Игорь Николаев - Железный ветер
— Ладно, — ответил Шварцман, припечатав ладонью крашеную столешницу, разрисованную веселыми цветочками. — Подождите минут десять, что-нибудь придумаем. Вроде какие-то русские десантники успели вырваться из боя, и их должны были перебросить как раз туда, куда нужно… Самое то — гвардия, опытные, в бою поучаствовали. Сейчас узнаем, что с ними и где. Да, кстати… Что он, попаданец этот, там забыл, в Барнуме?
— Не знаем, — честно ответил Басалаев. — Найду — спрошу.
Глава 6
НИСХОЖДЕНИЕ В АД
12 октября
Таланов вновь потер виски, сдерживая стон и рвотные позывы. Он немного отошел от контузии — помог «сундучок злого доктора», — но тяжелая, давящая боль прочно обосновалась под сводом черепа, методично выдавливая глаза, заливая голову свинцом. Больше всего капитан хотел лечь прямо здесь, под партой, и провалиться в беспамятство, хотя бы для того, чтобы на какое-то время не чувствовать боли и дурноты.
Петр Захарович был очень плох, бледный как смерть, с пепельно-серыми губами. Весь лоб представлял собой сплошную гематому, обе руки чуть выше запястий заканчивались забинтованными «варежками». Подобравшийся слишком близко вражеский солдат бросил гранату, майор успел застрелить его и рефлекторно закрылся руками накрест, склонив голову. Большая часть осколков его миновала, но несколько мелких пришлись в шлем и по рукам. Майор остался в сознании, но к дальнейшему командованию был непригоден. Новым командиром стал следующий по старшинству офицер — капитан Таланов.
Бой стоил батальону очень дорого, в строю осталось не более четырех десятков бойцов, мост защитили, но уничтожить не смогли. На левом фланге противник уже переправился, и выбить его не было никакой возможности. Из разведчиков и посланного им в поддержку отряда вернулся только Армен Горцишвили — с головой, замотанной окровавленной тряпкой, в изорванном обмундировании, с трофейной винтовкой, той, что с магазином сбоку. Он коротко доложил, что больше никого не будет, вражеская переправа задержана, но не более чем на час-два.
Положа руку на сердце, Таланов признавался себе, что до сих пор батальону сказочно везло. В кульминационный момент боя их спасли французские пушки, а затем противник позволил им отступить. То ли супостат считал приоритетной организацию переправы, то ли опасался новых сюрпризов, но маленький, отягощенный ранеными обоз отошел в тыл без помех. Несколько раз, оглашая окрестности воем двигателей, прямо над ними проносились «визгуны», дважды поодаль пролетали британские гиропланы, и каждый раз новый комбат думал, что на этот раз — все. Но у авиации противника, вероятно, хватало иных забот.
Раненых устроили во французском полевом госпитале. Вернувшийся оттуда Поволоцкий, следивший за размещением солдат, на короткий вопрос «Как там?» промолчал и залпом выпил мензурку неразбавленного спирта, что говорило само за себя.
Сократившийся в несколько раз отряд двигался на север, к Барнумбургу, чтобы влиться в состав корпуса Ингвара Кнорпеля, но на подходах к «Жемчужине Европы» его перехватил майор из контрразведки Лимасова с личным приказом командующего объединенным фронтом Антона Шварцмана.
К ночи Басалаев, Зимников и Таланов собрались втроем, все в том же классе, где накануне Басалаев просил солдат у Шварцмана. Школа опустела — штаб перебазировался, уходя от опасной близости к неспешно, но неудержимо накатывающемуся фронту. Эвакуация подходила к концу, на грузовик прямо под окном грузили канцелярщину, и шум кантуемых ящиков сплетался с разноголосой руганью.
Басалаев изучающе взглянул на майора и капитана — старого и нового командиров части, которую ему от щедрот своих выделил Антон Генрихович. Следовало признать — в обстановке грядущей и неизбежной катастрофы дар был не из худших. Гвардия, с солидным боевым опытом, пусть и полученным до войны, принявшая бой против превосходящих сил врага, но не дрогнувшая. Однако… слишком уж их было мало.
— В настоящий момент противник обходит город с севера, вдоль бельгийской границы, — объяснял задачу Борис Михайлович. — Его передовые части подошли к пригородам, но в сам Барнум особо не лезут. Там преимущественно англы, они неуютно чувствуют себя в застройках — привыкли разных негров гонять. Так что предпочитают понемногу просачиваться, показывая, какие они страшные и как много у них оружия…
Таланов уронил голову на грудь и всем телом качнулся вперед, словно собираясь упасть, но сразу же встрепенулся, вернул вертикальное положение и изобразил полное внимание. Басалаев стиснул зубы, вдохнул и выдохнул, гася вспышку гнева.
