Настя (СИ) - Журин В. А.

Затем, явно перед тем как закончить он резко вышел из нее и устремился вперед, направляя свой член на ее лицо. Прилетевшие пульсирующими крупными каплями порции спермы, расплющиваясь на лице Насти, растекались по коже оставляя в душе женщины еще один кровавый росчерк. Его действие народу понравилась и теперь все прошлись по этой забаве, залив лицо женщины своим горячим семенем. После чего наконец-то случился долгожданный перерыв, в котором захватившие ее бойцы ужинали и делились впечатлениями от такого замечательного “станка”. После ужина ее перевернули лицом в низ и принялись, смеясь и веселясь, громко комментируя свои деяния, насиловать ее в задний проход, боль была дикая, но ей приходилось терпеть и не показывать своего ощущения. В какой-то момент ей на её бритую голову полилась струя мочи, стекая между ушей мерзким водопадом.

— Что тварь освежилась?

Прокомментировал свои действия Кастет. Уже подвыпившему народу, явно понравилось это новое развлечение и каждый из насильников старательно отмечался данным действием, стараясь запустить струю помощнее как что бы брызги искрящемся в свете направленного фонаря фонтаном, разлетались в разные стороны. А стиснувшая зубы до трескающейся эмали, Настя, про себя тараторила как заведенную мантру, только не зареветь, только не зареветь.

Стоящий в условленном месте встречи, напротив Седого Чех, тяжело дыша, жадно хватал воздух и растирал грязными руками пот по бородатому лицу. Наконец, пересилив себя он, глотая слова, проговорил.

— Нашел, они в овраге на ночь остановились. Там перед ними поле метров триста как на ладони. У тебя как, все готово?

— В натуре все в лучшем виде.

И Седой указал на два мотоцикла, сиротливо стоящие у кустов.

— Заправил под пробку, вроде как на ходу, я их только на проверку завел и все в натуре в городе на них не погарцуешь, твари махом спалят.

Затем мужчины обнялись, прощаясь на всякий случай. Взревевшие трескотней мотоциклы, огласили своим шумом всю округу, а включенные фары притянули к себе голодные взоры зараженных. Седой с Чехом понеслись по еще темным перед рассветом улицам городского кластера, собирая за собой хвост из тварей с утробным урчанием мчащийся за ними. Когда мотоциклисты, выбрасывая комья грязи из-под колес выскочили на поле к оврагу с двух разных районов за ними мчались две здоровущие вереницы из зараженных, самым матерым из которых был рубер. Эта тварь буквально на три метра отставала от мотоцикла Седого, периодически взмахивая когтистой лапой в попытке его достать. Противник спохватился быстро, со стороны оврага раздались крики и вслед за этим пулеметные очереди. Пришлось Седому выключить фару что бы не стать главной мишенью. Летящие стремительно секунды и поле преодолено, мужчина влетает на мотоцикле в стан противника и не останавливаясь проскакивает его чуть дальше, спрыгнув с мотоцикла за ближайшими кустами Седой глушит технику с удовлетворением отмечая про себя что притащенный им “паровоз” переключился на стреляющих в него рейдеров. Но едва он развернувшись приготовился бежать назад и поучаствовать в деле уничтожения напавших на них рейдеров как уткнулся взглядом в стоящего напротив него всего в трех метрах рубера.

— В натуре, мля, отжил значит. Завалю сука, порву как тузик грелку, развальцую падла.

Взревел мужчина в ответ на злобное, утробное урчание монстра. Озверев, сам того не понимая, Седой, горя ненавистью просто всем своим нутром возжелал сжечь рубера. А вслед за этим, прекративший урчать монстр, вытаращив свои не человеческие, злобные глаза, взвыл, истерически голося и заваливаясь на бок. Седой не понял что случилось он только почувствовал, что внезапно у него закончились все силы и тело безвольным кулем рухнуло на землю, а сознание растворилось в звенящей пустоте.

Влетевший на мотоцикле в лагерь противника Чех, спрыгнул с него кувырком при этом больно приложившись о землю, старательно откатился в сторону. Едва он попытался подняться на ноги как на него налетел противник. Чех, сам чувствуя что звереет, захватив руки напавшего, вцепился ему зубами в горло, безумно рыча он выдрал кусок плоти с удовлетворением почувствовав, что тело противника безвольно обмякло. А дальше закрутилась круговерть, в которой мужчина, рыча и мало чего соображая, бил, ломал, душил, воевал. Его сознание включилось только когда он кого-то вязал, стягивая чьими-то ремнями, руки к ногам в привычную “ласточку”. Почувствовав на себе звериный, злобный взгляд, мужчина весь перепачканный в крови и чьих-то вонючих кишках, вскочил готовый продолжить драться. Его глаза встретились с глазами стоящего чуть поодаль кусачем. В какой-то момент, смотрящий на него зараженный заурчал и вместо того что бы рвануть в атаку начал бочком двигаться в сторону, предварительно захватив своей могучей лапой чей-то труп.

