Княжеская школа магии (СИ) - Малиновский Дмитрий

Мелкие сели. Уже хоть что-то пошло не в сторону разрушения.

— Чего это ты здесь командуешь?! — встрял Владимир Владимирович. — Разве тебе давали слово?!

— Давали, — улыбнулся я. — Каждому дано слово в этом мире. И раз уж мы все в такой странной ситуации, то давайте разбираться, кто чего хочет. Лично я хочу, чтобы ты покинул княжескую школу магии.

— Ты совсем охренел?! — раскраснелся директор. — Дмитрий Анатольевич, нет ну Вы слышали?! Этот нахал решил ещё и командовать!

— Да, Димон очень некрасиво себя ведёт. Но раз ему скоро отправляться на тот свет, то почему бы не дать ему шанс высказать то, что он думает, — с усмешкой выдал Дмитрий Анатольевич.

Эти двое чувствовали себя хозяевами. Когда ты находишься рядом с ними, то создаётся ощущение, будто ты некий мусор, на который даже не смотрят… зато могут говорить о тебе всё что захотят. И это очень бесило. Настолько бесило, что я решил не продолжать этот едва начавшийся разговор.

И хоть мне хотелось разузнать, почему Дмитрий Анатольевич кричал на Владимира Владимировича и выбрасывал его картины в бассейн, но я не стал этого делать. Всё дело в том, что должного ответа я бы не получил, а вот ещё одну порцию унижения в свой адрес — это вполне возможно. Даже не «возможно», а так бы и было.

— Саня, можешь не вызывать Дмитрия Анатольевича на дуэль, — так же хитро улыбнулся я, сделав такое выражение лица, будто внутри меня некий демон. Оба мудака поджали хвосты. — Мы всё равно не сможем договориться с этими двумя, поэтому делай то, что хотел сделать.

— Но я хотел вызвать…

— Значит, представь, что ты уже вызвал, — перебил я. — А теперь заверши то, что начал.

Пушкин так сразу не мог сделать то, что собирался сделать до разговора.

Это похоже на месть, которая проходит не под горячую руку. То есть если бы сразу ему разрешили сделать то, что он хотел, то он бы, скорее всего, выстрелил бы в Дмитрия Анатольевича и Владимира Владимировича. Но так как я притормозил волосатика, тот успокоился, а теперь я снова прошу продолжить начатое, то Пушкин уже не так настроен это сделать.

Объяснил так, словно говорил Толстый, а не я. Но всё это к тому, что Санёк начал искусственно злиться, провоцируя президента и директора на пулю.

— То есть ты не посмотришь, что я маленький, да?! — крикнул Пушкин нашему Дмитрию Анатольевичу. — И ты считаешь меня засранцем, которого накажут очень жёстко, так?!

— Ещё как накажут, — выдал президент, полностью не осознавая, что Пушкин реально может застрелить живого человека.

Хотя я и сам не знаю, так ли это. Но, судя по выражению его лица, Пушкин действительно был готов сделать нечто из ряда вон выходящее.

— Что ж, тогда у меня для тебя плохие новости, Дмитрий, — улыбнулся волосатик. — Наказывать будешь меня не ты, ибо просто-напросто не сможешь дойти до места казни. — И Пушкин с обоих револьверов пальнул президенту по коленям.

— Ах ты сучара мелкая! — заорал Дмитрий Анатольевич, упав на пол. — Боже, убей эту мразь волосатую!

— А за мразь я снесу тебе ещё кое-что. — И Санёк отстрелил президенту правую руку.

Если быть точным, то Пушкин пальнул с двух револьверов в локоть, но от такого мощного «разряда» кусок руки просто оторвался от основного тела.

То ли болевой шок, то ли ещё что-то, но Дмитрий Анатольевич молчал. Глаза были открыты, но мужик молчал… собственно, как и его «дружок».

— Чего молчите, Владимир Владимирович? — наставил Санёк свои пушки на директора. — Думаете, что кто-то услышит эти выстрелы и к Вам прибегут, чтобы спасти? Это президентский номер. А в нём стены такие, что хрен кто услышит мои выстрелы.

— Й-я…

— Теперь уже так просто не скажете, что Вы меня хотите наказать. Или скажете? — улыбнулся Пушкин, не отводя револьверы с дрожащей цели.

— Нет-нет, ты что! — испуганным голоском выдал директор нашей, мать его, княжеской школы магии.

— Ну что это за ответ. Разве так должен общаться с учениками директор княжеской школы магии? — Пушкин как с языка снял.

