Василий Головачёв - Катарсис. Том 1

Бывший десантник Петя Ладыженский нырнул в траву на поляне и скрылся из глаз. Медленно потянулись минуты ожидания. Край неба на востоке посветлел — всходила луна. Панкрат выругался в душе: это было очень некстати. На поляне деревья и кустарник не росли или были вырублены, и подходы к зданиям, соединенным асфальтовыми дорожками, просматривались прекрасно.

Петя вернулся через четверть часа.

— Порядок, командир. «Бээмпэшка» на ходу, соляры полный бак, «Нивы» тоже вроде как в рабочем состоянии, но все на сигнализации. Если уходить с шумом, то рекомендую мотоциклы, легче завести.

— Учтем. Полковник, начнем осмотр с бараков, пока луна еще не взошла. Это или казармы, или общежития. Нужен «язык».

Барков молча вскинул кулак и быстро, пригибаясь, побежал через поляну к ближайшему бараку, в одном из окон которого горел свет. За ним тенью метнулся Родион. Панкрат, Петя и Каширин отстали, прикрывая тыл разведгруппы. Тишина в лагере стояла такая, что Панкрату снова стал мерещиться подсматривающий за ними наблюдатель, от взгляда которого неприятно сводило мышцы шеи. Впрочем, они и так ныли от напряжения и непрестанного вращения головой по сторонам.

Барков и Родион достигли длинного здания барака, замерли по обе стороны от двери. Остальные «мстители» залегли в десятке метров от барака, напряженно вслушиваясь в ночные шорохи и всматриваясь в спящие строения городка. Дверь тихо скрипнула — она была не заперта, одна из темных фигур протиснулась в щель, за ней другая. Снова потянулись минуты ожидания, постепенно приближая момент появления луны над лесом.

Что-то бухнуло внутри барака, упало, зазвенело стекло.

В два прыжка Панкрат достиг здания, юркнул в дверь и столкнулся с Родионом, тащившим на себе чье-то обмякшее тело.

— Где полковник? — выдохнул Воробьев.

— На мне, — сдавленно просипел разведчик. — Это не общежитие… там в коридоре дежурный офицер…

Родион вынес Баркова, уложил на траву.

— Несите к лесу, быстро! — приказал Воробьев. — Родион, за мной!

Они снова вскочили в барак, в коридоре которого, слабо освещенном единственной лампочкой, лежал человек в пятнистом комбинезоне с погончиками лейтенанта. Панкрат пощупал его пульс — человек был жив, но без сознания.

— Он схватился за автомат, полковник его вырубил, но не до конца. Гад, вытащил пистолет и выстрелил, только как-то странно, совсем без шума… полковник упал, а я добавил этому…

Родион поискал что-то на полу и протянул Воробьеву необычной формы черный пистолет с толстым гофрированным стволом.

— Вот его пушка.

— Так в дуле ж дырки нет!

— А черт его знает! Я ж и говорю — без шума стрелял.

На тумбочке в конце коридора тихо прозвенел телефон.

«Мстители» переглянулись.

— Рвем когти! — бросил Панкрат.

Они выбежали из барака и как на крыльях пересекли поляну. Но уйти тем же путем им не удалось. Когда группа собралась на опушке леса — поляну залил призрачно-серебристый свет луны, — в лагере раздался леденящий душу вопль сирены.

— Петя — в БМП! Отвлеки их! Родион — за мотоциклом!

«Мстители» повиновались без слов, операция перешла в фазу цейтнота, и на все размышления и действия отпускались секунды.

С четырех сторон поляны загорелись прожектора, но они почему-то осветили не поляну, а здания городка — пять бетонных кубов и шестиугольник центральной постройки. Из барака, соседнего с тем, куда заходили разведчики, начали выскакивать люди в маскировочных костюмах и тоже по странному расчету бросились к бетонным строениям и к двум бревенчатым домикам с телеантеннами на крышах. Их автоматическая реакция, связанная с какими-то внутренними условиями быта, наводила на размышления, но она же позволила Ладыженскому и Родиону беспрепятственно добраться до автохозяйства городка и завести БМП, и лишь после этого охрана сориентировалась, что тревога поднялась не по тем причинам, на которые был рассчитан их подъем, и обратила внимание на движение транспорта.

Петя действовал быстро и правильно, направив боевую машину пехоты сначала на цепь охранников, начавших пальбу, а потом по дуге рванул в противоположную сторону, увлекая стрелков за собой. Это дало возможность Родиону объехать всю эту суетливую компанию и нырнуть в лес, прежде чем его заметила часть охранников.

