Сергей Волков - Амулет (Потревоженное проклятие)
Джип встал метрах в десяти от «Камаза», осветив все вокруг фарами. Из него выскочило несколько человек, то ли пятеро, то ли шестеро, за слепящими галогенками я не разглядел, двое остались у джипа, остальные побежали к «Камазу». До них было метров тридцать, и я хорошо слышал, как один из рэкетиров зло крикнул остальным:
— В машине пошарьте, а потом сожгите ее к лебедям собачим! Если кого найдете — мочить на хрен!
Я вытянул руку с наганом, пристроил ствол в развилке ветки, поймал на мушку высокого светловолосого парня с монтажкой в руке, и вдруг понял, что не смогу убить человека, пусть даже и бандита. Не знаю, что тут сыграло решающую роль — то ли предупреждения «зампоружа», то ли внушенный с детства ужас перед словом «убийца», но в результате я перевел ствол на джип, решив бить по фарам.
Конечно, внутренний голос, лучший «друг» во всех опасных ситуациях, начал нашептывать: «А может лучше отлежаться тут, под кустиком? Ну, сожгут они машину, зато потом уедут, Саня с экспедитором тоже отсидятся, потом найдемся, выйдем на трассу…»
«Ну нет! В конце концов я на работе!», — резко оборвал я себя-внутреннего, прицелился в самую левую фару и нажал на курок!
Бам! Бам! Бам! После первого же выстрела я перестал дрожать и спокойно, как в тире, расстрелял шесть джиповских фар, потратив шесть патронов. Робин гуд, сукин сын!
Что тут началось! Рэкетиры врассыпную бросились от «Камаза», кто-то пару раз пальнул совсем в другую сторону, главарь заорал:
— Все в машину! Линяем, на хер!
Я с наслаждением рассадил последнюю фару, быстро поменял пустой барабан нагана на запасной, и выстрелил еще два раза в след уезжающему джипу, тускло светящемуся габаритами, один раз попав в колесо. Внутри джипа орали так, что даже мне было слышно, и я испугался — не подранил ли я кого? Но это навсегда осталось для меня тайной. Рэкетиры сноровисто удирали по полям, и вскоре шум мотора джипа стих в дали. Я в полной темноте вылез из-за куста, нервно закурил, с удивлением заметив, что у меня трясуться руки. Так, с трясущимися руками, сжимая в зубах сигарету и держа пляшущий наган наизготовку, я подошел к «Камазу». В кабине горел свет, распахнутые дверцы напоминали почему-то поднятые вверх руки… «Победитель, екэлэмэнэ!», — подумал я про себя, представив, как выгляжу со стороны испуганные глаза на испачканном лице, прихрамывающая походка, дедовский наган, дребезжащий в руке. Дедовский-дедовский, а не подвел!
Сзади раздался шорох — я резко обернулся, вскидывая револьвер — в неярком свете кабинной лампочки по кустам крался Смирнов, сжимая под мышкой портфель.
— Вылезайте, Смирнов! — крикнул я ему: — Все в порядке! Где водитель?
И не дождавшись ответа, заорал:
— Саня-я! Са-аня-я!
— Тута я… — раздался откуда-то сзади голос Пеклеванного: — Свалили, суки! Ну ты крутой, Серега! Не, в натуре, я и не думал! Выпить хочешь? У меня есть!
Я сел на подножку кабины, выплюнул изжеванную сигарету, усмехнулся:
— У меня тоже есть…
И вдруг заметил, что Смирнов, стоявший сбоку, смотрит на меня, причем если раньше в его взгляде было только презрение и безразличие, то теперь он явно заинтересовался мною. Колючий взгляд его бесцветных глазок словно говорил: «А ты оказывается парень — не промах! Не ожидал!».
Я тряхнул головой, отгоняя наваждение, полез в кабину, крикнув моим спутникам:
— Ну что, поехали!
И первое, что я увидел, устроившись на холодном сидении — бирюзовый, гневливо-глумливый треклятый глаз, таращащийся на меня сквозь лобовой стекло!
* * *Мы плутали по лесным и проселочным дорогом часа три. Без карты, без указателей нам явно не светило выбраться на трассу, и к полуночи, как раз примерно в то время, когда мы должны были переезжать Волгу, Пеклеванный заглушил мотор на какой-то поляне:
— Все! Баста! Ночью мы никуда не уедем — не видать ни фига! Будем ночевать, а завтра по светлу тронемся дальше, найдем какую-нибудь деревню, спросим, куда ехать!
Смирнов поглядел на меня, словно ожидая, что я воспротивлюсь. Но я только махнул рукой:
— Ночевать так ночевать! Да и пожрать не мешает! Давайте, доставайте, у кого что!