— Н-нет. Й-я н-не знаю. Простите. — Владимир Владимирович настолько обосрался, что даже перешёл на «Вы» с Пушкиным. И сейчас он совсем не притворялся, как это было со Щелкунчиком, когда к нам подъехала машина бати Чайковского.

— Не прощу. Такие уроды, как ты, должны знать своё место. А твоё место рядом с таким уродом, как этот труп, — нереально охуенно выдал Пушкин. Если бы не видел лично, то ни за что в жизни не поверил бы, что волосатик так может. Это было что-то с чем-то. Респект, одним словом. — Так что, Вован, прощай. — И Санёк с двух револьверов разнёс башку Владимиру Владимировичу.

Я проглотил слюну. Петрович, кстати, тоже.

Мы оба смотрели на два трупика и не знали, что говорить.

— На самом деле я очень добрый, — начал Пушкин. — Но нужно понимать, что иногда даже очень добрые люди злятся. А это значит, что необходимо держаться подальше от них, если ты плохой человек. Эти мужики были теми ещё уродами. Поэтому я сделал то, что сделал… и точка, ребята.

Тут появился Леший.

— Вот такой развязки я точно не ожидал, — спокойно сказал он. — Саня Пушка… отныне ты принят в мою лесную братву. Такие ребята нужны моему дремучему лесу.

— Спасибо, Леший, но мне хорошо и здесь. Если реально хочешь чем-то помочь, то помоги убрать это дерьмо с пола. И, если это возможно, сделай всё так, будто не мы здесь виноваты, а кто-то другой.

— За всё нужно отвечать. Что бы там ни было, но кто-то должен быть виновником сего действа, — расстроился Леший.

— Постой, ты обиделся, что Пушкин не хочет стать частью твоей братвы? — подключился я.

— Нет, Димон. Не хочет… ну и не надо. Я и без него неплохо веду дела. Но лишние руки никогда не помешают. — Леший посмотрел на волосатика и добавил: — И всё же для тебя путь в мой лес открыт.

— Спасибо ещё раз за предложение, но я сказал наверняка… так что никакой лесной братвы, — высказался Пушкин. — Ты лучше скажи: сможешь ли что-то сделать с этими двумя?

— Я их заберу в свой лес. Дерьмо является отличным удобрением, так что… — улыбнулся Леший, недоговорив шутку, которую и так все поняли.

— А что с поиском виновника? — поинтересовался я.

— Нужно, чтобы вы что-то придумали. Кто-то всё равно должен ответить за них.

— Леший, я правильно понял: ты хочешь забрать два трупа в свой лес?

— Да.

— Но тебе нужен виновник?

— Да.

— Но какой виновник без улик? Если никто не узнает, где директор и президент, то…

— То «что»? — посмотрел на меня Леший с таким удивлением, будто я говорил херню. — Мы же знаем, кто виновник сего действа. Но если мы знаем, то не сможем долго скрывать это. Всё-таки это убийство двух существ… очень влиятельных существ. Один так и вовсе является президентом. Ты хоть понимаешь, что ждёт Петровку, когда люди узнают, что президент пропал?

— Думаю, что понимаю, — ответил я. — Но как это связано с тем, что знаем мы, и что должны знать другие? И вообще, зачем нам виновник, если тайна останется между нами?

Леший посмотрел на Пушкина и спросил:

— Ты готов взять вину за свои действия на себя?

— Конечно готов, — без раздумий ответил мелкий. — Я и так был готов к тому, что меня ждёт совсем не та жизнь, о которой мечтают дети, когда у них в жизни всё хорошо. Нет, я прекрасно понимал, что, убив двух влиятельных мудаков, мне придётся жить по совсем другим законам.

Слова Пушкина тронули меня до глубины души. Даже слёзы пошли.

Мне стало жалко волосатика. Настолько жалко, что я на эмоциях крикнул:

— Я виновен!

Пушкин повернулся ко мне.

— Что?! — не совсем понял он.

— Я виновен в убийстве этих двух, — спокойно повторил я, смотря на Лешего, хотя боковым зрением как бы видел, как Пушкин «пялится» на меня. — Леший, ты можешь принять это за правду?

— Могу, — улыбнулся дух леса.

Леший подошёл ко мне и крепко обнял.

— Молодец, Димон, — шепнул он мне на ухо. — Это то, чего я ждал от настоящего человека из другого мира. Ты меня не разочаровал. Рад, что ты подумал не о себе или своей родне, а о ком-то со стороны.