Сергей Переслегин - Война на пороге (гильбертова пустыня)
Вертолет доставил его обратно в Южный, и уже в самолете на Москву Первый читал электронные записки Владлена. Игра собрала отчет, который мог бы стать романом века, если бы были силы упаковать его в фантастику или какую беллетристику для любителей стратегических сюжетов. Нужно поговорить с Гномом. Он сможет.
Первый ничего не чувствовал, кроме легкого шелеста внутри. Он не был усталым... Он просто не был... Он летел и как бы листал страницы игры, отгоняя от себя лишнее, субъективное, непригодное для официального доклада. Владлен писал кратко. Они все улетели сразу после банкета, потому что время не ждало, а он вот завернул на Курилы. Растянув время, которого не было.
«Русско-японско-корейско-тайваньско-китайская война 2017 года, насколько можно судить, в компактифицированном виде заключает в себе десятилетия "барьерных" войн и постиндустриальной катастрофы», — писал Владлен. «Прямо диссертацию пишет, да еще словами его, Первого».
С политической точки зрения война 2017 года интересна, прежде всего, тем, что это был первый открытый конфликт держав, вовлеченных в постиндустриальное проектирование, причем в той или иной степени он затронул все четыре Мировых Проекта.
— Ишь ты, заигрался. Смотрит на войну года эдак из 2020-го. Статью для энциклопедии пишет. Из Будущего. Девки Южно-Сахалинские на него во все глаза смотрели. В форме военной разведчик со взором горящим. Пижон. Даже Машка вздыхает. Машка проявилась отлично. Как всегда. И Гном. Зря Первый его как-то топил немного. Особенности личности, конечно, не очень, но командующий блестящий. В структуру его не сунешь, ладно — останется штатским. Там года через три-четыре, глядишь, такие «дырки» в кадрах будут, что и система сдастся. Японцы приглашают писателей к себе в будущее, мол, японский метафорический уровень по всему миру поддержите... А мы, братья вы наши узкоглазые, игромастеров командовать войной поставим, чтоб ваш метафорический уровень — да и бомбами с лица земли! А были бы в стране в достатке кадровые военные, так пролетели бы ролевики. Да где ж их, кадровых, взять... Демография круто разворачивала время вспять. Некому периметр удерживать...
Девчонка-пятикурсница вывела эскадру из Петропавловска с погашенными огнями. Это был ход. Гном ей, что ли, подсказал? Она не смогла развить свой маневр, но внесла конкретную панику в штабы наступающих. С тех пор каждую ночь Первый тихо выводил эскадру с потушенными огнями, предотвращая некоего Японского Гнома. Врешь, Григорьевич! Конверсия с Игры есть — и деятельная, аж жуть. Первый уже решил, что штаб войны будет в Хабаровске, а эскадру он выведет, если понадобиться, своими средствами. Он понял, что сейчас с удовольствием вывел бы все материалы в зону секретности, а с игроков взял бы подписку о
Сцли. Ццссмлш. Емм Це+имл***.
неразглашении. Демократия портила ему все карты. Он отогнал паранойю. Горский утверждал, что японцы вообще не воспримут эти университетские шутки. Они в своем снобизме постиндустриальности отметят событие как нечто среднее между туристским слетом и дискуссией молодежи с элитами перед выборами. Начальство Первого также вовсю открещивалось от мероприятия, что, конечно, дымовую завесу создавало. «"Он у нас на крючке! — последние слова Китобоя"», — некстати вспомнил Первый. — Больше играть нельзя, повторяемость появится, можно легко засечь. Никто не доказал, что у узкоглазых нет мерила активного мыс- ледеятельного поля, а вдруг они еще умеют его калибровать: слет тут или война с японцами?» Горский успокаивал Первого, что мы изобретем это сначала, а потом они уже украдут, как обычно. Так по Горскому проявлялась лояльность традициям международных отношений — история поступательна—Первый считал, что история с недавнего времени начинает скакать...
А война вышла, конечно, странная. Какое тут фазовое доминирование по Влад лену, тут вообще откат назад по полной схеме. Депрессия, конечно, потреплет их. Сахалин-то сдали. Молодцы! На бумаге, но сдали Сахалин... А в реальности, что ж, и Владик сдадут? «И Ригу сдадим, и Вильно, и Ревель уйдет чухне...», — что за старые стихи лезут в голову. Одно утешает, что, стало быть, жив еще. Владивостокские играть не приехали. Просили прислать результаты, нахалы, а там кое-какие силы были, и Первый ждал их. Хабаровск, наоборот, прислал команду, и явились какие-то кучные, тихие штабисты, а не студенты вовсе. Окопались, но сделали самый мощный анализ игры и быстро все — за последнюю ночь, вот вам и купеческий город, тормозной и раздумчивый. Нерефлективный как бревно. Сколько людей, столько и мнений. Пока сам не проверишь - выбирать нельзя. Первый утвердился в том, что штаб Будущей АТРовской войны будет в Хабаровске. Там появились субъектики, которые озвучивали позицию «мы».