Развязанная голая Настя, сидела прямо на земле, недалеко от торчащих из земли кольев. Растирая руки и ноги, к которым начала приливать кровь она морщилась и не стесняясь материлась в голос. Помимо этого, болело все тело, а не исчезающие чувство черенка от лопаты в заднем проходе, раздражало до истерического визга. Женщина даже несколько раз ощупала то место в поисках такового, но не найдя там ничего попробовала сесть по-другому что бы ослабить боль. Подошедший Чех, волоком по земле из последних сил тянул Седого. Едва подойдя, мужчина рухнул рядом с ней потеряв сознание от усталости. Настя, продолжая материться, пересиливая себя встала и припадая на ноги устремилась на обход лагеря. Первым делом завладев оружием, а уже потом найдя воду она принялась обмывать лицо и все остальное с горечью понимая, что как не плескай на себя воду, душу не отмыть никогда. Одевшись она натолкнулась на двоих связанных пленников. Ей с материнской теплотой подумалось, Чех постарался. А вот когда она разглядела кто это, то чуть не заплясала от радости несмотря на стреляющую боль в заднице, разорвали твари похоже, но это ничего теперь можно и потерпеть. Натаскав к своим бойцам туристических ковриков, женщина аккуратно переложила их с земли на подстилки заботливо укрыв с верху найденными походными одеялами. Затем, глупо улыбаясь и явно по чьей-то воле из вне, потеряв часть разума она устремилась к недоеденному зараженными командиру наемников, Темному. Словно зная заранее она сразу запустила свои пальцы в нагрудный карман разгрузки доставая из него большую красную жемчужину. Это не просто большая красная это темно рубиновая, наполненная неизвестной энергией через край. Закинув это достояние себе в рот, Настя, продолжая безумно улыбаться, запила ее живчиком из здесь же подобранной фляги. С удовлетворением чувствуя, как по телу начало разливаться тепло. Затем отойдя немного от стоянки она, повинуясь чьей-то воле с выше начала расчищать место под пентаграмму. Закончив с этим, женщина с удовлетворением отметила про себя, что рисунок получился просто едва ли не идеальным. Перетащив в центр своего творения по чужой воле первым Клеща она, продолжая умалишенно улыбаться, приступила к ритуалу ощущая себя одновременно, исполнительницей, зрительницей и прилежной ученицей. Расположив по центру жертву, женщина, смотря на него горящими глазами разрезала путы стягивающие руки и ноги мужчины. Тот выпучив от ужаса глаза в свою очередь попытался соскочить, вырваться из начерченного круга, но увы его намертво держали невидимые путы не давая сдвинуться даже на миллиметр. Настя даже выдернула кляп у него, но вместо отчаянного крика, Клещ смог выдавить из себя только невыразительный сип.

— Великой Тейе принадлежит этот мир. Под властью богини проживаем мы. Ее милостями осыпаны мы. Пусть эта малая жертва послужит благодарностью от новой дочери Великой прародительницы всего нетленного в этом благословенном мире.

Затем безумно и по-детски восторженно улыбаясь, сияя переполняющим ее счастьем, Настя приступила к ритуалу. Вспарывая ножом одежду она первым делом обнажила жертву, стараясь раньше времени даже не поцарапать лежащего с выпученными от ужаса глазами в пентаграмме Клеща. Затем, женщина начала вырезать на теле жертвы различные символы, довольно бормоча что-то себе под нос и время от времени, растирая своими ладонями выступающую кровь чтобы затем кровавые ладони отереть о своё сияющие счастьем лицо. После чего, она неспешным движениями выковыряла глаза Клеща, старательно укладываю их в нарисованные символы пентаграммы. А после началась натуральная раздела человеческой тушки на скотобойне. Льющаяся из расчленённой плоти кровь, впитывалась в землю оставляя после себя бурые, ржавые пятна. Вонючие, сизые внутренности, раскладываемые Настей в строгом порядке и наконец, когда ритуал почти был завершён она вынула все еще бьющееся в ее ладони сердце Клеща. Терзаемый пленник выгибался, разевал рот в немом крике, но все так же оставался в центре нарисованной Настей пентаграммы, удерживаемый незримой силой. Провозилась Настя на этом поприще долго, но как только Клещ отдал свою душу богам Улья сразу направилась за Штырем, наблюдающим за происходящим с выпученными от ужаса глазами.