Газлайтер. Том 21 - Григорий Володин

— Башкировы и Кондратьевы? — хмыкаю, мельком глянув на список. — Логично. У них как раз вечная война с Годуновыми за лесной рынок. Видимо, решили блеснуть, если смогут заполучить меч конкурентов.

— Ты его продашь кому-то из них? — уточняет Лена, пристально глядя на меня.

— Если Годунов сам не выкупит, то, может, и продам, — отвечаю лениво, с широкой усмешкой. — Но, уверен, не придется. Еще максимум час и объявится главный покупатель меча…

И как будто по мановению волшебной палочки, раздаётся звонок. Лена бросает на меня выразительный взгляд. Я, не теряя самодовольной улыбки, беру трубку и спокойно бросаю через плечо:

— Я же говорил.

— Данила Степанович, — голос на том конце звучит напряжённо, даже слишком для солидного аристократа. Это Себастьян Годунов. Конечно, кто же ещё. — Я хочу обсудить выкуп меча. Когда могу заехать?

— Заезжайте, как сможете, Себастьян Федотович, — отвечаю я с учтивостью, которой Годуновы, по правде говоря, недостойны.

Однако мои мысли далеки от внешней любезности. Спешка Годунова более чем понятна: он наверняка уже заметил, что меч выставлен на продажу, и теперь трясётся от страха, что реликвия уйдёт к кому-то более расторопному. Или, что ещё хуже для него, к его конкурентам.

Долго ждать не приходится. Себастьян входит в кабинет уже через полчаса. Лицо его напряжённое, словно он только что проглотил лимон, но старательно пытается изображать спокойствие.

— Данила Степанович, сколько вы хотите за меч? — без предисловий спрашивая он, занимая стул напротив. Хотя я не приглашал его садиться.

— Много брать не буду, Себастьян Федотович, — отвечаю с дежурной улыбкой. — Прошу всего три миллиона.

Себастьян вскидывает брови. Кажется, его самоконтроль сейчас треснет, как старый лак на паркете.

— Три⁈ Это слишком много!

Я пожимаю плечами, демонстрируя безразличие.

— Возможно, для вас это и, правда, много. Увы, уже есть другие покупатели, готовые заплатить такую «великую» сумму.

Он вскипает, но пытается подавить раздражение, воззвав к высоким материям.

— Данила Степанович! Так не принято — продавать трофей проигравшей стороны кому-то ещё! Сначала выкуп должен быть предложен проигравшему.

— Но я ещё никому его и не продал, — парирую с каменным спокойствием. — Вот у вас как раз есть возможность выкупить его. Всё по правилам: проигравший получил право на первоочередную покупку.

Себастьян тяжело вздыхает, всем своим видом показывая, как сильно он негодует из-за «несправедливой цены».

— Давайте снизим хотя бы до двух миллионов, — предлагает он, словно делая уступку.

Я качаю головой.

— Нет, не могу. Но ради уважения к боярскому титулу, которым наделен ваш род, я готов снизить цену до двух миллионов девятисот тысяч. И это мое последнее слово.

— Всего сто тысяч сбрасываете? — раздражённо уточняет он, подняв на меня тяжёлый взгляд.

— Учтите, Себастьян Федотович, я не иду вам навстречу не по своей прихоти. Это связано с вашим поведением на вечере у Морозовых. Считайте эту сумму штрафом за вашу неучтивость.

Годунов молчит, хмуро уставившись в стол, будто пытается найти там спасительное решение. Наконец, сдавленно произносит:

— Хорошо. Переведу деньги вечером.

— Прекрасно, — киваю я с вежливой улыбкой, доставая чистый лист бумаги. — Тогда напишите расписку, и меч ваш.

Себастьян хмурится, его лицо слегка багровеет от возмущения:

— Вы не верите слову боярина?

Я спокойно складываю руки на столе.

— Во-первых, вы ещё не боярин, как ваш батюшка, — начинаю я с лёгким оттенком холодной любезности. — А во-вторых, вашему слову я как раз верю. Именно поэтому готов отдать меч сразу, не дожидаясь перевода, в обмен на ваше письменное слово.

Его челюсти сжимаются, но деваться некуда. Нехотя, с видом человека, который только что проиграл в битве, Годунов подписывает расписку и передаёт её мне. Я проверяю документ, аккуратно складываю его и убираю в ящик стола.

Себастьян берёт меч, но делает это с таким видом, будто только что лично спас честь своей фамилии. Затем, не говоря ни слова, удаляется, хлопнув дверью.

Я с некоторым удовольствием убираю расписку в ящик стола. На самом деле меч, конечно, не стоит этих денег. Обычная сверхпрочная зубочистка. Но ценность ему придает фамилия владевшего боярского рода. Именно потому конкуренты Горнорудовых и готовы были купить клинок за сверхвысокую цену.

Не успеваю даже расслабиться, как в дверь стучится, а затем заходит Камила. В руках у неё пачка писем, которую она перелистывает с невозмутимым видом.

— У нас сегодня приём у Горлановых, — без предисловий объявляет она. — И Гриша тоже будет. Он прилетел вчера в Москву.

Я моргаю, стараясь понять, о каком приёме идёт речь.

— Подожди, а что за приём? Не помню такого!

Камила поднимает взгляд, насмешливо выгибая бровь.

— Ну конечно. Я же говорила об этом вчера за обедом. Ты что, не слушал?

Я спешно делаю умное лицо.

— А, да, точно. Всё помню.

Она, конечно, не верит, но милостиво решает не спорить. Вместо этого подходит ближе и садится мне на колени, обвивая руками шею.

— Бедный мой любимый муж. Не нравятся тебе светские вечера, да?

Я вздыхаю, откидываясь на спинку кресла.

— Снова этот светский цирк, — произношу с неподдельной тоской. — Вот почему я терпеть не могу жить в столице. Бесконечные дворянские тусовки, на которые обязательно нужно являться, чтобы никого не обидеть. Быстрее бы уже отпраздновать свадьбу с Настей и сбежать обратно на Балтику.

Камила усмехается, её глаза лукаво поблескивают.

— Но все же Горлановы — наши союзники, — произносит она, положив голову на плечо. — Так что лучше проявить по отношению к ним немного вежливости, раз нас пригласили.

Я хмыкаю, слегка пожимая плечами.

— Да я не спорю, — отвечаю, стараясь скрыть своё нежелание. — Просто поделился мыслями.

Она поднимает на меня взгляд, её улыбка становится теплее.

— Это так приятно, когда ты делишься со мной своими мыслями, — говорит она и нежно касается губами моей щеки. — И не забудь побриться перед вечером — у тебя появилась лёгкая щетина.

Камила отстраняется, оставляя за собой едва уловимый шлейф аромата. Я провожу рукой по подбородку и действительно ощущаю шероховатость. Что ж, брюнетка всегда замечает такие детали.

— Как скажешь, — улыбаюсь ей вслед, наблюдая, как она грациозно уходит из комнаты.

Что