Панкрат с Кашириным мгновенно зашвырнули безвольное тело Баркова в коляску мотоцикла, и Панкрат, подтолкнув гиганта к машине, повернулся к ней спиной:

— Прорывайтесь через ворота! Держи гранату! Я их отвлеку. Встретимся на даче!

Каширин вскочил на заднее сиденье мотоцикла, Родион дал газ и в мгновение ока оказался за поворотом дороги.

Панкрат выбежал на опушку леса, дал очередь из «овцы» под ноги приближавшихся охранников, заставив их залечь, а сам рванул влево изо всех сил, вдоль опушки, туда, где ворочалась в зарослях кустарника громоздкая «бээмпэшка». Но до машины не добежал: наперерез ему метнулась тень и прошипела голосом Пети:

— Командир, я здесь!

Панкрат выматерился, с трудом удержав палец на спусковой скобе пистолета-пулемета.

— Я же тебя чуть… за мной, к болоту!

Они во всю прыть бросились бежать на север, оставляя позади рев двигателя забуксовавшей в кустах БМП, редкую стрельбу, стихшую уже через минуту, и далекий гранатный хлопок — «мстители» на мотоцикле подорвали ворота. И все же этой минутной форы, добытой Петей — он умело заклинил рычаги машины, чтобы она ехала самостоятельно, выпрыгнул в люк и скрылся в лесу, в то время как БМП увлекла преследователей за собой, — хватило командиру отряда и подчиненному на то, чтобы оторваться от преследования, миновать просеку, в коридоре которой зажглись вдруг ярчайшие прожектора, создавшие плотную, слепящую, световую стену (вот он — сюрприз!), пересечь лес и заползти в глубь болота на полсотни метров. Лишь спустя минуту на берег болота выбежали охранники и открыли стрельбу из автоматов, буквально выкосив пулями луг и срезав все, что там росло выше двадцати сантиметров над поверхностью мхов.

У Панкрата было большое желание ответить очередью по вспышкам, ибо охрана зоны не желала щадить беглецов и вела огонь на уничтожение, однако на карту была поставлена не только его жизнь, но и жизнь товарища, и пришлось, стиснув зубы, вжиматься в слой мха и ждать, когда стрельба утихнет.

Вскоре охрана перестала поливать болото огнем, посуетилась, перекликаясь, и растаяла в лесу, но еще почти час Воробьев и Саша лежали в мочажинах за кочками без движения и вслушивались в наступившую тишину. Обоих мучила одна и та же мысль: успели ребята с потерявшим сознание Барковым скрыться или нет? И еще Панкрат мимолетно подумал, что, если бы у охранников были собаки, уйти им с Сашей вряд ли бы удалось.

Он потрогал в кармане рифленую, очень удобную рукоять пистолета, подобранного Родионом в бараке, тихо позвал:

— Петро…

— Живой я, — отозвался еле слышно Ладыженский.

— Отходим…

И они поползли в глубь болота, выбирая места посуше и поплотнее, хотя все равно при каждом движении слой торфа над трясиной вздрагивал, колебался и прогибался, грозя прорваться под тяжестью тел в любой момент.

На твердую почву они выползли спустя три часа, когда уже начался рассвет, проделав отчетливо видимые во мху четырехкилометровые дорожки. В шесть утра оба подошли к даче, вымазанные подсохшей грязью с головы до ног, и с облегчением узрели во дворе угнанный мотоцикл. Однако радость их была преждевременной.

Во время отступления был ранен в спину Каширин, а Барков так и не вышел из своего странного состояния: он дышал, нигде не был ранен, глаза его были открыты, но он никого не видел, на голоса не откликался и ни на что не реагировал.

— Ты точно помнишь, лейтенант-дежурный по голове его не бил? — хмуро спросил Панкрат.

— Абсолютно, — так же хмуро, не делая оскорбленного вида, ответил Родион. — Дежурный достал пистолет, направил на полковника, и тот упал. Выстрела я не услышал, только показалось…

— Что?

Родион почесал затылок.

— Боюсь даже сказать… показалось, будто меня шарахнуло током. Не больно, но сильно так, аж мышцы свело. Но потом отпустило.

— Странно…

— А я что говорю?

Воробьев достал пистолет, из которого стреляли в Баркова, погладил пальцем пупырчато-гофрированный ствол без дульного отверстия и процедил сквозь зубы:

— Хотел бы я знать, что это за штуковина!..

КРУТОВ — ВОРОБЬЕВ

Утро было таким тихим, теплым и ласковым, что Егор, проснувшись, просто долго стоял во дворе и смотрел в небо, закинув руки за голову. Из этого состояния его вывел только душераздирающий крик петуха, напомнившего «ио» хозяина, что пора кормить живность, разведенную Осипом и Аксиньей.