Странный приятель - Егор Дмитриевич Чекрыгин
Да, им еще хватало мужества сдерживать свой страх и посылать пули в безмолвно атакующего врага, но долго это не продлится, и враг побежит.
Побежит либо назад, в слепом ужасе, либо вперед, в таком же слепом отчаянии, мечтая, бросившись под ноги чудовища, скорой смертью оборвать этот ужас.
Примерно так думал адъютант полковника Одовеека (не чуждый, кстати, поэзии), наблюдая издалека за полем боя.
Вот колонна уже довольно далеко оттеснила королевские войска в глубь расщелины между холмами. Вот они уже достигли, кажется, самого узкого места. А значит, скоро монстр-колонна выдавит жалких человечков на свободное пространство, под пистолетные выстрелы и удары пик кредонской кавалерии…
А вот и на холмах появились знакомые мундиры. Значит, кредонцы сломили несильный заслон королевских егерей и заняли господствующие высоты. Только вот поздновато — тооредаанцы уже почти вытеснены из ущелья.
Бам! Бам! Бам! Бам!
Очередные пороховые ленты, подожженные Готором и Ренки, сработали почти одновременно, донеся огонь до бочек с порохом. Выкопанные в склонах холма «земляные пушки» разверзли свои жерла и длинными языками, состоящими из огня и щебня, слизнули треть вражеской колонны.
И также почти одновременно взорвались и вершины холмов. Может, кто-то из кредонцев наступил на хитро зарытую доску, соединенную со спусковым крючком пистолета. А может, они сработали от сотрясения. Но почти два воза пороха взорвались практически одновременно, и взрывная волна основательно прошлась между холмами, раздавая жуткие тумаки как кредонцам, так и тооредаанцам.
Правда, первые были значительно ближе, и помимо ударов воздуха им досталось еще и огня вперемешку с камнями и остатками пушечной картечи. А следом за картечью из клубов дыма и пыли с черными от сажи лицами, а подчас и с текущей из ушей и носа кровью на врага ринулись тооредаанские гренадеры.
Наконец Ренки дождался своего часа. Он перестал быть оу Ренки Дарээка — чувствительным и отчасти романтичным поборником благородных манер, а превратился во второстепенный придаток свой шпаги. Она вела. Приказывала. Направляла. Намечала цели и поражала их. А все остальное тело лишь следовало за шпагой, оказывая ей посильную помощь. Почти никаких парирований и отбивов. Глупо парировать даже длинный штык, прикрепленный к тяжелому мушкету, а уж тем более — несущийся к голове приклад. Отшаг в сторону, короткое скупое движение клинком вперед и сразу назад, пропустить мимо себя падающее тело, быстрый выпад, небольшой разворот тела, выпад, уход. Серия из трех ударов по чересчур шустрому противнику. Укол в бедро. Не тратить время на добивание, снова вперед на очередного врага.
Вот то, чему его начали учить с четырехлетнего возраста. Без малого двенадцать лет ежедневных занятий, без скидки на праздники, непогоду или нездоровье. Отец любил Ренки и желал ему самого лучшего — выжить!
Пуля глупа и слепа — она не разбирает лучших и худших, усердных и ленивых, злых и добрых, и от нее не защититься годами самого прилежного обучения. Но шпага — это совсем другое дело! Отец не мог научить Ренки защищаться от пули, но он научил его владеть шпагой, успев передать все секреты, что накопил род Дарээка за почти три тысячи лет (как гласила семейная легенда) своего существования.
Как-то так получилось, что капрал-порученец полковника Шестого Гренадерского полка стал острием клина, все глубже врубающегося во вражеские ряды. Он был стремителен и быстр, обтекая встающие на его пути препятствия, попутно уничтожая их с холодной точностью энтомолога, протыкающего булавкой очередной образец мира насекомых.
За ним шли Киншаа и Гаарз и еще примерно дюжина опытных вояк из роты Бида, кухонно-писарская команда и даже не пойми откуда прибившиеся вояки из Пятнадцатого Гренадерского. А уж следом за этой бандой пристроилась знаменная группа, показывающая всему остальному королевскому войску направление атаки.
Какое-то время они шли подобно раскаленному ножу сквозь масло, ибо ошеломленный враг лишь демонстрировал признаки реального сопротивления. Но вот офицеры и капралы, находившиеся в хвосте колонны, сумели организовать своих солдат, и вскоре тооредаанцев встретил жуткий залп почти в упор и вражеские штыки.
— Дарээка, на колено! — рявкнул у Ренки за спиной оу Дезгоот очень громким, кажется, без труда перекрывшим даже шум боя голосом. Ренки выполнил приказ не раздумывая, и над головами его отряда пронесся свинцовый вихрь. Первый, второй, третий.
— Дарээка, стоять на месте! — продолжал кричать голос, взявший на себя командование его группой, по традиции называя весь сборный отряд именем того, кто вел его в бой. Гранаты, у кого есть!
Ренки сунул руку в сумку, где оставалась еще одна граната. Порылся в специальном кармашке, отыскивая запал. Вставил и вспомнил, что свой мушкет перед атакой сунул в руки кому-то из обозников. Штыка на мушкете не было, а использовать такое ценное оружие в качестве дубины было истинным варварством.
Огляделся по сторонам. Солдат слева от него, уловив взгляд и мгновенно поняв суть проблемы, придержал приклад своего мушкета, давая Ренки возможность запалить фитиль. Гранаты уже рвались впереди, когда Ренки только смог, хорошенько размахнувшись, круговым движением снизу вверх зашвырнуть свой довольно увесистый шар-гранату в сплошное облако дыма и огня, где предположительно находились вражеские солдаты…
Ренки вспомнил план сражения, в который он был невольно посвящен как помощник Готора.
— Откар, — приказал он знакомому солдату из капральства Йоовика. — На левый фланг. Ты замыкающий, сейчас будем отходить вправо, позаботьтесь о раненых. Гаарз, ты на правый, передашь тому, кто там самый старший, чтобы приготовились отойти на десяток шагов назад и идти вслед за полком, прикрывая тылы.
Адъютант полковника Одовеека увидел, как в уже изрядно сгустившихся сумерках из облака дыма, покрывшего ложбинку между холмами, вылезла немалая толпа людей, все еще сохраняющая некое подобие строя, и, обогнув холм с севера,