В Северной и Южной Корее, в Китае, Тайване оказались такие армии, которые как-то по игре вообще не участвовали в войне... Она проходила мимо — и помимо них все такты. Однажды вдруг война пришла к ним сама, и тогда их самые талантливые полководцы почему-то не смогли ничего противопоставить внезапному решительному нападению и потеряли боеспособность до конца боевых действий. Первый остановил корейскую авантюру Гнома, потому что в детской игре она была незачем. Хотя мысль интересная. Вдруг да узкоглазые вспомнят свои колониальные амбиции! Да и память корейцев слишком уж консервативна, а на дворе быстрый исторический период, а в этом случае — чего боишься сегодня, то и случится завтра. Но играющие не тянули уровень двухходовок, и Первый остановил стратегические изыски Гнома как невозможные. Причем средненько играли все страны и, значит, все Проекты. Безликие Штаты все время запаздывали. А от этой страны в мире реальном Первый как раз опозданий не ждал. И хотя игроки единодушно списывали свои поражения на уникальный талант Гнома, воюющего за японцев, Первый понимал, что картинка в действительности будет именно такой: «нас не догонят, нас не догонят, ой-ой, уже поймали». Первый завершил войну на четвертый день, то есть на четвертую неделю с неопределенным результатом для «стран проектантов», но вышло, что она все равно была полностью и безоговорочно проиграна «непроектными странами». Тайванем командовала девчонка, которая оправится не скоро. Тайвань был захвачен, и никто политически против этого не возражал. Ее ноты и обращения к правительствам не подействовали. На третий день она ревела по погибшей тайской независимости. Включение в Игру прошло. Такая может и университет бросить. Вышло «на войне, как на войне». Дама из общественной палаты, социолог или психолог, сбежала в первый день, с ней как-то затерялись и преподаватели: мол, дачи, огороды, выходные, поэтому никто не орал, что вы не имеете права играть здесь в войну. Конечно, он не имеет. Но будет. Точка. Он и так дал им детский вариант без оргдеятельностных форм, требующих от играющего ведения «своей игры» в каждый момент времени вне зависимости от давления со стороны авторитет имеющих и Сюжета... Игорь сказал, что у них здесь вышли «ролевые игры плюс стратегический принцип обреченности». Мес-
CtfJiui Ае+ммылн Емм fle+имл****
тное телевидение прокомментировало игру как попытку московских особистов поиздеваться над Будущим Сахалина. «Мы стали полигоном для маньяков», — вещала передача голосом обличителя. Первый смеялся до слез. «Дорогая передача, во субботу чуть не плача», — вспоминался Высоцкий. Первый ощущал себя особистом питерским, несмотря на некое обобщенное чувство ко всей России. В центре это меняло расклад, а здесь нет. Сахалинская администрация приняла его в суровой академической обстановке. Все доложились ему по экономике, культуре и перспективах — будто он, по меньшей мере, посланник папы Римского — и не задали ни одного вопроса про цели и Игру. В центре фантазируют — только тешатся, а мы тут о людях думаем... Зато народу посмотреть на него набежало на целый конференц-зал. Все это напомнило ему доклады чиновников гоголевскому ревизору. Их лихорадило перед выборами. Их можно было понять. Первый отчетливо понял, во-первых, что они сдадут Сахалин... А во-вторых, что опереться здесь не на кого... Здесь был другой век. Предыдущий. Нигде так ясно не ощущалось этого, как на Сахалине. Время здесь медленно ползло назад. Строились новые дороги вовне, но собственно город внутренними дорогами хирел. Словно столица осыпалась изнутри. Местный историк ему как-то сказал: «Так не столица и была!» Плодо^ родные земли долины Александрова-Сахалинского зарастали. Долина с микроклиматом, столь удобная для столицы, была оставлена на запустение, а административный центр переехал в пыльный котлован, куда с сопок спускался во все времена года холодный туман. В Долинске помидоры росли, как в детстве, но они дорожали по дороге и превосходили по ценам московские. Парадоксов Сахалинской экономики Первый так до конца и не понял. Это была какая-то странная неинфраструктурная хозяйственность, сглазили их, что ли? — в сердцах думал он.