И с этой инвалидной командой, с контуженным офицером, засыпающим прямо по ходу инструктажа, майору предстояло отправиться в Барнумбург. От злости захотелось что-нибудь сломать, в первую очередь от злости на самого себя. Рисковые решения обычно оправдывают себя, но если уж проваливаются, то с треском. Решение о том, чтобы переправить спецгруппу на дирижабле, было рисковым, но обещало серьезный выигрыш во времени. Риск не оправдался, фиаско получилось полным. Басалаеву было не особо жаль людей — они были добровольцами и знали, на что шли, но теперь не было ни времени, ни группы…
Что ж, как было написано в одной из книг пришельца, «у меня нет для вас других Гинденбургов». Или «другого народа»?..
— Так кому сейчас принадлежит город? — хрипло спросил Зимников, горбясь и бережно скрещивая на груди забинтованные руки, словно защищая их. Комбат держался на последних крохах воли и здоровья, но категорически настоял на том, чтобы лично ознакомиться с новым заданием его части. Немолодой уже армейский майор воспринимал свой батальон как большую семью и тяжело переживал, что в новый бой она отправится уже без него. Басалаев не возражал — опытный военный вполне мог посоветовать что-то полезное и правильно напутствовать Таланова.
— Никому, — сообщил Борис Михайлович. — В этом-то и беда. Там нет какого-то конкретного гарнизона или соединения, с которым можно было бы связаться. Сейчас Барнум — сплошная ничейная зона, по ней бродят отдельные отряды врага, мародеры, дезертиры, сумасшедшие, «дьяволиты», гражданские, которые бегут из города, отряды самообороны, наши разрозненные части и еще черт знает кто. Приют Рюгена находится достаточно близко к центру, в районе «старого города», так просто к нему не пройти. Поэтому вы мне и нужны.
— Как скажете, — сказал Таланов, глухо, но разборчиво. — Кто такие «дьяволиты»?
— Сумасшедшие, — пояснил Басалаев. — Сектанты-апокалипсисты.
— Совет, — все так же хрипло проскрипел Зимников.
Басалаев развернулся к нему, готовый слушать.
— Что, больше никого на примете нет? — спросил Петр Захарович. — Совсем никого? Только мы?
— Никого, — качнул лобастой головой Басалаев, отмечая это «мы». Да, жаль, что комбат выбыл из строя, и притом надолго выбыл. Хороший командир.
— Людям нужен отдых. — Зимников слабо махнул руками, предупреждая готовое сорваться с уст полицейского возражение. Движение замотанных бинтами белых «варежек» было одновременно и жалким, и страшным. Басалаев осекся.
— Поверьте бывалому человеку, — продолжал Зимников. — Сейчас от батальона толку не будет. Марш, затем окапывались, потом бой. Снова бой, затем снова переход. Если всех погнать снова, то на первом столкновении все и закончится. Сейчас они не бойцы.
Зимников тяжело закашлялся, задел рукой об руку и мучительно скривился от резкой боли. Действие морфия заканчивалось, на бледном лице выступили крупные капли пота. Майор говорил все с большим трудом, делая длинные паузы между предложениями и словами.
— Да и нет смысла сейчас идти, — продолжал он. — Придется избегать главных улиц, красться по задворкам. Если все пройдет хорошо, возвращаться будете по светлому. Опасно. Дайте батальону отдых. Идите завтра, ближе к вечеру. Благо темнеет теперь рано.
— Завтра уже наступило, — автоматически поправил Басалаев, вставая. Он прошелся по классу, остановился у окна, скрестив руки на груди. Поймал себя на том, что неосознанно скопировал позу Зимникова и резким движением развернул плечи, складывая руки за спиной — пальцы в замок. Петр Захарович с печальной и понимающей улыбкой следил за этими эволюциями. Таланов все же заснул, как и сидел, лишь голова запрокинулась назад.
Канонада стала чуть слышнее. На северо-востоке, несмотря на ночную тьму, пульсировала желто-красным светом тончайшая полоска, разграничивающая небо и землю — линия фронта приближалась.
Басалаев взглянул на провалившегося в беспробудный сон Таланова, затем повернулся к окну, посмотрел на полоску света, вспыхнувшую особенно ярко. Следовало принять решение…
— Сегодня… к вечеру… — сказал он наконец через силу и повторил, словно убеждая кого-то, кроме самого себя. — Да. Отдых и выступаем. Будем надеяться, что успеем…
