Ледовая армия (СИ) - Погуляй Юрий Александрович

— Прощай, малыш, — Торос протянул мне руку. — Торос надеется, что ты найдешь себя.

Я пожал его крепкую ладонь. Утонул в перчатке и опять осознал свою хрупкость. Неприкасаемые обнялись крепко-крепко. Отстранились, глядя друг другу в глаза.

— Пригляди за ним, — буркнул белобородый.

— Ну ма, — закатил глаза Буран, оттолкнул друга. — Ладно, раз уж ты настаиваешь. Бывайте!

Он развернулся и бодро зашагал к «ИзоЛьде».

Фарри и Торос кивнули мне еще раз на прощание и пошли к громгару. Я стоял, глядя им вслед, и старался не заплакать.

Тщетно.

Глава двадцать третья «Охотники за охотниками»

Олли ан Файтен визжал у стены. Кипяток из лопнувшей трубы бил прямо в него, и, чтобы добраться до бедняги, нужно было самому подставиться под обжигающую струю. Я застыл в растерянности — беспомощный и отвратительный в этой беспомощности. Коридор наполнился сыростью и запахом вареного мяса. Меня грубо оттолкнули в сторону; на помощь Олли бросился кто-то с накинутой на голову рубахой. Герой закричал от боли, но, вцепившись в ноги ан Файтена, попытался вытащить его к нам.

— Помоги, драная ты срань! — проорал он, и я узнал голос Фур-Фура. Горячий пар воды, смешанной с энгой, ударил в легкие, заволок внутренности сырой духотой и жаром.

Я дернулся, схватил вместе с кем-то спасателя и потащил назад. Рядом уже были люди, вопил старший ан Шуран.

— Уходите! Закрывай воду!

Фур-Фур завывал от боли, рубаха приварилась к его коже. Олли больше не кричал, лишь хрипел страшно.

Труба на второй палубе, почти над котлом, потекла утром, ее решили подпереть и починить. Кран на ней перекрыли, из трещины даже капать перестало. Олли, чудак из Академии, изучавший там погоду, попросил нас помочь с работой. Он почти открутил трубу, но теперь ее заклинило и край, за вентилем, нужно было приподнять.

Это мы и сделали. Ученый забрался на переносную лестницу, крутил, мы подпирали распоркой трубу, и та вдруг проломилась. Струя кипятка сбила ан Файтена с лестницы и прижала к стене.

Все произошло так быстро… Теперь коридор звенел от криков и душил паром оказавшихся в нем людей.

— Драная срань, драная срань, — повторял Фур-Фур, кожа с его рук сползала.

— Тащите, тащите! На лестницу! Все зальет! Эй ты, беги вниз! Пусть перекроют воду!

Я не сразу понял, что Шэйн обращается ко мне, но как только осознал, то сорвался с места так, будто от этого зависела моя жизнь. После ухода Фарри и части команды рук на корабле не хватало. Работу опытных инструментариев делали мы. Хранители корабельных внутренностей с нижней-то палубой едва справлялись. Один из нас, Джей ан Стайк, долгое время когда-то прослуживший инструментарием, теперь отогревал замерзшие навыки внизу. Мы почти не видели его.

— Воду! Прорвало трубу! Перекройте! — слетел я в грохочущую тьму. Поскакал по тусклым коридорам, пытаясь переорать двигатели «ИзоЛьды». Влетел в котельную, где всегда находился кто-то из команды Рубенса. — Прорвало трубу! Прорвало трубу наверху!

Инструментарий, голый до пояса, мокрый от пота, кивнул, бешенным зверем поднялся по скобам у стен и взлетел на площадку над котлом. Повис на каком-то железном колесе. В котельной надсадно загудело, и гул этот усиливался с каждым приворотом колеса.

— Что тут? — услышал я позади, обернулся. Измазанный в какой-то грязи, пропахший энгой главный инструментарий Сорольд Парри посмотрел наверх, на соратника.

— Трубу прорвало! Заливает!

— Ае, — флегматично отреагировал Сорольд. Прошел мимо, сорвал с вешалки какую-то тряпку и вытер ею лицо. Затем черпанул воды и вылил себе на голову.

Сверху что-то крикнул инструментарий, ловко спустился по скобам вниз.

— Готово! — гаркнул он. — Где прорвало?

— Драная коробка с трупами, — сказал Сорольд. — Дерьмовый корабль, а как дышал нам капитан, да? Как пел о том, что все новое, все надежное!

