В одной из них Вадим заметил модника в белоснежном костюме. Шею хлыща украшала толстая золотая цепь, он дудел на хриплом саксофоне в окружении пляшущих потных девиц. В другом проулке два оборванца, сидя на корточках один напротив другого, крутили лежащую между ними бутылку. Выглядели оба чистыми троглодитами, только что вытащенными из пещеры. Когда Вадим был школьником, таким манером – с помощью бутылки – определяли, кто с кем будет целоваться. Правда, для игры в классическую «бутылочку» требовалось минимум четверо разнополых участников.