Мы соорудили из моей сумки ипровизированный стол у меня же на коленях, выложили запасы: Пеклеванный — сало, лук, картошку, яйца, я — тушенку, колбасу, хлеб, и Смирнов — две банки импортной ветчины, баночку красной икры, английские галеты, какое-то навороченное печенье, а в середину экспедитор втиснул плоскую фляжку с яркой этикеткой…
«Эге!», — подумал я: «А экспедитор-то при деньгах!». Мы подзакусили, Смирнов отвинтил пробочку фляжки, разлил желтоватую жидкость по крышкам от термосов:
— За удачу!
Мы выпили. Во фляжке оказалось вполне приличное виски, по крайней мере не шибавшее сивухой, и вскоре в желудке потеплело.
За едой и разговорами время прошло незаметно, и вскоре все начали позевывать.
— Ну все, братцы, спать! — скомандовал Пеклеванный, и тут возник естественный вопрос — кто ляжет в «спальник», а кто останется на сиденьях.
Само собой, Смирнов начал требовать, чтобы ему, как старшему по возрасту, уступили лежачее место. Саня был против, я вообщем-то тоже, мы заспорили, наконец я не выдержал и заорал:
— Тихо! В «спальнике» будет спать водитель — ему завтра нас весь день везти, и послезавтра тоже! И кончайте базар — времени уже много! Отбой!
Смирнов, ворча что-то себе под нос, вытянул из своего портфеля солдатское синее одеяло, застелил угол кабины, угнездился там, даже не сняв шляпы, запахнул полы плащика и через минуту уже невозможно было понять спит он или притворяется.
Пеклеванный кивнул мне на улицу, мол, пойдем, покурим!
Мы вылезли из кабины, отошли в сторонку от машины, закурили. Стояла какая-то абсолютная, хрустальная тишина — ни шума, ни гула, даже ветер не шуршал опавшими листьями. На небе прояснилось и вызвездило — огромные, яркие, не городские звезды равнодушно смотрели на нас с высоты.
— Серега! — нарушил молчание Пеклеванный: — Слушай, может мы этого экспедитора из Куртамыша поездом отправим? Ну не могу я с этой гнидой в одной машине ехать! Достал он меня, тля буду! Я его грохну когда-нибудь!
Я рассмеялся, успокоенный виски и ночным пейзажем вокруг:
— Да ладно, Саня! Не обращай внимание. Он, может, и не совсем дерьмо еду вон выложил на общий стол, вискаря поставил — не жмот же! Ладно тебе «грохну»! Все утрясется!
Пеклеванный посмотрел на меня, плюнул и пошел назад, в машину. Я в неярком свете приборной доски видел сквозь лобовое стекло, как он ворочается, забираясь в «спальник», задергивает шторку, ерзает, недовольный разговором со мной… Честно говоря, меня вообще мало интересовали отношения между Пеклеванным и Смирновым — я был поражен тем, с каким успехом отразил нападение рэкетиров!
«Да-а!», — размышлял я, оставшись один и присев на сыроватый пенек: «Вот так и получается — родился человек, учился, спортом занимался, институт закончил, женился, жил, работал, и в результате к тридцати годам оказывается — учили его не тому, институт закончил не тот, работал не там, да и женился не на той! Ведь ясно же, ясно, как божий день — вот она, моя работа — бегать, прыгать, стрелять! А сколько времени потеряно зря!».
Правда, в мои полупьяные рассуждения тут же вмешался внутренний голос: «Ишь ты, герой — штаны с дырой! Раздухарился — я, да я! Ну, стреляешь ты хорошо, ну, с бомжами тогда в овраге повезло, на лестнице у квартиры Паганеля пацаны попались — тоже случай! И сегодня — не твоя заслуга в том, что у рэкетиров этих не оказалось с собой серьезного оружия — автоматов, пулеметов, а то перестреляли бы они вас, как рябчиков, и привет!».
Я докурил сигарету, так и не нашелся, что ответить «внутреннему мне», и отправился спать.
В кабине было тепло и спокойно. Чуть слышно сопел Смирнов, склонив голову в щляпе на грудь, за занавеской похрапывал Пеклеванный…
Я достал свое одеяло, устроился боком на сидении, даже умудрился втиснуть согнутые ноги, укрылся, сунул под голову сумку и закрыл глаза. Все, отбой!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
«Не ищи рогов на голове зайца и шерсти на пацире черепахи!»
Чаньская мудростьЭто напоминало пытку — всю ночь я не спал — мерз. Лишь под утро, запеленавшись в одеяло, как младенец и немного согревшись, мне удалось забыться тяжелым сном.
Но сон этот не был спокойным — какие-то видения, образы, живые картинки теснились у меня в голове, пугая и без того потрясенное мое сознание.
Мне снились кошки, много кошек, тихо бредущих по ночному городу… Потом, сразу — голубенькая змейка, вьющаяся между пальцев, и черная, маслянная вода, по поверхности которой пляшут огненные отблески…
Пробуждение было ужасным. Все тело затекло, ногу свело судорогой от холода, болела голова и спина. Я приподнялся на локте и врезался виском в руль, который торчал прямо надо мною, и про который я совершенно забыл.