— Вот прямо над нами! Я покажу.

— Посмотришь? — Сорольд устало воззрился на соратника. — Я чего-то совсем дохлый.

— Конечно, Сор! Веди, малой!

Я не знал его имени, и он не знал моего. Конечно, ничего удивительного: инструментарии — люди совсем других миров, однако привыкнуть к этому было непросто. Для жителей нижнего уровня мы были по значимости чуть ниже какой-нибудь важной шестеренки. Они так снисходительно слушали наши объяснения, когда что-то случалось. Как где-то фыркало, а где-то стучало барабанчиками, а здесь вот скрип, как ножом по сердцу.

Они кивали, а потом шли и разбирались сами.

Он мельком заглянул в коридор, выругался на лужу воды, развернулся и ушел прочь. Все, что ему нужно было знать — он узнал. Про меня инструментарий забыл, думаю, сразу, как только мое лицо выпало из поля его зрения. Я потоптался пару минут и отправился по другому коридору в кают-компанию — прежде это было местом отдыха, а теперь стало точкой сбора.

Пусто. Корабль заправлялся льдом. Энекен и Лав отправились в Пустыню спозаранку. В грузовом отсеке нижней палубы осунувшийся Тас Бур с утра обращал напиленные блоки в энгу, а его братья заливали ее в бесконечные канистры и баки. Я присел ненадолго, прикрыл глаза, стараясь не думать про Олли. Про то, как я оплошал там, где какой-то любитель алого камня повел себя как герой. Про то, что мы замечаем обычных людей только когда из наших жизней уходят те, чьи имена остались в сердце. Будто в голове есть место только для определенного числа чьих-то лиц и судеб, и лишь потеряв кого-то мы обретаем способность найти кого-то другого.

Мысли путались, смешивались. Я прикрыл глаза, чтобы унять выматывающий гул в ушах.

И проснулся от крика. Вскинулся, чувствуя глубокие следы от складок рукава на лице. Захлопал глазами.

— …ре!...ре!

Дверь распахнулась, на пороге возник Шайн.

— Море! Вернулся дозор, они видели море! — заорал он мне и исчез, оглашая воплями коридоры ледохода. «ИзоЛьда» вдруг загудела, и в этом корабельном вое мне послышался восторг. Клич радости каждого из странников, когда-то давно покинувших Барроухельм для того, чтобы пройти Южный Круг.

— Светлый бог, — прошептал я и побежал наверх. Там, на палубе, на свежем воздухе я долго вглядывался в серый горизонт, надеясь увидеть край льда. Рядом со мною стоял Биами с биноклем, но, судя по опущенным уголкам губ, онтоже ничего не видел. Снизу слышался торжествующий рев льдодобытчиков.

Но мне стало стыдно за их радость. Потому что где-то на второй палубе в каюте корабельного врача умирал Олли.

«Ты не меняешься, Эд»

— Добрались. Добрались, — прошептал Биами. Посмотрел на меня с радостным оскалом. Седые бакенбарды пустынника стояли торчком.

«Олли обварился. И Фур-Фур», — молча заметил я. Нахмурился. Сосателя алого камня я не любил. Ученого из знатоков климата не знал. На корабле не осталось никого мне близкого, кроме Энекена и Лава. Должен ли я отворачиваться от своей радости из-за чужой беды? Ведь море рядом.

Возбуждение охватило меня. Будто в темной комнате открылась дверь, и все залил яркий свет. Проклятье, море рядом! Сколько осталось до Южного Круга? День-два пути? Три? Это уже не месяцы! Даже не недели!

Как выглядит Южный Круг? Мне представлялась черная стена грозовых туч с прожилками цепных молний. Длинные языки зловещего тумана лижут воздух. Пахнет гнильем. И рокот, да, обязательно рокот.

Кивнув мыслям, я отправился вниз, в лазарет. По пути обнялся с восторженным Фадаром. Он что-то тараторил, почти плакал от счастья, я же улыбался, кивал и не слушал его вообще. У двери в пространствоболи, скорби и запаха лекарств пришлось немного постоять.

«Что ты тут делаешь, Эд?»

Фур-Фур сделал то, чего не сделал я. Лучше он меня или хуже? Если я его презираю, а он делает то, но что я не решился — кто в таком случае я сам?

Дверь открылась тихо-тихо, петли Лагерт смазывал очень тщательно.